– Мой род достаточно древний и благородный и насчитывает двенадцать поколений, при этом все мужчины были воинами. Не думаю, что вам следует беспокоиться о чистоте моих помыслов и о том, вправе ли я претендовать на такую честь. – Да я и не беспокоился, просто удивился. Этот сын тролля и тебе чем-то насолил? – Нет, я его сегодня впервые увидел, хотя что можно думать об убийце женщин и похитителе девиц. Просто месть, и особенно месть за родных, – это достаточно серьезное дело, чтобы доверять его только удаче. Должен быть тот, кто сможет довести его до конца, если враг окажется сильнее. Гуннар посмотрел на рыцаря, на его лице блуждала странная улыбка. – Что же, Гунтер фон Рихтер, рыцарь… Прости, дальше не запомнил. У меня нет семьи, у меня нет родных, и палуба драккара стала моим домом. Если правды нет и это существо, по ошибке отнесенное к человеческому роду, сегодня возьмет верх над мной – завещаю тебе свою месть. – Услышано, – откликнулся Хегни, перевязывавший рану. – Подтверждаю, – неожиданно для себя сказал я. – Ох, будет сегодня моей секире пир крови, а воронам – сытный обед, – оскалился Кривой. Гуннар не обратил никакого внимания на его речи, завернулся в плащ и откинулся на камень, скорее всего готовясь к этому самому хольмгангу, или попросту поединку. Охая, к нам подошел Суфор, про которого я уже и позабыл, наблюдая сцену из пьесы «Благородство и смерть». – Ну и здоровый же, сволочь! – изрек он, с неприязнью глядя на Торсфеля. – Это он тебя, что ли? – полюбопытствовал я. – А то кто же. Я только фаер вверх запустил, тут это животное бежит с каким-то здоровенным кулем на плече. Я и сделать-то ничего не успел, как он меня своей секирой долбанул, похоже, что с критом, да еще меня от удара на камень бросило. Пятнадцать процентов жизни осталось, чуть ласты не склеил! Хорошо хоть зелий с собой прихватил… И Суфор расстроенно шмыгнул носом – то ли зелья жалел, то ли что так мало в бою успел. – Куль, говоришь, – хлопнул я себя ладонью по лбу. – Да твою же! Я огляделся и, выбрав из хирда Гуннара воина помоложе, крикнул ему: – Эй, боец! – Да, ярл. – Слушай, не в службу, а в дружбу. Вон туда убежал мой человек, Флоси. Найди его, пусть сюда идет. Воин коротко глянул на Гуннара, тот, приоткрыв один глаз, кивнул, и воин побежал в лесок. – Гуннар, ничего, что я твоими людьми командую? – решил я исправить возможную бестактность. – Хирдманн должен быть всегда чем-то занят или пьян, тогда у него нет времени на глупости, – ответил мне Гуннар, снова впадая в спячку. – Не сомневалась, что ты уже здесь, – раздался уже родной для меня голос Элины. – Хейген, как тебе удается все время оказываться везде первым? – Карма такая, – ответил я своей кланлидерше, поворачиваясь. – Если поспешать не будешь, все самое вкусное съесть могут, причем без меня. А это обидно. – Согласна. – Элина огляделась вокруг, оценила истоптанный песок, валяющееся оружие, изломанные ветки и Торсфеля с тремя мечами у горла. – А что у вас тут было-то? – Да ничего особенного, – пожал плечами я и кивнул в сторону Торсфеля: – Просто приходил Сережка, поиграли мы немножко. Элина подошла к Кривому и осмотрела его. – Да, тот еще Сережка, брутален, конечно. – Жаль, что я в кольце друзей, милашка, – проревел Торсфель. – А то бы мы с тобой поиграли в игру «А ну-ка, догони». – Ох, боюсь, боюсь, – засмеялась Элина и внезапно ее лицо перекосилось. – Господи. Опять он! Из рощи показался Флоси, явно изнемогающий под весом свертка. Молодой воин пытался ему помочь, но Флоси отмахивался от него головой, как будто отгонял муху. – Не волнуйся, он трезвый, – успокоил я Элину и, позвав Гунтера, поспешил к Флоси. Туалетный наконец-то положил сверток на землю и, отдуваясь, сел рядом. Пот бежал по его багровому бородатому лицу. – Ф-ф-фух, ярл, – сказал он мне. – Ну и хорошо же кениг кормит свою дочку. Еле дотащил. – А чего ты ее там-то не распутал? – удивился я. – Да кто их, девок, знает. А ну как еще бы убежала, ищи ее потом до конца времен, – резонно предположил Флоси. Я