Так я никогда больше не буду голодать. Четвертый признак наступления Апокалипсиса пришел ровно в восемь утра, когда я пробиралась на пятый этаж в наш импровизированный офис. Шантилья сидела на диване и смотрела «Титаник». Она поставила на паузу сцену, в которой Роуз делает вид, что на обломке, на котором она лежит, больше нет места, и Джек умирает. Когда Шантилья обернулась и увидела, что это я, она молча включила фильм. Если я и удивила ее, она ничем этого не показала. Может быть, она не специально исключила меня из рассылки. И, может быть, та жирная птица, что, словно пьяная, летела за окном, на самом деле была свиньей с крыльями. Вероятность почти одинаковая. Шантилья проигнорировала мое существование и продолжила просмотр, слеза скатилась по ее щеке, когда Роуз эгоистично убила мужчину, которого якобы любила. – Трогает каждый раз, – прошептала Шантилья сама себе без тени сарказма в голосе. Убийство? – Эм… окей, – протянула я, невольно задаваясь вопросом, где все. Ида Мей сказала мне «в восемь ровно». – Где все? – Собрание перенесли на час. Это было не мое решение. – Она стерла тушь, проложившую дорожку вниз по щеке. – Черт, мне надо привести себя в порядок, – сказала она мне, как будто меня это заботило. Я вынула свой телефон, набрала сообщение Бену и стала ждать, пока подойдут остальные. Я подумала, не сказать ли ему, что видела эротический сон с его участием, но решила поговорить о чем-нибудь другом, особенно учитывая тот факт, что я представляла его Нэшем. Дурга: Ты бы выстрелил в руку лучшему другу за пять миллионов долларов? Хороший вопрос. Роуз пожертвовала Джеком, а Рид только что занял довольно высокую позицию в списке моих разочарований. Жениться? На Бэзил Беркшир? Девчонке, которая насовала в мой шкафчик «Тампакса» в тот день, когда у меня впервые случилась протечка прямо посреди урока физкультуры. К счастью, я испачкала только спортивный костюм. Я также окунула тампоны в водицу, подкрашенную красным пищевым красителем, и оставила их в ее шкафчике, потому что «быть выше» не значилось в моем словаре и моя мелочность, на мой взгляд, оставалась на приемлемом уровне. Рид как-то сказал мне, что я на девяносто девять процентов состою из мелочности и на один – из макарон с чеддером, но он все равно меня любит. Я тогда поцеловала его в щеку и назвала его своим лучшим другом. Бенкинерсофобия: У меня нет лучшего друга. Естественно. Бен был похож на дикобраза в жару, он кололся всюду с ненасытностью, которую я лично приберегала для ненависти к людям. Однажды он сказал мне, что наша дружба – не что иное, как чудо. Я восприняла это как комплимент, но не была уверена, что это был он. Дурга: Я удивлена этим фактом так же, как чирлидерша, за которой гонится мужчина с мачете на пятой минуте третьесортного фильма. Он не отвечал какое-то время, так что я сидела на диване, сунув руки в карманы черного, застегнутого до подбородка худи и взгромоздив ноги на кофейный столик. Поскольку мне было скучно и нравилось отвечать жестокостью на жестокость, я перемотала фильм и поставила паузу на моменте, где Роуз бросает в океан дорогое ожерелье, вместо того чтобы отдать его на благотворительность. Бенкинерсофобия: Сделал бы это за двадцать. Я громко фыркнула, заставив вернувшуюся Шантилью сморщить нос, и я поклялась себе, что, если умру до встречи с Беном, моя жизнь будет прожита неполноценно. Рид носил титул лучшего друга, но Бен был словно макароны, утопленные в белом чеддере. Комфортная пища для души. Человек, который всегда точно знал, что сказать, чтобы я почувствовала себя лучше. Я потеряла свою семью, свое имущество, свое будущее. Но он помог мне найти нечто важное. Мою улыбку. И, наконец, пятый знак Апокалипсиса явился после того, как пришли Ханна, Ида Мари и Кайден – когда в комнату, притворяясь, будто не знает меня, вошел Нэш Прескотт. Глава 18 Нэш Никогда не тратил свое время на объяснения с кем бы то ни было. В десяти случаях из десяти люди уже составили свое мнение о вас. Время слишком ценно, чтобы тратить его на тех, кто не пытается понять вас. Делайла Лоуэлл, однако, была исключением. У нас был трудный старт. Я послал ее к черту, приняв за чересчур разговорчивую стажерку. Она ответила, что мои оскорбления ее не смущают и у нее есть собака более опасная, чем я. Знай я, что эта собака – Роско, я бы, вероятно, расхохотался ей в лицо, захлопнув дверь у нее перед носом. Четыре года спустя она и ма были единственными, у кого была привилегия знать мой номер телефона. У всех остальных, включая Рида, была моя электронная почта. – Нэш, – Дедайла положила руку мне на плечо после того, как я вышел из лифта на пятом этаже, – эта хмурая гримаса у тебя на лице кричит о предстоящем судебном процессе. Что бы ты ни задумал, не делай этого. Ее волосы выбились из прически. В одной руке она несла свою крысу, другой – копалась в своей оранжевой сумке «Биркин». Я был на девяносто процентов уверен, что, прежде чем я заставил ее спуститься со мной вниз, она занималась сексом по телефону с мужем. Два еловых глаза сузились, выискивая в