Уже к вечеру стало ясно, что началась самая настоящая война: Вадим сказал, что Кирилл тоже отказался общаться напрямую даже с Пожарским и обратился к его конкуренту Владимиру Коротину. На назначенные через два дня переговоры Мише попасть не удалось – дедлайн, увы, так просто не перенести. Более того, пришлось задержаться на работе допоздна, так что о результатах встречи он узнал от Вадима уже дома. К несчастью, ставки в этой игре существенно повысились. – Он запросил втрое больше! – Вадим был в ярости, но не только из-за поведения Кирилла. – Коротин почти в лоб сказал мне, что Бородины могут себе это позволить! Альфа в сердцах ударил кулаком по стене, которая, как оказалось, была сделана на совесть, и никаких следов не осталось. Потом пошёл на кухню, достал запылённую початую бутылку коньяка и два стакана. Уже в гостиной щедро плеснул в них, разбрызгивая на столешницу янтарные капли. На смену гневу пришло отчаяние – Вадим уронил лицо на руки, так и не притронувшись к алкоголю. Зависший на несколько минут посреди гостиной Миша подошёл к нему, сел рядом и погладил по бедру, без эротического подтекста, просто не знал, как оказать поддержку. Подняв глаза, Вадим с силой потёр щёки и слабо улыбнулся. – Не буду у отца помощи просить, – сказал он, словно убеждая себя. – Квартиру продадим. Ты же не против, Мих? – Миша покачал головой: «Нет, не против». – Всё равно от неё одни неприятности. Потом ещё заработаем… Миша обнял Вадима и ткнулся носом в грудь. Положа руку на сердце, он был готов отдать и свою квартиру, купленную до брака, чтобы помочь, только деньги от продажи небольшой студии погоды бы не сделали. Предложенной Пожарским суммы хватило бы на стандартную двушку в спальном районе, а суммы, запрошенной Кириллом, – на то же самое в центре. Финансовые вопросы Мишу обычно мало волновали – планированием всегда занимался Вадим, – но даже он понимал, что такой кредит им не дадут, если учесть уже взятые. Так что продажа квартиры оставалась единственным вариантом удовлетворить резко возросшие аппетиты беременного омеги. Постепенно успокоившись (не без помощи коньяка), Вадим уже заговорил о конкретных вещах – узнал примерную рыночную стоимость жилья, поднял договор аренды Мишиной квартиры, чтобы посмотреть, за сколько они должны уведомить квартиросъёмщиков о расторжении. Слегка захмелевший Миша же вновь взял телефон и нашёл страницу Кирилла, которая стала закрытой, а вместо фото омеги появилась снятая на телефон лилия. Всё верно – обезопасил себя. Теперь сомнений, что у Вадима с Кириллом ничего не может быть, не осталось: чужие, враждебно настроенные друг к другу люди, которых разово столкнули инстинкты. Насмешка судьбы, не более. Это зарядило Мишу какой-то непонятной уверенностью – он должен поддерживать своего альфу во всём, если надо, даже защищать его интересы. И Миша был готов к этому. Подписание договора назначили на пятницу, адвокатам за это время предстояло согласовать все спорные вопросы, Вадим от себя попросил изменить пункт о порядке расчётов, поскольку вероятность быстро продать квартиру за полную стоимость была мизерной. Оставшиеся два дня Миша пахал, как тягловая лошадь, чтобы ему разрешили взять корпоративный день. Тотальный аврал на работе был редкостью, но закон подлости никто не отменял. Мысли возвращались к Кириллу только перед сном, но Миша не хотел обсуждать их с Вадимом – тот мог полыхнуть в любую секунду, а на подобные мероприятия лучше идти с холодной головой. Бередить душу лишний раз не стоило. Утром пятницы Миша и вовсе начал опасаться за адекватное поведение мужа, ведь предстояло встретиться с Кириллом лично впервые с того злополучного дня. Сказать, что его ненависть к омеге плескалась через край, – ничего не сказать. Это состояние казалось пугающим, и хотя Миша интуитивно ощущал, что его ударной волной не заденет, всё равно было жутко. Вадим редко проявлял агрессию, никогда не боялся приходить к Мише с поджатым хвостом и рассказывать о проблемах, не вёл себя как конченый альфач-самодур, но сейчас ситуация достигла критической точки. Слишком многие нервные окончания Вадима она задевала, и потому относиться к ней объективно не получалось. Приехали на полчаса раньше – Пожарский оказался лоснящимся от румяных щёк до самодовольно изогнутых губ альфой, который улыбнулся Вадиму как дорогому другу, а по Мише лишь скользнул взглядом, но через секунду исправился и поприветствовал мужа клиента по имени и отчеству. В любое другое время Миша обошёл бы его за полкилометра стороной, настолько адвокат всколыхнул инстинкт