– Но ты должна забрать платок у короля Отто, монету у Анри и браслет у самой графини, – мрачно произнес Люцианос. – Все правильно. – Значит, нам придется обвести вокруг пальца не кого-нибудь, а саму Смерть. Белль кивнула. – Саму Смерть, Белль, ты понимаешь? – Признаюсь, план нельзя назвать идеальным, – сказала она, – но лучшего у меня нет. – Тогда ладно, – ответил жук, разглядывая слова на руках Белль, которые уже добрались до локтей. – Хватит возиться. Время работает против нас. Пойдемте–ка поболтаем с королем. ГЛАВА ПЯТИДЕСЯТАЯ Белль осторожно спускалась по лестнице. Люцианос и Арана примостились у нее на плече. Она прошла мимо заводного человека, сидевшего у перил. Он таращил пустые глаза и дергал ногами, пытаясь подняться. – Куклы замирают, – прошептал Люцианос. – Это хорошо. Значит, чары графини ослабевают. Если сумеешь проскользнуть мимо них, то наверняка сможешь сбежать. Внизу им пришлось обойти груду сломанных, копошащихся марионеток, с разбитыми головами, скрученными конечностями – они преследовали Белль и в бестолковой суматохе передавили друг друга в холле. Ни короля Отто, ни Анри среди них не было. – Но они наверняка где–то поблизости, – тихо произнесла Белль. Пока они пробирались к выходу, в глубине дома кто–то нестройно бряцал по клавишам пианино. Странная, режущая ухо музыка доносилась из другой части летнего домика. В углах были свалены в кучу марионетки, на видавшей виды кушетке развалилась старая кукла; сквозь расходящиеся швы из ее туловища сыпались опилки. Борзые графини теперь превратились в каменные статуи и неподвижно сидели возле камина. Куда бы Белль ни посмотрела, всюду открывалось истинное лицо Страны Грез. Гниль ползла по стенам. Зеркала затянулись паутиной. С потолка, обнажая дыры, сыпалась штукатурка. Портьеры и ковры были изъедены молью, а хрустальные люстры и высокие канделябры потускнели. Белль была в ярости. Графиня все время лгала ей. Манипулировала и играла ее чувствами. Подавляла ее волю. Это подло. Если графиня и есть Смерть, тогда Смерть – просто-напросто обманщица. Девушка прошла мимо открытой двери в кабинет графини и внезапно остановилась. Она вспомнила, как беседовала с профессором в этой комнате. Теперь книжные шкафы покосились, а книги на полках покрылись пылью и плесенью. Рядом с ними кучами лежали ржавые шестеренки, пружины, какие–то колесики, скобы и валики. Белль в изумлении смотрела на этот хлам – тогда она была уверена, что это музыкальные шкатулки ее отца! От этих воспоминаний ей стало плохо. Взгляд Белль блуждал по кабинету: поцарапанная мебель, стул без ножки, разодранная обивка на диванчике, камин весь в трещинах... Вдруг сердце замерло, а потом бешено забилось – в глубине комнаты лицом к окну стоял король Отто. Белль указала на него Люцианосу и неслышно вошла. Механический манекен не двигался; большой ключ по–прежнему торчал в его спине. Рука Отто была поднята над головой, и маленькая желтая бабочка медленно расправляла и складывала крылышки на его ладони. – Кажется, у него закончился завод, – прошептал Люцианос. – Вот так удача! Белль подкралась поближе к Отто и заметила кончик своего платка, выглядывающий из нагрудного кармана. Сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Еще пара шагов, и она заберет его! – Хватай его! Скорее! – Люцианос подпрыгивал на плече, потирая лапки. – Нет времени ждать! Белль кивнула и протянула руку. Ее пальцы почти коснулись платка, но в этот момент бабочка вспорхнула с ладони манекена. Отто резко повернулся и злобно уставился на Белль. ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ – Ты напугала ее! – сердито воскликнул манекен, шагнув к Белль. – Она как раз рассказывала мне, каково это – летать! – Я...я...я не хотела, – начала заикаться Белль. – Простите меня... – А теперь я никогда этого не узнаю! – завопил Отто, топая ногами. Напуганная Белль попятилась. Она подумала, что он схватит ее, но манекен сделал несколько неуверенных шагов и вдруг разразился слезами. Масляные ручейки текли из его глаз, оставляя на щеках темные полосы, а он утирал их платком. Белль глазела на него, приоткрыв рот. Люцианос зашептал ей на ухо: – Не шевелись. Бэвори тише. Оно злится... – У меня тоже есть уши...