События, предшествующие тому моменту, как обнаружилась пропажа перстня, пронеслись в голове Антонины за считаные секунды. А мать за это время успела обозвать Емельяна «безмедянником» и бросить обличительное: «В твоих карманах нет ни копья!» — Возможно, я нищ, — с достоинством парировал он. — Но у меня осталось главное — человеческое достоинство, и перстня вашего я не брал. — Как же, не брал ты! И ведь как быстро сбылось гадание. Только час назад воск твоей свечи приобрел форму перстня, и вот он уже у тебя! — Ваши обвинения крайне оскорбительны для меня, поэтому я вынужден покинуть ваш дом… — И решительно направился к выходу. Но уйти ему не удалось. — Кеша! — гаркнула Люся сразу после того, как услышала заявление Емельяна. — Не пускай его! Иннокентий прогалопировал к двери и закрыл ее своим пусть и не мощным, но довольно крепким телом. А тут к нему еще и братья присоединились. — Да как вы смеете? — возмутился Емельян. — Выпустите меня немедленно! — Решил сбежать с моим бриллиантом? Не выйдет! Емельян вывернул карманы пиджака. Но Люся только хмыкнула: — Меня на это не купишь! Может, ты его в трусы спрятал? Или вообще — проглотил. А завтра слабительного напьешься и — вуаля — бриллиантик вышел! Был Емельян бомжом, стал миллионером. — То есть, пока бриллиант не найдется, вы меня не выпустите? — уточнил тот. — Естественно. — А может, милицию вызвать? — предложила Тоня. — Сами разберемся, — отрезала Люся. — Да, сами, — неожиданно согласился с ней Емельян. В следующую секунду Тоня поняла почему: — Я как личность, не имеющая документов, не хотел бы попадаться на глаза представителям правоохранительных органов. — Ну и что вы предлагаете? Всех обыскивать и сделать промывание желудка? Люся сначала задумалась, а потом энергично кивнула: — Да, это мысль. Только не всем, как ты сказала, а Емельяну, Соне, Марианне, Льву и Эдуарду. Члены моей семьи вне подозрения. — Но мы тоже… — взволновался Эдик. — Тоже члены… В смысле, братья. — Я вас сегодня второй раз в жизни увидела. Мне вы — никто! — Ты, курица, нам тоже никто, — вышел из себя Лев. — Так что не надейся, что мы тебе позволим… — Он развернулся к старшему брату и грозно молвил: — Кеша, уйми свою бабу, иначе… — Не смей называть ее бабой, — вступился за супругу Иннокентий. — И курицей тоже не смей! — И, отстояв честь своей дамы, он обратился к ней лично: — А ты, Люся, не перегибай палку! Никого мы обыскивать не будем (про промывание я вообще молчу), вместо этого разбредемся по квартире и начнем искать твой перстень. — Кеша, не тупи, перстень не потерян, его украли! — Люсенька, по-моему, ты ошибаешься. — Я? Да никогда! — отрезала непоколебимая в своей правоте Люся. — А может, ты его просто машинально положила не в коробочку, а в другое место… Ты ж побежала за тазом и свечами… И… — Я положила его вот сюда, — отчеканила Люся, ткнув в банку из-под чая, стоявшую в шкафчике в прихожей. — А вот убирать, как обычно, в ящик не стала. Оставила банку прямо тут, потому что торопилась принести все прибамбасы для гадания. Конечно, разве я могла предположить, что среди нас есть вор? — Людмила Геннадьевна, — подала голос Соня, но не была услышана. — И этот вор, — продолжила матушка, — решил, что я хвачусь бриллианта только завтра или послезавтра, а то и через неделю, и тогда ищи его, свищи. Он на те полтора миллиона долларов, которые выручит от его продажи, на Бали улетит! — В таком случае это не Емельян, — не преминула заметить Тоня. — Ведь у него даже российского паспорта нет, не то что заграничного. — Заграничного и у меня нет, — выпалила Соня. — А еще я хотела сказать, что вор поспешил бы покинуть квартиру, чтоб поскорее вынести камень, но мы все тут, и это значит… — Ничего не значит! Злоумышленник просто не успел скрыться, я хватилась перстня слишком рано. — И все-таки я думаю так же, как Иннокентий. Никто