самосохранения. О доверии речи вообще не шло. Прибывший вскоре адвокат Кирилла вызвал абсолютно те же эмоции. Омега задерживался, поэтому Миша от делать нечего разглядывал роскошный интерьер из лакированного дерева, матовой коричневой кожи и винтажных зелёных светильников. Вадим, казалось, погрузился в транс – расположился в массивном кресле, закинув ногу на ногу и прикрыв глаза ладонью. В обстановку адвокатского кабинета альфа в строгом деловом костюме и с безупречной стрижкой тоже вписывался идеально, но думать о его привлекательности Мише показалось неуместным. Наконец секретарь Пожарского подобострастно заглянул в кабинет, а потом впустил туда Кирилла – Миша даже не сразу его узнал: совсем бледный, без макияжа и с сиреневатыми мешками под глазами. Свободная чёрная туника практически скрывала живот, а вместо шпилек на нём были ботинки на тракторной подошве. – День добрый, Кирилл Васильевич, – громко поздоровался Пожарский. – Приступим? Коротин кивнул клиенту в качестве приветствия, Вадим медленно выбрался из кожаных объятий кресла и занял место за столом, на Кирилла он старался не смотреть. Миша сел рядом, ощущение надвигающейся грозы его не отпускало. В свою очередь Кирилл с адвокатом расположились напротив. В руках секретаря появилась кипа бумаг, которые он начал аккуратными стопками раскладывать на полированной столешнице. Подготовленные для подписания договора ручки тоже относились к сегменту премиум, Миша разобрался в тонкостях почти год назад, когда покупал подарок Вадиму на юбилей. Но только сейчас память совсем некстати подкинула мысль, что сертификатом на прыжок с парашютом так никто и не воспользовался. Не до того было. Кирилл вертел ручку длинными пальцами – тот же красно-чёрный маникюр, что в супермаркете, только изрядно отросший, – Миша смотрел на них как заворожённый. Сколько ещё времени пройдёт до того, как всё закончится? Нельзя было сказать, что все их с Вадимом проблемы решатся этим договором – их станет даже больше, просто кардинальным образом сменится характер. Но Миша был уверен, что, пережив это, их семья справится с любыми сложностями. Закрыв колпачок, Кирилл осторожно, будто боялся поцарапать поверхность стола, положил ручку. Потом резко оттолкнул от себя договор – пачка разлетелась веером, как карты. – Я не смогу отказаться от ребёнка, – сказал он, встав и прочистив горло. – Как понимаю, суд об установлении отцовства будет уже после его рождения. – Кирилл Васильевич, но… – первым отмер Коротин, подскочил со стула и в нерешительности протянул к омеге руки. – Владимир Эдуардович, мы с вами встретимся во время подготовки к разбирательству, – виновато и нервно улыбнувшись, Кирилл посторонился. – Прошу прощения, мне нужно идти. Он вышел из кабинета, бросив Вадиму персональный, наполненный презрением взгляд и оставив всех в полном замешательстве. Миша опасливо глянул на Вадима – глаза метали молнии, на скулах заиграли желваки, а костяшки кулаков побелели. Адвокаты начали о чём-то негромко переговариваться, через три минуты попрощался и покинул кабинет Коротин. Выглядел он заметно расстроенным – Миша наивностью не отличался, ему вдруг стало интересно, какой процент от суммы договора полагался стряпчему в качестве вознаграждения. Пожарский был спокойнее – вновь нацепил на лицо напыщенное выражение знающего человека, сел напротив Вадима и, сцепив руки в замок, начал речь: – Нужно готовиться к суду. Шеин непредсказуем и может отказаться от молекулярно-генетической экспертизы. – Как быть в этом случае? – хрипло спросил Вадим, гипнотизировавший последние пару минут одну-единственную точку скола возле края стола. – Суд рассматривает доказательства в комплексе. Правда, боюсь, что Михаил Николаевич в качестве свидетеля может быть неубедителен… – Вадим с прищуром посмотрел на Пожарского, и тот сменил тон, добавив туда щепотку энтузиазма: – Но шансы есть, и шансы неплохие. Потом, как понимаете, в судебном порядке нужно будет определить место жительства ребёнка. – Тут тоже есть нюансы? – Вадим был мрачнее тучи. – Да, чаще всего детей оставляют с омегами, – кивнул Пожарский. – Но у вас, Вадим Витальевич, огромное преимущество в материально-бытовом положении. И хотя, конечно, это не решающее обстоятельство, но оно будет иметь вес. У Шеина сейчас нет постоянной работы и собственного жилья. Будем упирать и на нравственные качества, а также то, что вы сможете создать ребёнку условия для воспитания и развития… – После рождения? – уточнил Вадим. – Да, Вадим Витальевич, после рождения. – Благодарю вас, Марк