– Тебя интересуют подробности? – вскипел Лев Абрамович. – Не достаточно ли знать, что у нас не было другого выхода? – Достаточно, извините, – болезненно морщась, Фрида потерла лоб, – просто не укладывается в голове. Я верю, что иначе было никак, и, конечно же, никогда никому не скажу, за это, Слава, вы можете быть спокойны. – Спасибо. Зиганшин встал и, неловко простившись, вышел. Дома он заварил себе чаю и тупо сидел, грея руки о кружку. Дети поняли, что с ним творится что-то не то, и, быстро поев творога со сметаной, ушли наверх. Мысли будто застыли, и Зиганшин сидел в тишине, прислушиваясь то к поскрипыванию половиц, то к равномерному тиканью часов. Чай остыл, и Мстислав Юрьевич, накинув лесную куртку, вышел за калитку и увидел в тусклом свете единственного фонаря маленькую фигурку. Он поспешил ей навстречу. – Слава, вы меня простите, – сказала Фрида торопливо, – я не хочу, чтобы вы думали, будто я думаю о вас плохо. Вы спасли меня от Николая, и я буду последней ханжой, если после этого стану вас порицать и говорить, что убивать нехорошо. Может быть, я бы и сама его убила тогда, если бы вы не подоспели. – Ну это вряд ли у вас получилось бы чисто практически. – Неважно. В общем, вы, наверное, были правы. Только, Слава, я не смогу пойти с вами на свидание. Он молча кивнул. – Понимаете, я не смогу преодолеть страх и недоверие и только измучаю вас, в самый неподходящий момент вспоминая, что вы убили человека. – Не надо объяснять, Фрида. Я хоть и поступаю плохо, но понимаю разницу между добром и злом. Девушка покачала головой: – Вы мне так нравитесь, Слава… Да что там, я сильно влюблена в вас, но есть вещи, через которые я не могу переступить. – Да я в общем, на это и не надеялся особо, – пожал плечами Зиганшин. – И не оправдывайтесь, вы ничего мне не были должны. Немного постояли молча, и была секунда, когда Зиганшину показалось, что Фрида передумает, но, зябко поведя плечами, она пошла к себе. – Фрида! – окликнул Зиганшин. – Я тоже вас люблю. Повернулся и зашагал домой. «Как хорошо, что я признался! – вдруг пришло ему в голову. – А мог бы смалодушничать, и Абрамыч сказал бы правду, и тогда ужас! Мысль, что родной дедушка – убийца, выбила бы у нее всю почву из-под ног и переломала бы всю душу. Господи, спасибо тебе, что надоумил!» Он внезапно понял, что тоска покинула его сердце, и улыбнулся. Сестры любви – смерть и свобода, и, кажется, сейчас к нему пришла младшая сестра. «Ну и старшую тоже встретим с радостью, – засмеялся он, – хотя ждать будем без нетерпения». Главное, Фрида сейчас спокойна, стало быть, он тоже счастлив. Утром Лев Абрамович долго тряс ему руку, от избытка чувств даже употребив несколько слов, о которых Мстислав Юрьевич никак не думал, что они имеются в лексиконе этого рафинированного интеллигента. – Внучку благодари, – буркнул он, – стал бы я ради тебя, старого, подставляться. Ты, главное, не смей признаваться, а то вдруг благородство взыграет, не дай бог. При любых обстоятельствах иди в глухую несознанку, понял? Тут подбежали дети, и дальше обсуждать дела стало невозможно. Выгрузив своих пассажиров у школы, Зиганшин задумался. Можно поехать к Елене Сергеевне на работу, или к Верховскому домой, если тот не на смене. Больше всего хотелось поговорить с Галиной Ивановной – и по делу, и просто так, но Зиганшин подозревал, что после вчерашнего визита она вряд ли захочет снова его видеть. Постояв немного на обочине, он вдруг понял, что после не слишком успешной работы рядовым опером очень хочет снова почувствовать себя начальником, и отправился к Леше Кнышу, узнать, что тот уже сделал, и слегка взбодрить, чтобы сделал побольше. Друг сидел в кабинете, и по всему было видно, что бездельничал, но при появлении Зиганшина включил режим «страшный недосуг»: заметался по кабинету, раскидал бумаги и выложил из карманов аж целых два телефона. Не обращая внимания на эту суету, Мстислав Юрьевич растянулся на стуле для посетителей и молча ждал, пока Леша наиграется в важного человека. – Ты видишь, сколько у меня дел? – Кныш обвел рукой свой кабинет с разбросанной по нему документацией. – Не могу я все бросить и играть с тобой в Шерлока Холмса, ибо начальство спрашивает с меня не это. А вот это! Он энергично стукнул по корочке какого-то дела. – Ладно, давай что есть, – вздохнул Зиганшин, – с паршивой овцы… Возмущенно фыркнув, Леша открыл ящик стола, долго там рылся и наконец подал ему