между прочим, – заявил, всхлипывая, манекен. – И я не «оно», меня зовут... О–От... Отто! Его слезы растрогали Белль, и она несмело подошла ближе. – Можешь меня не бояться, – грустно произнес Отто. – Даже если бы я хотел тебя схватить, все равно не смог бы. Так тяжело двигаться, все суставы одеревенели! Графиня получила, что хотела, мы ей больше не нужны. Все рушится... Сады, клумбы, аллеи – все уже исчезло, и скоро все заводные куклы тоже сгинут... Раздался шум – по стене поползла очередная трещина. Отто глянул на нее, сморщился и снова залился слезами. Белль тронула его за плечо. – Не надо, не плачь... – Мне так нравилось быть живым! – заголосил Отто и спрятал лицо в платок. Плечи его вздрагивали. – Белль, у нас нет времени слушать его рыдания, – предупредил Люцианос. Но Белль не обратила на него внимания. – Меня сделали в Париже, – заговорил Отто, комкая платок и убирая его обратно в карман. – Графиня увидела представление и купила меня у мастера. Как же я завидовал людям, приходящим на меня смотреть! А сейчас я сам почти стал живым, я почти научился понимать, что вы чувствуете. Почему плачете или смеетесь. Я почти познал то, к чему всегда стремился... я почти научился любить... Он умолк и улыбнулся, но улыбка вышла горькой. – Я видел, как люди могут любить, – продолжил он. – Это удивительно. Однажды хозяин укладывал меня в фургон после представления, и на моих глазах человек спас своего сынишку. На того неслась карета, отец оттолкнул мальца, а сам попал под колеса. Он спас его ценой своей жизни... Отто покачал головой. – Какой же сильной должна быть любовь, чтобы заставить человека совершить такое! – Ты прав, Отто, – сказала Белль, и в ее памяти возник образ отца. – Жаль, что я так и не узнал, что значить любить. Он сунул руку в карман, вытащил платок и протянул его Белль. – Это лучшее, что я могу для тебя сделать. Знай, я пытался любить тебя, когда притворялся твоим отцом. Отто дотронулся до ее щеки. – Я пытался, но у меня не вышло. Наверное, чтобы любить, нужно иметь сердце, а его-то у меня и нет. – Ах, Отто! – воскликнула Белль и порывисто обняла его. Когда она разжала объятья, ее взгляд упал на окно позади Отто. С карниза свисали лохмотья ярко–красных портьер. Белль задумчиво смотрела на побитый молью шелк; рука нащупала в кармане маленькие ножницы. – Подожди–ка, – сказала она манекену, и ее глаза загорелись. Она подбежала к портьере, сорвала ее и расстелила на полу. Присев на корточки и бережно расправив складки, Белль принялась что–то вырезать. – Вы беспокоились о времени, – сказал Отто. – Не волнуйтесь, у нас его уйма! Смерть еще не скоро покинет свой особняк, чтобы сеять хаос в мире, так что молено не торопиться. Однако задача оказалась не из легких – маленькие ножницы с трудом справлялись с тканью. Отто, Люцианос и Арана молча наблюдали за работой Белль. Наконец она шумно выдохнула и поднялась с колен, держа в руках произведение своего труда – потертое шелковое сердце. – Арана, поможешь? – попросила она паучиху. Та недовольно фыркнула, но все–таки взяла сердце и взобралась на грудь Отто. Манекен вопросительно глянул на Белль, она молча кивнула ему. Арана приложила сердце к левой стороне груди Отто и принялась пришивать его к сюртуку с помощью своей паутины. Закончив, она похлопала сердце всеми своими лапками и спрыгнула на пол. Отто склонил голову и разглядывал шелковое сердце, затаив дыхание. Щеки порозовели у него от восторга. Он поднял голову и улыбнулся. – Вот теперь я знаю! – воскликнул он. – Знаю, что значит быть живым! У Любви своя магия! И сильная! Очень сильная! Он закружился, раскинув руки в стороны. – Я люблю тебя, Белль! Я люблю тебя, паучок! И тебя, жук, тоже! Сердце Белль запело. Она улыбнулась в ответ. Люцианос закатил глаза. – Замечательно, Отто, я рад за тебя. Честно, рад. Но если мы не заберем монету у Анри, Белль... в общем, она умрет. – Я помогу вам! Обожаю помогать! – Отто продолжал вертеться.