Альбертович. Сил бушевать у Вадима не осталось – допил в одного коньяк перед телевизором, а потом, не снимая домашней одежды, упал на кровать. Миша наблюдал его агонию, но не представлял, чем можно помочь. Перспективы и правда вырисовывались крайне нерадужные. Говорить о своих предчувствиях по поводу Кирилла было поздно – ложка дорога к обеду. Если бы Вадим смог посмотреть на омегу хоть чуточку нелицеприятно, тогда бы понял, что шансы отказа от ребёнка невелики, и к такому повороту был бы готов. Будущее казалось призрачным и зыбким: чтобы получить статус отца, Вадиму нужно выиграть первый суд. Но может статься и так, что ему позволят встречаться с сыном не больше пары часов в неделю и только в присутствии Кирилла. Чтобы ребёнок жил с отцом, нужно одерживать победу во втором суде… На следующий день они уже смогли обсудить всё спокойно. Вадима ещё потряхивало от злобы, но необходимость ждать четыре месяца (предполагаемая дата родов была поставлена на конец июня) сама собой остужала эмоции. У них было время. И оставались шансы. Знакомый Вадима позвонил в начале недели и сообщил новый адрес Кирилла – жил тот теперь в панельном микрорайоне на окраине города. Ехать туда никто не собирался, если бы Вадим даже и высказал такое пожелание, Миша бы запретил: «Только через мой труп». Между альфой и омегой, будущими родителями, даже не тлела, а горела самая настоящая вражда, и сводить этих двоих в одном месте было опасно. Миша время от времени заходил на страницу Кирилла – ничего нового там, естественно, не появлялось. А выскочившая на городском сайте реклама портала по купле-продаже авто навела на мысль поискать в объявлениях его приметную машину. Красное купе действительно обнаружилось, с пометкой «автомобиль продан», но запись в архив ещё не ушла. Значит, Кирилл недавно продал машину? Смутная тревога по этому поводу ещё пару дней не оставляла Мишу, по всему выходило, что дела у омеги идут не очень. Тридцать первый день рождения Вадима прошёл в тягостной атмосфере, однако в субботу один из друзей Максим, не удовлетворившись вариантом «отмечать не будем», собрал дружную компанию, которая завалилась с едой и алкоголем к ним домой, – теперь принимать гостей жилплощадь позволяла. О ситуации с Кириллом договорились не рассказывать, потому спонтанное торжество прошло в расслабленной обстановке. Это позволило отвлечься – заодно друзья устроили и новоселье, которое Вадим с Мишей так и не успели отпраздновать. В понедельник Вадиму позвонил Пожарский и предложил вновь встретиться с Кириллом, чтобы обсудить вопрос помощи до рождения ребёнка. «Это создаст положительный образ на суде», – сказал адвокат. Вадим, скрипнув зубами, согласился, хотя был с Мишей предельно откровенен: «Видеть его не хочу». А вот Миша не сомневался в правильности этой идеи – машину Кирилл продал не от хорошей жизни. Увы, планам не суждено было сбыться – на следующий день Пожарский сообщил, что Кирилл находится в стационаре с угрозой преждевременных родов. На лице Вадима не дрогнул ни один мускул, когда он об этом рассказывал, словно погрузился в безразличное состояние и не мог понять, какие эмоции нужно испытывать, а вот Мише было о чём задуматься, но выразить мысли сразу и чётко не получилось. Переваривал новость пару часов и наконец решился: – Вадь, ты же понимаешь, что в этом есть доля и твоей вины? Как бы ты ни относился к Кириллу, нельзя было подвергать риску жизнь ребёнка. – Мне его на ручках нужно было носить? – зло скривился Вадим. – Зачем? – Миша редко возражал ему, но сейчас настал тот самый момент. – Кирилл остался без работы и без денег. И ещё адвокаты эти. Он машину продал. – Ты откуда знаешь? – Вадим прищурился, наклонив голову. – Объявление увидел, – ответил Миша, пытаясь прогнать из голоса нотки оправдания. – Кажется, ты забываешь, что это не я пытался скрыть ребёнка от биологического отца, – спокойным, но металлическим тоном произнёс Вадим. – О чём он вообще думал? Вздохнув, Миша прервал диалог – продолжать не имело никакого смысла, Вадим его просто не слышал. Нужно действовать самому. И действовать как можно быстрее. Телефон Кирилла был недоступен (или Мишин номер был добавлен в чёрный список), поэтому пришлось обзванивать все больницы и роддома в попытках выяснить, где омега лежит на сохранении. Съевший собаку в делах беременности и родов Сеня помог сузить круг поисков, но за довольно дорогую плату: рассказ о ребёнке Вадима и сложившейся ситуации. К счастью, друг не стал назначать ни правых, ни виноватых, только пожелал удачи. Конечно, можно было обратиться