несколько листков бумаги с установочными данными на Реутова. Мстислав Юрьевич бегло посмотрел их. Что ж, Леша действительно не перетрудился. Родился, проживал, учился, сел. Отец умер, когда Коля был школьником, мать – во время его очередной отсидки, и, поскольку не подсуетилась вовремя с приватизацией, бедняга Реутов остался без питерского жилья, и, выйдя на свободу, вынужден был поселиться в деревенском доме, унаследованном от бабушки. Интересно, кому досталось его жилье? Соседям? Так, а кто у нас соседи? Зиганшин внимательно взглянул на выписку из домовой книги и присвистнул. Кажется, теперь все сходится… Он быстро набрал номер мамы Гали и спросил, не училась ли она случайно в школе вместе с Черных, и, получив утвердительный ответ, сказал: – Леша, кажется, я раскрыл тебе серию. Оксана росла болезненным ребенком, почти не ходила в садик и даже во дворе с другими детьми гуляла редко, большую часть времени сидела дома, предоставленная самой себе. Она рано научилась читать и с удовольствием погружалась в волшебные сказочные миры, игнорируя скучную реальность. Поступив в первый класс, девочка растерялась. Некрасивая, полноватая, бедно одетая, не имеющая навыков общения в детском коллективе, она воспринималась одноклассниками как пустое место. Никто не хотел с ней дружить, и даже соседка по парте при первой возможности пересела к кому-то другому. Нет, она была не настолько уродливой, чтобы стать официальным пугалом класса, на эту роль подошла другая, очень толстая девочка, а Оксане приделали кличку «Хрюха» и будто забыли про нее. В классе было еще несколько аутсайдеров, но девочка не хотела сближаться с ними, решив, что это окончательно погубит ее шансы преуспеть в коллективе. Она просила родителей отдать ее в какую-нибудь секцию, чтобы добиться успеха и признания хотя бы там, или купить ей красивые вещи, но маме с папой было не до нее, они исступленно зарабатывали на жилищный кооператив и не могли уделять время ребенку. Мама была счастлива уже тем, что девочка перестала болеть, и боялась, что занятия спортом вернут в обиход вечные простуды и бюллетени. Оставался единственный выход – искать утешения в собственном воображении. Оксана забывалась в мечтах, грезила наяву и, по сути, жила в своей вселенной, где она была самая красивая, смелая и великодушная принцесса, с целым сонмом преданных подданных. Она мудро правила, совершала великие подвиги и была окружена морем поклонников. Иногда случались неприятности, заговоры и происки врагов, и принцесса теряла все, но верные рыцари вставали на ее защиту, справедливость торжествовала, и враги были жестоко наказаны. Девочка живо представляла, как подлых врагов с лицами особенно противных одноклассников пытают, а потом публично казнят разными жестокими способами. Оксана так глубоко погружалась в свои мечты, что миражом начинала казаться скучная комната в коммуналке со «стенкой», предметом гордости родителей, и она сама – пухлая девочка с маленькими глазками и круглым, будто опухшим носом. Но время бежало, детство заканчивалось, и волшебный мир съеживался и тускнел, пока не уменьшился настолько, что в него уже нельзя было поверить. В реальности, из которой теперь было некуда бежать, оказалось неуютно. Одинокая унылая «Хрюха», она, несмотря на примерное поведение и приличную учебу, не нравилась даже учителям. Ее редко вызывали к доске и ставили четверки за отличные ответы. Какое-то время Оксана пыталась поднажать, выделиться хотя бы знаниями, но педагоги не оценили ее стараний по достоинству, и девочке надоело. Она поняла, что отличница – это не знания и не ум, а особое клеймо. А на ней, увы, стоит клеймо серой посредственности, которое не перешибешь никакими блестящими ответами. «Вот Галька Карлина, – думала она с ненавистью, – и страшная, и толстая, и одета черт знает как, и не умнее меня, а почему-то любимица всей школы! Председатель совета дружины!» Еще Оксана, одинокая девочка, с которой никто не хотел общаться, страшно завидовала тому, что у противной Гальки есть верная подруга Томка. Галя училась на класс старше, но иногда заходила к Коле Реутову, своему товарищу по спорту, жившему в одной коммуналке с Черных, и Оксану просто трясло от ненависти, когда она видела эту вечно сияющую физиономию. «Почему ей все, а мне – ничего?» – думала Ксюша, и как-то поделилась своими соображениями с матерью. Та сказала, что дело не в Гале и не в Оксане, а в