– Возбуждено, – пробормотала я, – полицейские говорят: «возбуждено дело». – Вы правы, – согласился Юрий Петрович, – на таких мелких оговорках и ловят мошенников. – И полицейский произносит возбу́ждено, а не возбуждено́, – дополнила я, – в каждой профессии своя лексика и подчас неверные ударения. И возбудить дело – это особая процедура по заявлению потерпевшего или членов его семьи. Юрий Петрович сложил ладони домиком. – Но Елена всего этого не знала, обмануть ее было элементарно. Молодые люди внушили «вдове», что хоронить «покойного», пока идет следствие, нельзя. Ей отдадут усопшего после закрытия дела. Получит наследство Морозова через полгода, для этого ей надо заполнить кое-какие бумаги. «Адвокат» вытащил из портфеля бланки, Елена Николаевна взялась за ручку. Трудно представить, что творилось в душе Морозовой, когда пара актеров, оставив для связи свои номера телефонов, удалилась. С одной стороны, она испытала облегчение: Владимир не успел оформить развод, следовательно, любовница не получит ни копейки, она покойному никто. Лена может не беспокоиться за свою финансовую обеспеченность. Но едва она выдохнула, как в ее голове появилась новая мысль: это же она убила супруга! Да, Елена Николаевна испытывала горькую обиду, думая о том, что Владимир Михайлович, наплевав на годы брака, ушел к другой. Да, она собиралась драться за деньги до последней копейки. Да, она хотела, чтобы неверный муж был несчастлив с новой возлюбленной. Да, на волне эмоций она крикнула Дэдди: «Хочу, чтобы он умер». Но это была просто истерика. И что получилось? Морозова прорыдала сутки, потом утешилась и стала жить, тратя деньги мужа. Она без проблем пополняла свою кредитку, пользовалась средствами на счетах мужа. Никто ни разу не сделал ей в банке замечания, не задал никаких вопросов. Похоже, клерки не знали, что Владимир Михайлович убит. Несколько раз в неделю «вдове» звонил следователь, сообщал, как идет расследование, спрашивал, нет ли каких проблем с финансами, напоминал: – Если вдруг что не так пойдет, сразу сообщите. Я решу любые проблемы. Сами ничем не занимайтесь. Но все шло, как обычно, недостатка в наличных не было. Около нее появился Костя, над горизонтом взошло солнце, жизнь налаживалась. Лена стала спокойно спать. Как-то раз в пятницу Елена и Константин уехали на дачу. И вдруг в полночь раздался телефонный звонок. Номер был незнаком. Костя спал в другой комнате, он сильно храпел, поэтому они не проводили всю ночь в одной постели. Лена удивилась, но ответила: – Слушаю вас. Сквозь треск раздался тихий, до судорог знакомый голос: – Здравствуй! Елена обомлела. – Кто это? – Я, твой муж, – сказал мужчина, – Володя. Как у вас дела? – Ты умер, – прошептала Елена, – я видела твое тело. – Да, – не стал спорить покойный, – но, понимаешь, оказывается, все, что я считал сказками, – правда. Тот свет существует. Нам разрешают позвонить родственникам, чтобы задать самый важный вопрос. Лена, почему ты велела Дэдди убить меня? Глава двадцать девятая Морозова швырнула трубку на пол, но телефон почему-то не разбился, он лежал у кровати и вещал: «Почему ты велела убить меня?» Потом голос умолк. Лена сидела на постели, боясь пошевелиться. Спустя несколько минут айфон снова зазвонил. Морозова похолодела, но увидела на экране имя «Иван Алексеевич» и ответила. – У вас все в порядке? – встревоженно осведомился следователь. – Да, – прошептала Лена. – По вашему голосу я слышу, что нет, – возразил молодой мужчина, – быстро рассказывайте о своей проблеме. И Морозова сообщила про звонок, завершила она