перстень не крал, вы его просто не туда сунули да забыли. В вашем возрасте такое случается… Вот этого Соне говорить не стоило! Люся при любом замечании, касаемом ее реального возраста (уже даже и не бальзаковского), приходила в ярость. — Это чаще случается с подобными тебе старыми девами! — процедила она. — Уж лучше оставаться девой, чем, как вы, пускаться во все тяжкие в том возрасте, когда уже о душе пора подумать… Чем бы закончилась их перепалка, можно было только гадать, но разругаться вдрызг дамам не дал Емельян. — А не вернуться ли к нашим баранам? — громко спросил он. — Да, действительно, — поспешила согласиться с ним Соня. Она знала, что в любой баталии, пусть и словесной, победу одержит неукротимая пенсионерка. — Предложение Иннокентия мне лично кажется разумным. Давайте действительно поищем перстень, авось он найдется? Все, за исключением Люси, Емельяна поддержали. Матушка же уселась возле двери, чтоб в случае чего не дать вору уйти. — Тонечка, пойдемте вот в эту комнату, — шепнул Емельян на ухо Антонине и повел ее туда, где был накрыт стол. — Но здесь перстня точно нет, — так же тихо ответила та, но все же пошла за Емельяном. — Я все время находилась тут, и в комнату никто не заходил… — Вы совершенно правы, перстня здесь нет, я просто хотел доесть свой кусок. Мясо вкуснейшее! Как ваша матушка при таком отвратительном характере умудряется столь прекрасно готовить? Я всегда считал, что кулинария — удел благодушных… — Емельян, — оборвала его рассуждения Тоня, — а вам не кажется это некрасивым: есть тогда, когда остальные заняты делом? Я предлагаю присоединиться к ним и поискать перстень. — Ни к чему. Его скоро найдут. — Вы знаете, где он лежит? — Нет, но я догадываюсь, что на видном месте. Возможно, в ванной на полочке. Или на кухонном ящике, где хранятся спички. — То есть вы считаете, что мама действительно не прятала его в коробку? Машинально положила на полку, когда набирала воду? Или на шкафчик, доставая спички? — Нет, ваша матушка совершенно точно вернула перстень на место — она не произвела на меня впечатления рассеянного человека. Но его оттуда кто-то взял (я догадываюсь — кто, но пока не скажу, хочу проверить), а когда факт исчезновения вскрылся, вор испугался и решил вернуть драгоценность владелице. А так как признаться в своем проступке он не может, то просто положит перстень на видное место и… — Нашелся! — раздался радостный вопль. — Вот же он, лежит на тумбочке! — Как на тумбочке? — ахнула Люся. — В ней свечи хранятся. Ты, наверное, перед тем, как за ними полезть, положила на нее перстень, а потом забыла о нем… — Это на меня не похоже, — с сомнением протянула Люся. — Я, может, и не девочка уже, но склерозом пока не страдаю… — Люсик, ты у меня как девочка, — промурлыкал Иннокентий. — И память у тебя соответствующая… Девичья. Люся сразу растаяла и довольно прожурчала: — Как хорошо, что камень нашелся, а то так было неприятно подозревать близких людей… Хотя, честно говоря, на вас, мои дорогие, я даже не думала… — Мама, а ты не желаешь извиниться перед Емельяном? — строго спросила Тоня, взяв своего кавалера под руку (сначала его пришлось оторвать от тарелки) и выводя его в прихожую. — Ты огульно обвинила человека… — Вот еще! Перед бомжами я не извиняюсь! — Мама, Емельян пришел со мной, и, оскорбляя его, ты тем самым оскорбляешь и меня, свою дочь. — Будешь знать, как связываться… — Мама, еще одно слово… — Ну, хорошо! — Люся насупилась и не столько проговорила, сколько прошипела: — Проссстите. — Извинения приняты, — с достоинством молвил Емельян. — А теперь позвольте откланяться. — Да, мы пойдем, — сказала Тоня. — А ты, доченька, куда? Останься! Нас еще десерт ждет — пирожные, я сама испекла… — Нет, мама, мы пойдем. Все было очень вкусно, спасибо и до свидания. — Да, еда была выше всяких похвал, — заметил Емельян. — Прощайте.