наклонился над свертком и увидел, что он еще и перевязан корабельным шпагатом. – Это да, – согласился я с ассенизатором и попросил Гунтера: – Дружище, перережь веревки, у тебя вроде кинжал был. – Мизекордией? – удивился рыцарь. – Она для другого предназначена. – Ой, Гунтер, бросай ты эти свои условности, – поморщился я. – Режь давай, пока она там богу душу не отдала. Гунтер вздохнул, но спорить со мной не стал и, достав кинжал, начал перерезать веревки. Сверток заизвивался, и вскоре пред нами предстала крепкая девица с замурзанным лицом и в потрепанном платье, которое когда-то, видимо, было красивым. Черты ее лица не подвергали сомнению ее родство с кенигом, разве только бороды не хватало. Она уставилась на нас и властно спросила: – А вы кто? – Освободили мы вас, – ответил ей я. – Мы бесстрашные спасатели, мы там, где творится несправедливость и люди терпят лишения. Девица окончательно запуталась, и я понял, что, видимо, не время для шуток. – Отец ваш попросил нас – меня и моего друга, доблестного рыцаря храма фон Рихтера, освободить вас из лап Торсфеля Кривого, что мы и сделали. Вы же Ульфрида, дочь кенига Харальда? – Уф! – выдохнула девица. – Я-то уж испугалась, что после этого отродья тролля Кривого я попала в руки каких-то полудурков. Гунтер поджал губы, но промолчал. – Конечно я Ульфрида, неужто не видно? – Девица поднялась на ноги. – Папаша стало быть, озаботился? Чудно. «Вами выполнено задание «Освобождение дочери кенига». Вы освободили дочь кенига Ульфриду из плена. Для получения награды обратитесь к кенигу Харальду». – Чего чудного? – не понял я. – Все-таки дочь. Ульфрида махнула рукой, давая понять, что в теплые отцовские чувства она не особо-то верит. – Все ли с вами в порядке, леди Ульфрида? – соблюдая этикет, обратился к кенигессе Гунтер. – Да какой, к йотунам свинячьим, порядок! – отозвалась Ульфрида. – Сначала этот Ингвар со своими странностями, затем волосатый дуболом и его кретины, потом в тряпках туда-сюда таскали и швыряли, в результате все ляжки в синяках и ребра болят. – Я имел в виду, не случилось ли непоправимого? – немного покраснел Гунтер. – Чего? А, ты об этом, – захохотала Ульфрида, с которой, похоже, все, что могло случиться, давно уже случилось. – Да нет, он меня не тронул, видать, запретил кто-то. Э, малый, а я тебя знаю. Ты у нас в чертоге нужники чистишь. Ульфрида ткнула пальцем во Флоси. – Есть такое, – потер нос туалетный. – Чистил. – А тут ты как, с этими двумя? – Кениг отдал меня ярлу Хейгену, я теперь ему служу, – произнес Флоси с достоинством, давая понять, что она, Ульфрида, теперь ему не указ. У него свой личный ярл теперь есть. – А, так ты ярл, – с новым интересом уставилась на меня Ульфрида. – Другое дело. Я-то подумала, что ты обычный наемник. Прими мою искреннюю благодарность, ярл, за мое спасение. У тебя сколько драккаров? В глазах кенигессы загорелся огонек, который меня совершенно не порадовал. Похоже, она находилась в активном поиске своего личного счастья, что мне было на фиг не нужно. – Нет у меня драккаров, – быстро сообщил ей я. – И хирда нет. Вон один Флоси в наличии. Где-то в мозгу Ульфриды на мой образ был поставлен штамп «профнепригоден», и дула ее темных зрачков перешли на блистающего своими свежевымытыми доспехами Гунтера. – А я вообще просто рыцарь, – не менее поспешно, чем я, выпалил Гунтер, тоже смекнувший, откуда ветер дует. – Поди туда, поди сюда. На побегушках, в общем. По гримаске, проскочившей по лицу кенигессы, было понятно, что мы ей больше неинтересны, Флоси же изначально не рассматривался в качестве потенциальной добычи. – А этого паразита, Кривого, изловили? – поинтересовалась Ульфрида. – Или сбежал, отродье тролля? – Да вон он, – показал я пальцем на все так же стоящего на коленях с клинками у горла Торсфеля. – Ага, – обрадовалась Ульфрида. – Сами ему ребра выпрямлять будете или папаше моему его отдадите? – Не, он хольмганга ждет, – влез в разговор Флоси. – Кто ж с этим уродом на хольмганг согласился? – поразилась Ульфрида.