рассказ вопросом: – Меня кто-то разыгрывает? – Нет, – ответил следователь, – я знаю о таких случаях. Невинно убитые часто звонят тем, кто лишил их жизни. Ай, ай, ай, Елена Николаевна, значит, это вы организовали покушение на своего мужа. Собирайте сумку. – Какую, зачем? – пролепетала Морозова. – Мыло, зубная паста, тапки, расческа, – перечислил Иван Алексеевич, – наденьте спортивный костюм, в камере в нем удобнее будет. Прихватите чай, угостите соседок по камере. – Не понимаю вас, – прошептала Елена. – Завтра отправитесь в СИЗО, – выпалил следователь. – Куда? – жалобно спросила Морозова. – В следственный изолятор, – расшифровал незнакомую аббревиатуру ее собеседник, – вас обвиняют в убийстве мужа, поедете в колонию в Сибирь на лесоповал. Не вздумайте пытаться сбежать! Найдем вас даже под землей. Вот не жилось вам с хорошим человеком! Зачем Владимира Михайловича убили? Хотели деньги его заполучить? А каков результат? Скоро все узнают, что вы, Елена Николаевна, убийца! Вас посадят за решетку! Позор! Голос Ивана Алексеевича подействовал на полностью деморализованную Морозову как звук дудочки на кобру. Она молча слушала вкрадчивый голос, потом вдруг очнулась, кинулась к окну, распахнула его, вышвырнула в сад мобильный и влетела в комнату к Косте. Любовник не спал, он мирно играл на айпаде, удивился появлению Елены и спросил: – Что случилось? Морозова начала истерично кричать, парень попытался успокоить Лену, но та, окончательно перестав владеть собой, наговорила ему гадостей. Обозвала его альфонсом, а мать любовника шлюхой. Костя тоже потерял самообладание и сообщил любовнице правду. Владимир Михайлович жив. Сначала он нанял Дэдди; когда тот сумел довести Лену до вопля: «Пусть он сдохнет», велел ему разорвать отношения с любовницей. Но перед расставанием внушить ей, что смерть Владимира – это ее заказ. Потом нанял Константина, чтобы тот докладывал ему о всех шагах, которые решит предпринять опостылевшая баба. Сам Владимир вместе с любимой женщиной от греха подальше смылся в свой дом в Испании. – У него есть недвижимость в этой стране? – обомлела Елена. Странно, конечно, что, узнав от Константина всю правду, Морозова отреагировала лишь на сообщение про особняк. Наверное, она настолько ошалела от потока страшных новостей, что окончательно потеряла способность мыслить. – Ага, – ехидно подтвердил Костя, – муженек твой отлично устроился, перевел весь бизнес в надежные руки, увел деньги туда, где до них никто не доберется. А тебя обвинят в организации покушения на мужа, ты отправишься в вагоне, где в купе не четыре, а семь человек едут, на край карты России. Я подняла руку. – Стоп, стоп. Концы с концами не сходятся. Иван Алексеевич, который изображал следователя, вел себя глупо, он мало похож на настоящего… – Дашенька, – остановил меня Юрий Петрович, – это все спектакль, его разыгрывали для того, чтобы Елена Николаевна покончила с собой. Его придумал и организовал Владимир Михайлович, он не хотел отдавать надоевшей супруге даже нитку из того, что имел. Судебные разбирательства о разделе имущества при разводе могут тянуться годами, а то и десятилетиями. А вот если жена умерла, то нет проблем. Что же касается глупого поведения следователя… Вы в материале, работаете детективом, понимаете, как должен вести себя полицейский. А Елена кто? Домашняя хозяйка. Только не думайте, что я с пренебрежением отношусь к женщинам, ведущим хозяйство. Да, я считаю, что жена и мать – это профессия, очень нужная и важная. Но мало кто из этих женщин разбирается в судопроизводстве и владеет