том, кто их родители. Что люди преуспевают в жизни не благодаря своим реальным заслугам, а «по блату», и если бы у Гали Карлиной не было влиятельных родственников, никто и никогда ее бы председателем совета дружины не назначил. А простым честным людям приходится очень тяжело. Даже если они очень много работают и становятся уникальными специалистами, всегда найдутся блатные, которые присвоят результаты их труда. Наверное, Оксана выбрала неподходящий момент для разговора, когда мама была опечалена какой-нибудь неприятной рабочей ситуацией, иначе подумала бы, прежде чем махом обрубать дочери все жизненные горизонты. Но разговор состоялся, и Оксана почувствовала себя будто в западне. Ей категорически не нравилась реальность, но выхода не было. И она погрузилась в чтение, которое не давало такого полного эффекта погружения, как детские фантазии, но все же позволяло отвлечься. Книг в доме было достаточно, и Оксана читала все подряд, ориентируясь только на один критерий – увлекает или нет. Понадобилось совсем немного времени и чуть побольше книг, прежде чем Оксана поняла одну простую истину – существует такая вещь, как секс, от которого мужчины очень зависят. Если женщине удается подцепить мужчину на крючок плотских удовольствий, она может из него веревки вить. Так, может быть, именно тут кроется выход из постылой реальности? Старые авторы тему секса доносили до читателя в завуалированной форме, и приходилось буквально расшифровывать их намеки и иносказания, но главное Оксана поняла: есть искусные любовники и любовницы, а есть такие, от которых тошнит. Дело за малым – стать такой искусной любовницей, чтобы мужчины умирали от восторга и готовы были на все, лишь бы пережить наслаждение еще раз. Как ни были скромны старые писатели, но даже они заставляли краснеть официальную советскую мораль. Тема секса была под строгим запретом, и почерпнуть информацию о том, как доставить мужчине максимальное удовольствие, было решительно негде. Что ж, Оксана отправилась к бабушке на выходные и, улучив момент, внимательнейшим образом проштудировала соответствующий том Большой медицинской энциклопедии. Остальное пришлось по крупицам добывать из произведений Мопассана, навеявших на Оксану глубокое уныние и чувство близкой смерти. Вскоре она почувствовала себя так уверенно, что без особого труда совратила Кольку, соседского парня. По этому красавцу сходила с ума вся женская половина школы, но Оксана прожила с ним бок о бок всю сознательную жизнь и знала слишком долго и слишком хорошо, чтобы влюбиться. Коля был грубоват и туповат, и Оксана, обостренно чувствующая чужой потенциал, понимала, что единственный шанс для Коли преуспеть – это спорт. Разговаривать с ним было скучно, но для оттачивания мастерства он вполне годился. Вопросы морали Оксану не мучили абсолютно. Ей было четырнадцать, Коле – пятнадцать, почти Ромео и Джульетта. Наверное, это были лучшие два месяца в ее жизни. План сработал в точности, как она задумала, они с Колей занимались любовью при каждом удобном случае, и Оксана находила все новые и новые способы доставить ему наслаждение. Даже Галя стала бесить ее меньше. Когда девушка приходила к Реутову и начинала отчитывать его за пропуск соревнований, ее зычный голос и комсомольский задор уже не действовали Оксане на нервы. «Зато мы кое-что делали такое, о чем ты понятия не имеешь», – злорадно думала она. Все шло хорошо, и Оксана позволила себе размечтаться. Она представила, как становится Колиной официальной девушкой, как идет по коридорам, и все перешептываются: «Смотри, вот Оксана Черных, представляешь, Колька Реутов – ее парень!» Она предвкушала, как в один момент вознесется на недосягаемую высоту, все станут ей завидовать, и заранее купалась в лучах этой зависти. Потом думала, что Колин папа, добродушный дядя Валера, обрадуется, что сын связался с девочкой из интеллигентной семьи. Он всегда к ней хорошо относился, называл «дочей», а когда узнает, что она нравится его сыну, вообще полюбит. Он работает бригадиром грузчиков в порту, имеет доступ к дефициту, вон, Колька у него всегда упакован в импортные шмотки. Может быть, он и ей что-нибудь подарит… Например джинсы или кроссовки… Или джинсовую куртку… Оксана представляла себя в модных шмотках, под руку с Колькой идущей из школы. Или она придет к нему на тренировку и по-хозяйски поцелует в щечку, чтобы все видели: Коля ее парень, ее собственность.