Осторожно вывожу байк из пещеры. Загонщиков не видно. Лихо поворачиваю налево и километра два на хорошей скорости иду вдоль скальной гряды. Потом сбрасываю скорость и почти вертикально поднимаюсь вверх. Перемахиваю одну скальную гряду, вторую — и направляюсь вглубь материка. Очень далеко от побережья удаляться не хочу. Всего километров на двести-триста. Под нами — дивной красоты полянка, речка, песчаный пляжик. Только я слышал, на Диком материке водятся крокодайлы. Поэтому вытаскиваю из кармана светошумовую гранату и отправляю с двадцати метров в речку. Закрываю ладонью глаза Лапуле, сам зажмуриваюсь и прижимаю уши. Вспышки почти нет, вода поглотила. Мог бы не жмуриться. А треснуло знатно. Крокодайлов тоже нет. Зато из реки поперли жабоглоты! Крупные, да в таком количестве!!! О чем это говорит? Правильно, местных поблизости нет. Местные бы всех жабоглотов съели. Но купаться здесь нельзя. Иначе не ты его, а он тебя… И доказывай потом, кто из нас вершина пищевой цепочки! Разворачиваю байк и ищу место для лагеря. Чтоб рядом были вода, дрова, полянка и тень. Нахожу — горный ручей с ледяной водой. Купание отменяется. Остальное — на уровне. Отстегиваю от байка бурргуну и Лапочку, ставлю палатку. — Господин, рабыня хорошо умеет готовить. Она может приготовить из бурргуны десять блюд… — Есть хочешь? Ничего не говорит, только часто-часто кивает. Но я их островные ритуалы знаю. И чем отличается господин от хозяина — тоже знаю. — Потерпи, Лапочка, скоро поедим. Подвешиваю бурргуну за задние ноги к дереву и свежую тушу. Краем глаза наблюдаю за Лапочкой. Девочка не может сидеть без дела, выбирает место для костра, ногами подкатывает камни. Нескладная она еще, длинная, тощая, одни руки и ноги. Но мордашка очень выразительная. Ох, попадет мне от мамы. Папе еще сумею зубы заговорить. С мамой — не пройдет. Поблизости никто не живет, поэтому дров в лесу — выше крыши. Складываю костер, зажигаю от зажигалки. Мяса тоже навалом. Развожу в котелке концентрат, получаю фруктовый сок. Ну да, ради такого случая вскрыл пакет НЗ из байка. Посмотрев, какими голодными глазами Лапочка смотрит на мясо, достаю из багажника сковородку и укладываю на нее еще один кусок, самый крупный. Думал, Лапочка откажется есть из моих рук. Какое там! Хорошо, что пальцы не откусила. Готова горячее глотать не жуя. Приказываю есть неторопливо, и каждый кусок даю запить соком. А она жрет как не в себя! Если так пойдет, нам холодильник не нужен. Потому что мяса до завтра не хватит. Поели. — Господин, рабыне очень стыдно, но у рабыни связаны руки, она сама не может… — Ну? — Рабыня хочет какать… Так прямо, открытым текстом. Выясняю, в чем дело. В шортиках вместо ремня металлическая цепочка. Закрыта на замок. Ключ тут же, спрятан в шортиках. Понятно, чтоб матросня не распускала руки. Как бы, какаем и писаем только по разрешению хозяина. А новый хозяин должен ей и попу лопухом подтирать. Ох уж этот гребаный ритуал! — Господин… — Ну? — Если господин не хочет развязывать рабыне руки, можно, рабыня немного подремлет? Только до тех пор, пока не понадобится господину… Так, значит! Накорми, напои да спать уложи. Но требование законное. Показываю и объясняю, как работает застежка-молния на входе в палатку. И расстилаю Лапочке пенку. Засыпает моментально. Видно, три ночи не спала. А я осматриваю свои владения. Целый месяц свободы! Четыре недели, тридцать два дня! Ну, за вычетом двух дней на дорогу, которые я практически проспал. Да, да, установил на байке старое корыто, прикрепил, притянул ремнями и веревками, задал автопилоту координаты финиш-позиции и приказал двигаться по кратчайшему расстоянию. Зачем корыто? А это такой упрощенный вариант каюты. Я в нем спал! Постелил два комплекта пенок и дрых сколько мог. В горах только неудачно получилось. Там средняя высота три с половиной тысячи. Да я автопилоту задал тысячу над грунтом. Падение температуры — шесть градусов на километр высоты. Сколько получается? Правильно, глубокий минус! Чуть в ледышку не превратился. Догадался пенкой прикрыться, перетерпел четверть часа. Зато над океаном лететь — одно удовольствие. В смысле, скука смертная. Застывшие гряды волн от горизонта до горизонта — и больше ничего. Но, как бы там ни было, двое суток — и я на диком материке! Впереди двадцать восемь дней отдыха и два дня на обратную дорогу. Потом мама с Татакой дня два будут проедать плешь, что улетел без разрешения. Ага, кто бы мне разрешил! Татака может устроить сутки карцера. Хотя, вряд ли. Я же