к Антону Петровичу – его младший брат работал заведующим роддома в городской больнице, но это было крайней мерой, очень нежелательной. Не хватало ещё вмешательства в конфликт родителей Вадима. В третьей больнице ему ответили: да, пациент по имени Кирилл Шеин поступил четыре дня назад в отделение патологии беременности. О состоянии, естественно, распространяться не стали, но и полученной информации оказалось достаточно. Миша сорвался с работы, чтобы успеть в часы для посещений, купил в ближайшем к больнице магазинчике фруктов (выбирал самые красивые) и уже в приёмном покое нацарапал экспромтом записку: «Кирилл, я знаю, что это сложно принять, но мы с Вадимом заинтересованы, чтобы с тобой и с ребёнком всё было хорошо. Потому готовы помочь всем, чем нужно. Михаил». Узнать номер палаты, где лежал пациент, оказалось сложнее, но полноватый омега в годах сжалился над Мишей и пообещал передать Кириллу фрукты, а когда бета приехал через день, сообщил три заветные цифры. Миша по возможности приносил Кириллу гостинцы – на неделе вышло три раза, – и продолжал ежедневно звонить в больницу. Вскоре удалось пробить стену официоза, когда ему ответили: «Молодой человек, нормально всё с вашим омегой и малышом. Выпишется – и помиритесь». Миша не стал разубеждать человека на другом конце провода, что отцом ребёнка не является, это, наоборот, сыграло ему на руку: смог узнать дату выписки. Миша готовился к этому дню тщательно – нет, встречать Кирилла из больницы он не собирался, не считал, что омега воспримет это нормально. Зато продумывал каждое слово для разговора с Вадимом. Ни разу за восемь лет он не перечил альфе и не настаивал на своём, но сейчас чувствовал, что может упустить что-то очень важное. – Кирилла выписали из больницы, нам нужно к нему поехать, – сказал он твёрдо, когда Вадим вернулся с работы. – Зачем? – застигнутый врасплох, тот успел только нахмуриться. – Помочь, просто помочь, – чеканил Миша, стараясь не делать пауз, чтобы его не перебили. – Ты можешь его ненавидеть за всё, что произошло, но он носит твоего ребёнка. Я понимаю, что это непросто, но нужно прийти к единому знаменателю. Иначе наломаем дров. Если уже не наломали. – Хорошо, – Вадим опешил от такой тирады и не смог ответить ничего более содержательного. – И разговаривать буду я, – добил Миша. – Вы неадекватно друг на друга реагируете. Поздним вечером ряды однообразных панельных десятиэтажек, расположенных максимально плотно, выглядели удручающе. Не микрорайон, человейник, был густо населён. Машин во дворах тоже было много – внедорожнику только-только проехать, и это добавляло накалённой атмосфере в салоне градуса. Словно Вадим готов взорваться в любую минуту, и объектом его атаки станет всегда имевший неприкосновенность Миша. Благодаря навигатору нужный дом нашёлся, Вадиму пришлось заехать двумя колёсами на тротуар, чтобы не мешать проезду. Когда поднялись на крыльцо, Миша набрал номер квартиры, но на домофон, проигрывавший по кругу известную ро́ковую мелодию, никто не ответил. Минуты через три дверь в подъезд открыл подросток, тут же перескочивший через несколько ступеней и скрывшийся в полумраке плохо освещённого двора. На каждом этаже располагалось по десять квартир, но они с Вадимом всё равно ошиблись и один пролёт спустились по лестнице. Миша, внутренне подобравшись (к этому разговору он тоже подготовился), нажал на дверной звонок – зуммер грубо каркнул через кажущуюся жестяной дверь, а потом на лестничной площадке воцарилась тишина. Выдержав паузу, Миша позвонил ещё раз, но ничего не изменилось. Всё это время Вадим стоял, привалившись к перилам, и, видимо, тоже пытался взять себя в руки. – Вы в двести тридцать первую? – проскрипел голос откуда-то сверху. – Да, – машинально ответил Вадим, обернувшись и задрав голову. К ним, немного хромая, медленно спустился пожилой омега в пёстрой велюровой кофте и вытянутых на коленях трениках. – К Кирюшеньке? – нарочито ласково поинтересовался он, пристально изучая визитёров; Миша кивнул, приготовившись слушать. – Так выгнал его хозяин… Давно надо было. – Омега аж крякнул от удовлетворения и повысил голос: – Ребёнка нагулял. А нечего шляться было… Я всегда говорил, что порядочные омеги так не одеваются… Вадим поймал Мишин взгляд и кивнул на ступени: пора было уходить, сосед уже точно ничего полезного им сообщить не сможет, а о ситуации с беременностью Кирилла они знали явно больше. –…Так, может, это с вами он таскался! – дошло до омеги, когда они с Вадимом уже преодолели два этажа. – Извращенцы! А с виду приличные!