Он закрыл рот. – Повернись, – велела я. Он замер на мгновение. Затем вздохнул и повернулся. У него была татуировка во всю спину – что-то похожее одновременно и на розу ветров, и на солнце; указатели тянулись от плеча к плечу и вдоль позвоночника. – Зачем? – спросила я. – Зачем ты это сделал? Он пожал плечами, его мышцы забугрились под сложным узором. – Мал, зачем тебе эта метка? – У меня много шрамов, – наконец ответил он. – Этот я выбрал самолично. Я присмотрелась. На рисунке виднелись буквы. «Я ста резку». Я нахмурилась. Похоже на староравкианский. – Что это значит? Он промолчал. – Мал… – Это унизительно. И, конечно, я тут же увидела, как его шея покрывается красными пятнами. – Скажи мне. Мал помедлил, но затем прочистил горло и пробормотал: – Я стану клинком. «Я стану клинком». Так вот кем он был? Этот юноша, за которым гриши следовали беспрекословно, чей голос оставался твердым, пока вокруг нас обрушивалась пещера, который сказал мне, что однажды я стану королевой? Я уже не была уверена, что знаю его. Я провела пальцами по буквам. Мал напрягся. Его кожа все еще была влажной после реки. – Могло быть и хуже, – сказала я. – Например, если бы там было начертано «давай обнимемся» или «я стал имбирным пудингом» – вот это было бы унизительно. Мал удивленно хохотнул, затем, когда я провела рукой вдоль позвоночника, с шумом втянул воздух, Его руки, вытянутые по бокам, сжались в кулаки. Я знала, что нужно отойти, но мне хотелось быть с ним рядом. – Кто это сделал? – Толя, – прохрипел он. – Больно было? – Меньше, чем могло бы. Я добралась до самой нижней точки солнечного луча, прямо у поясницы. Замерла, а потом провела ногтями вверх. Мал резко повернулся и крепко сжал мои руки. – Не делай так, – яростно произнес он. – Я… – Я так не могу. Не могу делать, что нужно, когда ты меня смешишь или прикасаешься как сейчас. – Мал… Внезапно он резко поднял голову и прижал палец к губам. – Руки вверх! Голос донесся из тени под деревьями. Мал метнулся к ружью и через секунду приставил его к плечу, но из леса уже выходило трое человек – двое мужчин и женщина с пучком на голове, – с наставленными на нас дулами винтовок. Мне показалось, что я узнала лица из конвоя, который мы видели на дороге. – Опусти ружье, – приказал мужчина с короткой козлиной бородкой. – Если не хочешь, чтобы мы продырявили твою подружку пулями. Мал положил ружье обратно на камни. – Теперь подойдите. Только медленно и без шуток. На мужчине был мундир Первой армии, но он не походил ни на одного солдата, которого я когда-либо встречала. Его длинные, спутанные волосы были собраны в две растрепанные косички по бокам, чтобы не лезли в глаза. На нем был патронташ, надетый через плечо, и грязный жилет, который когда-то, возможно, был красным, но теперь поблек до тусклого оттенка, чего-то среднего между сливовым и коричневым. – Мне нужны мои ботинки, – сказал Мал. – Значит, без них ты вряд ли убежишь. – Что вы хотите? – Давай начнем с ваших ответов. В близлежащем городе полно более уютных местечек для ночлега. Так почему же дюжина людей скрывается в лесу? – Должно быть, мужчина заметил мою реакцию, так как тут же добавил: – Верно, мы нашли ваш лагерь. Вы дезертиры? – Да, – без запинки ответил Мал. – Из Керскии. Незнакомец почесал щеку. – Керскии? Возможно. Но… – он шагнул вперед. – Оретцев? Мал напрягся, но затем ответил: – Лученко? – Ради всех святых, я не видел тебя с тех пор, как твое подразделение тренировалось со мной в Полизной! – Он повернулся к своим людям. – Этот мелкий балбес был лучшим следопытом в десяти полках. Никогда не видел ничего подобного, – он улыбался, но ружье не опускал. – А теперь ты стал самым известным дезертиром во всей Равке. – Просто пытаюсь выжить. – Мы оба пытаемся, брат, – он указал на меня. – Не припоминаю, чтобы такие барышни в твоем вкусе. Не будь на меня наставлено дуло, я бы обиделась. – Такой же пехотинец из Первой армии, как и мы с тобой. – Как и мы, значит? – Лученко ткнул в меня стволом. – Сними шарф. – Воздух сегодня прохладный… – попыталась увильнуть я. Он снова ткнул в меня ружьем. – Давай, девочка. Я покосилась на Мала. Он явно обдумывал наши варианты. Мы стояли на близком расстоянии. Я могу нанести удар разрезом, но не раньше, чем ополченцы успеют пару раз выстрелить. Можно ослепить их, но, если начнется перестрелка, что произойдет с гришами в лагере? Я пожала плечами и резко стянула шарф с шеи. Лученко громко присвистнул. – Наслышан о твоей компании, Оретцев. Похоже, мы поймали святую, – он склонил голову набок. – Почему-то я представлял ее себе повыше. Связать их. Мы с Малом снова переглянулись. Он хотел, чтобы я действовала, это было понятно. Пока мои руки не связаны, я могу призвать свет и управлять им. Но как же остальные гриши? Я вытянула руки и позволила женщине связать их веревкой. Мал вздохнул и последовал моему примеру. – Можно хотя бы рубашку надеть? – спросил он. – Нет, – ухмыльнулась она. – Мне так больше нравится. Лученко рассмеялся. – Забавная штука жизнь, не так ли? – по-философски произнес он, пока нас вели в лес под прицелом. – Я всегда мечтал о том, чтобы мой чай подсластила щепотка удачи. Теперь я в ней утопаю. Дарклинг опустошит казну, чтобы ему доставили под дверь вас двоих. – Ты собираешься просто вручить меня ему? – спросила я. – Как глупо. – Какие громкие заявы от девчонки, в чью спину направлено дуло. – Это просто деловой подход. Думаешь, Фьерда и Шухан не готовы заплатить большой куш – или даже одарить целым состоянием, – чтобы заполучить в свои руки заклинательницу Солнца? Сколько у тебя людей? Лученко бросил взгляд через плечо и погрозил мне пальцем, как учитель. Что ж, попытка не пытка. – Я просто хотела сказать, – невинно продолжила я, – что ты мог бы продать меня на аукционе по высочайшей цене, накормить всех своих людей и осчастливить их до конца жизни.