старшекурсник, а она новичков дрессирует. И формально я ничего не нарушил. То, что сбежал из дома, оставив на столе записку — это семейные дела. Учебного корпуса не касаются! А перед учебным корпусом я чист как горный снег. Два года копил увольнительные, и взял сразу все — тридцать три штуки. Сам Пуррт подтвердил, все законно! Ну, придется догонять группу и сдавать зачеты за пропущенный месяц. Но месяц свободы того стОит! Строгаю копье. Жабоглоты вверх на три-четыре метра прыгают, и на десять-пятнадцать шагов вдаль. Поэтому мое копье — толстая оглобля больше трех метров длиной. Не очень прямая, но прочная. Тяжелая, зараза. Я ее ошкурил. Дня два-три подсохнет на солнце, может, легче станет? Вообще, лучше бы двуручный меч. Я прошел под шлемом курсы фехтования на двуручниках и фехтование двумя мечами. С моторными навыками! Прронырра помог. Не даром, конечно. Тяжелый двуручник — наверно, самое подходящее оружие против жабоглота. Но чего нет — того нет. К ужину из палатки выползает Лапочка. Зубами закрывает молнию, чтоб в палатку не набились кровососы и бредет ко мне. А я обжигаю над костром наконечник копья. Копье приводит Лапочку в ужас. — Это не для беглых рабынь, это для жабоглотов, — поясняю я. — Рабыня чуть не… Господин, рабыня хочет сделать пи-пи. Ох, ежкин кот! Извлекаю из шортиков ключик, расстегиваю ремень-цепочку и стягиваю с Лапочки шортики. — Это — «чуть не»? Это теперь называется «чуть не»? — вешаю шортики на куст так высоко, как могу дотянуться. — Походишь пока голышом! В глазах рабыни набухают слезы. На самом деле никакого криминала в шортиках нет. Так, чуть влажные. Но, чуйка говорит, Лапочка решила сесть мне на шею. А без шортиков она тоже красивая! Всхлипнув, девушка убегает. Но вскоре появляется из кустиков и садится рядом со мной. На щеках влажные полоски. Но… Любопытство кошку сгубило, как говорит папа. — Господин, можно рабыне спросить? Кто такие жабоглоты? — Те зубастые твари, что полезли из речки, когда я устроил «бум». Они вкусные. Пошевели пальцами. Теперь на другой руке… Руки не затекли? — Нет, господин. Господин умеет связывать рабынь. Только плечи чуть-чуть болят. Вот ведь упорная! Ну, пусть и дальше ходит связанная! Кормлю опять с рук. Аппетит у девушки отменный, но не более. Видно, что до побега не голодала. А того, что осталось от бурргуны, едва хватит на скромный завтрак. Охотиться на жабоглотов без помощника сложно и опасно. А Лапочка никак не хочет признать меня хозяином. Придется завтра надавить на девочку. Ох, влетит мне от мамы… Ворошу палкой угли костра и краем глаза наблюдаю за Лапочкой. Она разыскала длинную ветку и пытается тихо и незаметно снять с куста свои шортики. Сделать это со связанными за спиной руками совсем не просто. К тому же, девушка постоянно оглядывается на меня. Делаю вид, что ничего не замечаю. Сняла! Подхватила зубами с земли и направилась к палатке. Опять же, зубами справилась с застежкой-молнией. А потом из палатки долго доносились шуршащие звуки. Пусть развлекается. А я любуюсь звездным небом и луной. Свобода — это здорово! Первый день на материке — и сразу столько приключений. А завтра-послезавтра будет охота на жабоглота. Потом разыщу дикарей и посмотрю, как они живут. Может, если повезет, приму участие в охоте на бозонов. Заодно, узнаю у местных, как они на самом деле называются. Бозонами их Мухтар окрестил. Потому что их очень много, они разные и на бизонов похожи. Когда бежит стадо бозонов, дрожит земля. Еще обязательно полюбуюсь на слонопотамов. Столько дел впереди! Лапочка притворяется сладко спящей. Каким-то образом сумела натянуть шортики. Запускаю программу укрощения строптивых со звонкого шлепка по попе. — Собралась спать одетой? Я тебе не разрешал одеваться. Не обращая внимания на жалобную гримаску, стягиваю с девочки последнюю одежку. Расстилаю себе вторую пенку. Как хорошо, что в корыте одной пенки показалось мало. Уже второй раз благодарю судьбу, что взял две. Одеял у меня тоже два, но это всегда так. Одним накрываюсь сам, второе кладу под голову. Попросит — дам. Засыпаю под чуть слышное шмыгание носом. Просыпаюсь среди ночи от толчка в бок. Лапочка свернулась калачиком, уперлась спиной в мой бок и дрожит. Укутываю ее одеялом. А когда согревается и распрямляется, по-хозяйски кладу руку ей на талию. И засыпаю с чувством выполненного долга! Утром просыпаюсь первым. Казарменная привычка вставать с восходом солнца. Зевая и потягиваясь, вылезаю из палатки. В это время у нас утренняя пробежка на пять