информацией, как ведется следствие. Елену планомерно довели до самоубийства, нажимая на два ее страха: стать нищей и быть опозоренной. Вот только организатор не учел, что объект травли может оставить предсмертное послание. И Ксения узнала правду. Мне стало жаль девушку. – Вот бедняжка! Тело ее матери нашли? Юрий Петрович скрестил руки на груди. – Учитывая, что я не один год работал в родильном отделении, заведовал им, то, наверное, вы понимаете, что у меня есть связи в самых разных местах. Я попросил одного знакомого навести справки о неопознанных трупах. Ну и выяснилось, что Морозова бросилась под поезд неподалеку от дачи. Узнав о смерти матери, старшая дочь стала испытывать муки совести, звонила мне по ночам, говорила: – Мама не очень меня любила, но я-то вела себя с ней как свинья. Никакие утешения не срабатывали. Ксения впала в уныние. Я не рад был, что согласился помочь девушке, та просто села мне на шею и свесила ноги. Она могла позвонить в час ночи, использовала меня, как мусорное ведро, сливала все негативные эмоции в меня. Я оказался в непростой ситуации. Жалел Ксению, ей пришлось непросто, помогал ей как и чем мог. Сделал Лиде медкарту в женской консультации при своем роддоме. Но оформил ее на Ксению, та совершеннолетняя, никаких проблем с законом. И рожала Лидия тоже не под своим именем, все прошло спокойно. Лидия выглядела старше, на вид ей можно было дать восемнадцать-девятнадцать. Между прочим, молодая мать мне даже «спасибо» не сказала. Как вела себя Ксения, я уже рассказал. Я мужественно терпел истерики старшей сестры, уговаривал себя: девушке тяжело, трудно. Но потом устал и перестал брать трубку. Я помог, чем мог, но не подписывался служить выгребной ямой для Ксении. И спустя несколько недель она перестала мне звонить. Я вздохнул свободно. Тридцать первого декабря на трубке высветился знакомый номер. Если человек беспокоит вас незадолго до боя курантов, которые объявят о наступлении нового года, что вы подумаете? – Поздравить хочет! – ответила я. – Вот-вот, – согласился Высоковский, – я решил, что навряд ли Ксения долго проговорит, и ответил. Она спросила: «Юрий Петрович, это вы?» Я удивился ее вопросу, но вежливо ответил: – Именно так. Добрый вечер, Ксюша. – Вы ошибаетесь, – возразила собеседница, – это Лида. – Здравствуй, детка, – сказал я, – у вас голоса со старшей сестрой похожи. С наступающим! – Ксю у вас? – неожиданно поинтересовалась Лида. – Нет, – удивился я, – сегодня Новый год, сугубо семейный праздник. И мы с ней давно не виделись. – Да ладно, – засмеялась Лидия, – Ксюха у вас регулярно ночевать остается. Я знаю правду. Повисла пауза, потом Высоковский продолжил: – Наверное, впервые в жизни я не знал, что ответить. Потом спросил: «Ксения тебе говорила, что остается у нас с женой на ночь?» – Ваша баба больна, – заявила Лидия, – сидит в своей комнате, а вы с Ксюхой в другой спальне веселитесь. Мне плевать, кто с кем спит, позовите сестру к телефону. – Я резко ответил ей: «Ксении у нас нет, и она тут никогда не ночевала. Не общаюсь давно с твоей родственницей». Лида засмеялась. – Ясно. Но сделайте одолжение, подзовите ее. У нас в туалете трубу прорвало, заливаем соседей. Пусть перестанет с вами в койке кувыркаться, поскорей домой вернется и мастера вызовет. Высоковский повысил голос: – Наглость и хамство младшей дочери Морозовой огорошили меня до такой степени, что я произнес: «Ты сама не способна слесаря вызвать?» Девчонка мерзко захихикала. – Я помешала вам! Ясненько. Я опомнился, быстро отсоединился, на том история и завершилась.