— Нашел? — Не знаю. Если и нашел, то следов не оставил, и заметят пропажу не скоро. — Деньги? — Вполне. — Тогда заметят. А может, у них сейф. — Не похоже. — Почему? — Сейф просто так не вскроешь. А этот пришел, зная, что ему нужно, и предполагая, где оно находится. И действовал, не оставляя следов. — И что бы это значило? — Думаю, собирается пошарить еще раз. Доиграть игру. У него был разочарованный вид, когда он уходил. — Разочарованный вид? — фыркнул Добродеев. — Там же было темно! — Темно. Но я нутром почувствовал, что он разочарован. — Это ты мне как волхв? — Ну. Автор забыл упомянуть, что Монах совершенно серьезно считает себя волхвом. Добродеев сначала не верил и подсмеивался, а теперь уже не знает, что и думать. Было что-то в идеях Монаха, что никогда не пришло бы в голову нормальному человеку, ракурс, что ли, угол зрения… Ясновидение? Проведение? Черт его знает, думал Добродеев, исподтишка рассматривая Монаха, может, правда волхв. — Чего-то кушать охота, — сказал Монах, отчитавшись. — Как там Митрич? — Как всегда. Озабочен. Передает привет. Сейчас я быстренько накрою… Хочешь здесь? — Хочу в кухне. Хоть какая-то движуха. Надоело до чертиков, все бока отлежал… и вообще. — Он похлопал себя по изрядному животу. — Помочь? — Отнесешь на руках? — Запросто! …Они сидели за столом, уписывали за обе щеки «фирмовые» Митрича и запивали их пивом. — Может, все-таки сказать им? — спросил Добродеев. — Как-то не по-людски, их грабят, а мы молчим. Монах задумчиво покивал. — Давай, Леша, посмотрим, что сегодня. Если этот тип снова придет, поднимем тревогу. — А если не придет? — Ты имеешь в виду, если он нашел то, за чем приходил, и больше не придет? Тогда толку дергаться! Мне, знаешь, тоже как-то не в радость признаваться, что сижу тут с трубой, типа подглядываю. Хочешь, оставайся. Проверим вместе. Голову даю на отсечение, он ничего вчера не нашел. — Ты уверен, что хозяев не будет дома? — Уверен. Она приходит около девяти, он позже. Похоже, их тошнит от супружеской жизни. Он падает на диван, она пьет чай в кухне, потом уходит в спальню. Из чего я заключаю, что она возвращается с работы, причем голодная, а он из заведения, где перекусил и принял. Спят они, похоже, раздельно. Знаешь, Лео, народ даже не подозревает, что весь как на виду, и любой — любой! — желающий без усилий пролезет внутрь его жизни. Причем совершенно не бросаясь в глаза. Добродеев задумался, уставившись в пространство… …Они сидели в темной комнате в ожидании грабителя. Монах рассматривал окна дома напротив, и Добродеев поминутно спрашивал: — Ну что? Пришел? — Нет пока, — отвечал Монах. — Рано. Она опять раздевается! — Дай посмотреть! Монах отодвинулся, и Добродеев приник к окуляру. — Хороша! Необязательно стриптизерша, может, танцовщица. Смотри, какая пластика! Сумасшедшая! Монах заглянул в трубу. Потом Добродеев. Потом снова Монах. Они напоминали школьников, рассматривающих порножурнал. — Леша, он здесь! — вдруг страшным голосом произнес Монах. — Видишь фонарик? — Вижу! Что будем делать? — Наблюдать. Засеки время! По-видимому, на свете нет ничего, что не могло бы случиться. Гипотеза Марка Твена Они наблюдали за передвижениями неизвестного в квартире дома напротив. Луч фонарика указывал, что он находится в спальне, где копается в тумбочке. Фонарик грабитель, видимо, держал во рту. — Ты прав, еще не нашел, — прошептал Добродеев. — Ищет. А откуда он знает, что никто не придет? — А как бы ты узнал на его месте? Представь себе, что тебе нужно… — Понял! — перебил возбужденный журналист. — Последил бы за ними несколько дней. Ты говорил, они все время возвращаются примерно к десяти. — Верно. Но есть еще одна возможность… — Какая? — А подумать? — Ну, не знаю… Смотри! Свет! Она вернулась! — вдруг ахнул Добродеев. — Раньше времени! Я говорил, надо предупредить! Они наблюдали, как в квартире зажегся свет и женщина вошла в гостиную. Села на диван, задумалась. Поднесла к глазам руку с часами. — Звони ей! — почти закричал Добродеев. — Откуда у меня номер? Звони майору! Они увидели, что женщина вдруг повернула голову и застыла. Казалось, она прислушивается. Потом поднялась и вышла в коридор. Она стояла там, и они словно чувствовали ее растерянность. Добродеев, прижав телефон к уху, приговаривал: да возьми же, черт подери! Возьми! Майор Мельник был опером, с которым обоих связывали самые тесные… хотелось бы сказать, добрые, но язык не повернется, отношения. Между ними даже имело место некое негласное соперничество, в чем майор не признался бы даже под страхом смертной казни, равно как и в том, что время от времени прибегает к их помощи. Прибегать-то прибегает, но никогда не признает вклада… «вставленного фитиля», как выражался Монах, и всячески подчеркивает, что идеи у них завиральные, оперативного опыта ноль, а тот факт, что они заметили нечто, упущенное следствием, суть не что иное, как досадная случайность. Случайность! И вообще, не путайтесь под ногами, господа журналисты и путешественники, здоровее будете. Так-то оно так, но заходя в тупик, майор в беседе с Добродеевым совершенно случайно, разумеется, позволяет себе некие оперативные вбросы, которые Монах потом разжевывает с помощью серых клеточек. — Майор! — закричал Добродеев, услышав бас майора. — Он может ее убить! Скорее! — Леша, ты? Кто убьет и кого? — Грабитель! Мы с Монахом выследили грабителя! Он в квартире напротив, и вернулась хозяйка! Скорее! Мы у Монаха, адрес ты знаешь! — Сейчас буду. Не лезьте никуда. Сидите тихо. — Он сейчас приедет, — сказал Добродеев. — Где она? — Не вижу никого. Она вышла из гостиной, постояла в коридоре… Никого нет. По-моему, пошла в спальню, возможно, подумала, что муж там… — Где же она сейчас? А он? Они напряженно вглядывались в окна квартиры напротив. В гостиной горел свет, окна спальни были темными. Луч фонарика исчез. Вдруг они увидели мелькнувшую в коридоре тень. — Ушел! — вскрикнул Добродеев. — Христофорыч, он ушел! Оба вздрогнули, когда в дверь позвонили. Это был майор Мельник.