тысяч шагов. Как говорят наставники, для аппетита. Но если разыграется аппетит, мяса на завтрак не хватит. Поэтому мужественно подавляю желание побегать. Тень большой птицы проносится по поляне. Нет, не птицы! Потому что с неба опускается белый парашютик. Птицы парашютиками не какают! Это посылка для меня! Парашютик — квадратная белая тряпочка чуть больше носового платка. Под ним — не поверите — ОШЕЙНИК! Не простой, а с двумя мелкими изумрудами. Почти как у мамы, только у мамы с рубинами. А еще в ошейнике переговорка, СОС-маяк, переводчик, что-то из биотелеметрии, что-то из инструментов и восемь видеокамер. О чем это говорит? Ну, во первых, о том, что меня страхуют ребята Стаса. Я же не отключал регистраторы байка. Я взрослый мальчик и не хочу, чтоб КомКон всю планету перерыл в поисках моей тушки. Во-вторых, кандидатуру Лапочки обсудили и признали достойной ошейника доверенной рабыни. В-третьих, это вовсе не значит, что я избегу показательной порки по возвращении. Но… НЕ РАНЬШЕ! Свобода!!! Прячу до времени ошейник в багажник байка. И по-быстрому прокручиваю комплекс упражнений утренней зарядки. Потом вырубаю себе деревянный двуручник и провожу бой с тенью. Тень повержена и просит пощады. И тут вспоминаю, что забыл видеокамеру на дереве у пещеры. Лопух моя фамилия! Бегу за планшеткой, устанавливаю коннект с камерой. Есть связь! О чем это говорит? О том, что над Диким материком парят уже два стратосферных ретранслятора. Один охраняет корыто в месте первой высадки, второй прямо надо мной. Скачиваю из видеокамеры на планшетку запись за прошедшие сутки и просматриваю в ускоренном режиме. Загонщики возвращаются к пещере и смешно суетятся, обсуждая, что делать. Замедляю скорость до нормальной. Один утверждает, что из пещеры пахнет кровью и беглянкой. Римм утверждает, что в пещере никого нет и не было, потому что вода чистая. Загонщик настаивает. Ему суют в руку факел и отправляют в пещеру. Через минуту он возвращается, злой и мокрый. Факел тоже мокрый. «Посмотри на воду. Она была прозрачная. Ты прошел и замутил ее. Эта муть три дня оседать будет», — говорит ему римм. Больше ничего интересного. Загонщики разбились на две группы и еще раз обшарили окресности. Ночевали возле пещеры, но за пределами видимости камеры. Утром ушли на север. Лапочка вылезла из палатки и села рядом со мной. Погладил ее по головке и прокрутил самые интересные места видеозаписи. — Они ушли на корабль. Рабыня хочет напомнить, что хорошо умеет готовить мясо на костре. — Сейчас у меня с рабыней будет очень серьезный разговор, — решительно начинаю я. — Кто был хозяином рабыни неделю назад? — От рождения и по сей день мой хозяин — высокий торр Асерр. Ему принадлежит моя мать, ему душой и телом принадлежу я. — Четыре дня назад ты убежала от высокого торра. Загонщики не смогли тебя поймать и отказались от преследования. Ты покинула пределы Архипелага и сейчас на Диком материке. Законы Архипелага здесь не действуют. Значит, кто ты? — Рабыня высокого торра Асерра. — Но ты же от него убежала! — Нет, господин, рабыня убежала от его сына. На то были причины. Хозяин поймет и простит рабыню. Вот блин! Такого поворота я не ожидал. Хорошо, продавить логикой не получилось. Буду давить апломбом. — Не играй словами, рабыня. Ты бежала, бежала успешно. Тебя не смогли поймать загонщики. По закону ты стала свободной. После этого тебя поймал я, связал и сделал своей рабыней. Кто теперь твой хозяин? — Мой хозяин — высокий торр Асерр. Я с честью и гордостью ношу его ошейник, — звенящим от слез голосом заявляет эта… несгибаемая. Весь мой план основан на том, что она признает меня хозяином. Если не признает… Да надо мной весь курс смеяться будет. А по закону оазиса карцер светит… Минимум на неделю. Поблажка — потому что в первый раз. Вот влип-то! Может, отвести ее к высокому торру? В корыто вдвоем не влезем, значит, три дня туда, три дня оттуда, день там. Семь дней отпуска коту под хвост. Последняя попытка — беру на испуг. Если не выгорит… Лучше не думать. — Вот теперь ты меня разозлила. Ошейник, значит, с гордостью носишь?! — злобно пиная камни, шагаю к байку. Достаю из багажника резак и все необходимое. — Ошейник, значит… На колени! Лапочка опускается на колени, и я сжимаю с боков ее ошейник, превращая его из круглого в овальный. — Наклони голову! — Прицелившись, срезаю резаком заднюю часть ошейника вместе с прядкой шерстки. Срываю разорванное кольцо с ее шеи. И тут же защелкиваю на ее горле свой ошейник. — Чей на тебе ошейник?