моем лице признаки грядущих проблем, затем она добавила: – Я уже загружена наблюдением за контрактами в Сингапуре. – Ее свободная рука продолжала рыться в сумке, остановившись только чтобы схватить меня за руку, когда я повернулся уйти. – Я бы хотела иметь возможность провести время со своим мужем в этом столетии. Я вновь обернулся к ней, убрал ее руку с предплечья и нахмурился еще сильнее. – Первое, я не хмурюсь. Второе, ничего я не задумал. Третье, насколько я помню, надзор за контрактами в Сингапуре – это твоя работа. Возможно, тебе стоит найти другую работу. Я буду счастлив нанять того, кто напишет тебе рекомендательное письмо. Ее внимание вернулось к сумке. – Мне не моя работа не нравится, – она прекратила рыться, когда нашла, что искала, – а рутина «ты-не-начальник-надо-мной»? Серьезно? Мы выше этого. – Это стало рутиной, потому что это действительно так. Я действительно твой босс, – я выделял каждое слово и застегивал рубашку, – приятно иметь скромных приспешников. Наконец она вынула стопку бумаг, смятых по краям и испачканных коричневым – как я надеялся, кофе – в центре. Любой, кто влюблялся в ухоженные пальцы Делайлы и ее свежеотглаженные костюмы, был глупцом, каким я не был. У нее было столько же шансов стать собранной, сколько у меня трахнуться без презерватива (для справки: ошибка, которую я совершил лишь единожды, к счастью, не закончилась плачем новорожденного, которого я был обязан эмоционально уничтожить). Я освободил ее от бумаг и бегло просмотрел их. Список. Основные пункты: множество глаголов действия и маленьких картинок, но мой взгляд остановился на Эмери. Она позировала, словно человек, которого фотографируют для уголовного дела. – А это что такое? – Когда Делайла открыла рот, я добавил: – Кратко. – Список дизайнерской команды. Они все молодые, но мы рассматриваем их на долгую перспективу. Шантилья, рыжая, руководит командой, пока Мэри-Кейт в декретном отпуске. Кайден, второй по старшинству, старший сотрудник по дизайну. Он англичанин и бестактен, но хорошо справляется со своей работой. Чрезвычайно эффективно. Он установил офис и мебель в пентхаусе, пока мы были на встрече с мэром на днях. Ида Мари, долговязая блондинка, младший сотрудник и моя любимица в этой компании. Милая и скучная, как Мармадюк. Каждый раз, как я ее вижу, приходится сдерживаться, чтобы не погладить ее по голове. Ты бы ее возненавидел. Ханна и Эмери – стажеры. Как выглядит Эмери, ты знаешь, а Ханна – брюнетка, о которой нельзя сказать ничего хорошего, – она вынула лист из низа стопки, – это самое важное. Тут перечислено все, что ты не можешь говорить своим подчиненным без того, чтобы не добавить в мою рабочую нагрузку судебный иск. Оторвав взгляд от снимка Эмери, я сказал: – Я знаю, как избегать судебных исков, Делайла. Она выгнула бровь. – Да неужто? Я выхватил у нее вторую бумажку и просмотрел. – Не ругаться при сотрудниках. Не запугивать сотрудников. Не доводить сотрудников до слез. – Я уставился на нее, не понимая, серьезна ли она. – Какая-то диктаторская чушь. Я не могу контролировать их эмоции. – Просто следуй списку. – Роско гавкнул дважды и потянулся куснуть меня за плечо. Я отодвинулся от крысы. Делайла притянула его назад, принялась запихивать его в свою сумку за тридцать тысяч долларов, пока снаружи не осталась только его голова. – У видимся вечером за ужином. Я ненавижу ужинать в одиночестве, а Кинг прилетает только в среду. – Не смогу. Я сегодня волонтер в столовой. Словно подтаявшее мороженое, она размякла: сначала глаза, затем поза. Я ждал, когда она уже растечется по полу лужицей, в которую я смогу шагнуть. По крайней мере, так мы покончим с этим разговором. Она заговорила тише, будто собиралась раскрыть государственную тайну. – Ты хороший человек, Нэш. Когда я впервые с тобой встретилась, я хотела уйти, а потом поняла, что ты – лучший человек, какого я знаю. – Это не так. Возможно, тебе все же стоит уйти. – А ты не видел заявления об увольнении у себя на столе? – Так вот что это было? Я отправил его в шредер вместе с твоей прибавкой. Она собралась уходить, но обернулась и выдохнула, голос ее звучал несколько громче, чем мне хотелось бы, но говорить «заткнись» единственному человеку, кроме моей мамы, который меня выносил, казалось плохой идеей. – Я написала заявление об увольнении. Четыре года назад. – Делайла плотнее запахнула куртку. – Потом я увидела тебя в том итальянском заведении на Восьмой. Ты вошел с бездомной женщиной. Они не захотели ее обслуживать, и ты ушел оттуда. К тому времени, как мне принесли «королевский десерт», ты отвел ее в салон, подстричься, переодеться и накраситься, а сам вернулся, сделал заказ для нее и дал всем по тысяче баксов чаевых, кроме того засранца, который отказался ее обслуживать. Она провела рукой под глазами, хотя не пролила ни слезинки, и добавила: – Ты вернул ей достоинство, потому что ты – хороший человек, хочешь ты в это верить или нет. Иногда мне хочется, чтобы ты дал себе передышку. Я был почти благодарен ей за ее речь. Почти. А потом она все испортила, добавив: