Федор отвел глаза в сторону. – Ну… – Жилплощадь принадлежала Светлане Вересовой, – ответил вместо него Майоров, – она ее подарила Лебедеву вскоре… после своей смерти. То-то мне адрес знакомым показался. Старею! Память подводить стала. Видел же ранее, какая квартира на Федора зарегистрирована. – Федя, как тебе удалось упросить покойную сделать подарок? – усмехнулся Степан. – Ну… я попросил знакомого нотариуса помочь. Это не преступление, – простонал Лебедев, – все равно убогое жилье никому не нужно, не государству же его отдавать. Я заслужил квадратные метры. И Федор завел рассказ. Лебедев всегда нравился женщинам определенного сорта: не юным, обеспеченным, вполне успешным или удачно вышедшим замуж, но обделенным вниманием супруга. Отношения с такими Федя завязывал мгновенно. И, что очень ценно, умел прекратить роман так, что никто на него не обижался. Все его неприятности начались после страстной любви с Серафимой Лампиной. С кондитершей Лебедева познакомила Оля Нефедова, она вместе с Фимой делала торты, из которых выскакивала кукла – портрет именинника. С Олей у Лебедева когда-то был роман, правда, короткий, они тихо-мирно перестали спать вместе, но остались приятелями. Нефедова как женщина не нравилась Лебедеву, но она была отличной подругой, своей в доску. Федя знал о ее романе с Леоновым, о том, как Ольга любила Никиту, как ждала, что тот бросит Светлану, но вышло иначе. Брошенной оказалась Нефедова, она впала в депрессию. Чтобы немного приободрить приятельницу, Феденька снова уложил ее к себе в койку. Но Оле секс не помог, о чем она прямо сказала Лебедеву. Пара во второй раз оборвала роман, а их дружеские отношения стали еще крепче. Ревнивая Серафима ничего не знала о зигзаге любовника. А Нефедова, в свою очередь, решила помочь лучшему другу и порекомендовала его в качестве пресс-секретаря Светлане Вересовой, своей клиентке. Лебедев вдохновенно исполнял роль раджи, а после тусовок ехал с хозяйкой в квартирку, которой Светочка владела еще до замужества. По ее словам, Никита понятия не имел о существовании этого жилья. Света, похоже, не впервые использовала однушку для встреч с любовниками. Интерьер квартиры сразу сообщал о ее предназначении. Некоторое время Феде удавалось работать на два фронта. Немало способствовал этому бизнес Лампиной, та летала по всей стране со своими тортами. Нефедова делала куклу и отдавала ее Симе. Кондитерша оставалась в неведении, какие отношения одно время связывали Ольгу и ее любовника. Став «раджой», Федя живо сообразил: Светлана не любит мужа, а тот занят исключительно бизнесом. Потом Лебедев узнал о наличии в семье больного ребенка. Вересова выболтала ему всю правду о своем замужестве, жаловалась на свекровь, которая ей житья не дает, злилась: – Мамаша наезжает на меня, постоянно твердит: «У тебя кровь гнилая. У нас, Леоновых, убогих в роду не было». Федя помнит, как один раз Светлана встретила его в тайном гнездышке вся в слезах, бросилась ему на шею с криком: – Прикинь! Жаба узнала, что я подкидыш! Меня удочерили. – Да ну? – удивился Лебедев. – А ты сама что, не в курсе? – Маманька, когда выгоняла меня из дома, выложила правду мне в лицо, – всхлипнула Света, – я сначала заплакала, а потом обрадовалась. Хорошо, что мать не родная! …! Но свекрови я ничего не говорила. Откуда она все узнала, а? – Кто-то Елизавете настучал, – предположил Федор. У Вересовой неожиданно высохли слезы. – Ну все! Долго я терпела старухины закидоны. Найму правильных людей! Пусть накопают компромат на свекруху! Станет на меня в очередной раз баллон катить, а я ведро с дерьмом ей в морду. И у нее это получилось! Такое на свет выплыло! – Как люди Вересовой и Елизавета Петровна добрались до закрытых документов об удочерении? – изумилась я. Майоров кашлянул. – У меня есть только одно объяснение. Сотрудникам архивов платят копейки. Несколько лет назад на рынке появилось агентство «Секрета нет». Его создали три человека. Двух я знаю. Оба работали в архивах много лет. Третий – просто богатый Буратино. Официально агентство занимается составлением родословных. Но до меня доползали слухи, что контора может раздобыть любые, подчеркну, любые документы. Прайс они, естественно, не афишируют, но, скорей всего, за большие деньги добудут вам печень дьявола. А у Светланы и Елизаветы пухлые кошельки. – Невестка искала компромат на свекровь, а свекровь искала компромат на невестку, – вздохнула я. – И у них получилось, – резюмировал Филипп. – Что тебе рассказала Вересова? – спросил у Лебедева Степан. Глава сорок третья Федор продолжил рассказ. Прошло какое-то время, и Вересова, весело хихикая, сообщила Феде невероятную новость: – Прикинь! Елизавета в школьном возрасте родила ребенка и подбросила его в подъезд. Тогда ее звали Козлёнок Алёна. Имя и фамилию свекровь потом сменила. – Ух ты! Теперь ей придется прикусить язык, – восхитился Федя, – твои детективы молодцы. – Я нашла лучших, – похвасталась Светлана, – но это не все! Угадай, где сейчас младенец? – Или вырос, или умер, – ответил Лебедев. – Девочка жива, – объявила Света, – она перед тобой. – Чего? – не понял Лебедев. – Это я, – засмеялась Вересова, – я! – Ты? – не поверил своим ушам Лебедев. – …! – Сейчас еще больше удивишься, когда услышишь, что Елизавета знала правду, – заявила любовница. – Видишь шрам на моем колене? – Да, – кивнул Федор. – Откуда он? – Ты говорила, что в детстве упала. – Ага, – засмеялась Света, – я соврала. На самом деле у меня была родинка, здоровенная. Я ее все детство стеснялась, пятно было похоже на кляксу, вроде что-то с крыльями. Фу! Как только немного денег собрала, я сразу его удалила. Попала к плохому доктору, остался рубец, но это лучше, чем пятно. У Елизаветы на том же колене родинка, только она четкая, в виде бабочки. Когда я ее родинку впервые увидела, подумала: ну надо же! У меня похожая была. Но ничего не заподозрила. А сейчас понимаю: от мамочки дочурке красотень досталась. Она мой шрам видела, спросила: – Что с ногой случилось? Я сообщила ей, как всем: – С велика в детстве упала. Мне детективы показали фотокопию описания младенца, там указывались особые приметы – родимое пятно на ножке. И был адрес дома, где нашли девочку. Понимаешь? – Елизавета небось помнила, где бросила ребенка, – кивнул Федя, – а у невестки шрам на колене! Ну, ваще! Баба ничего не сказала? Ни сыну, ни тебе? – Ты дурак, да? – спросила Света. – Как ей в таком признаться? Родила не пойми от кого, оставила чадо в подъезде! – Получается, что ты спишь с братом, – пробормотал Лебедев. – Ну, он мне не на сто процентов родной, – уточнила любовница, – отцы определенно разные. Никита, между прочим, своего не помнит. Может, Ивана Леонова не существовало? А я помолчу пока, сделаю вид, что ничего не знаю, рожу ребенка. Но если свекровь продолжит меня прессовать, тогда получит, ткну бабу носом в ее дерьмо. Федор перевел дух. – Понятно объяснил? – Пока да, – кивнул Степан. Лебедев понизил голос до шепота: – Девочку Светка завела из страха. Вдруг муж с ней разведется? На что жить тогда? А ребенок – гарантия регулярного получения денег. Но дочка у Светки заболела. Хворь генетическая. Вересова не особенно переживала, там Никита дергался. Ну, и умер ребенок. Я с Леоновым по бизнесу был связан, кое-что для него делал. – Мы знаем, – кивнул Степан, – он купил дом, машину. Но Лебедев, похоже, не слышал Дмитриева, он продолжал: – После того как девочку похоронили, Елизавета Петровна обвинила в смерти Лизы Свету. Я был свидетелем смерти Вересовой! Я ахнула. – Ты находился в квартире? – Нет, – отмахнулся Лебедев, – Светка мне позвонила. Я тогда был уже не раджа, но мы сохранили дружеские отношения. Я стараюсь со всеми своими бабами контачить. Ну, спали, ну, перестали. И что? Мы не чужие друг другу. Со Светой мы общались. Ну, значит, набрала она мне. Я трубку взял, слышу, Светка радуется. – Все! Хорош! Свершилось! Я понял, о чем речь. – Ты сказала Елизавете Петровне правду? Вересова засмеялась: – Ага! Видел бы ты ее морду! Лебедев взял с тумбочки бутылку воды, сделал несколько жадных глотков и продолжил рассказ.