Белль смотрела на книгу в своих руках, и все, что с ней произошло, пронеслось у нее перед глазами. Она мысленно поблагодарила Люцианоса и Арану, где бы те ни были. Она пообещала Отто, что никогда его не забудет. Наконец она вспомнила, как близко графиня Терр–де–Мор была к победе, и то, что она сама чуть не позволила ей себя погубить. Взглянув в последний раз на книгу, Белль вышвырнула ее в окно. Налетевший порыв ветра подхватил ее, перелистал страницы и разодрал в клочья. Обрывки «Страны Грез» закружились вихрем и пропали в вышине. Белль захлопнула окно и повернулась. Волосы ее растрепались, щеки горели румянцем. Чудовище достал из кармана ленту, которую Чип нашел на полу перед книгой, и протянул ей. – Спасибо, – произнесла Белль. Дрожащими руками она пыталась перевязать волосы, но не могла. Чудовище заметил это и мягко взял ее ладони в свои теплые лапы. – Может, расскажешь, что случилось? – Эта история такая странная, что, боюсь, ты не поверишь. – Я попробую! – засмеялся Чудовище. – Знаешь, когда дело касается чего–то «странного», у меня богатый опыт! Белль смущенно опустила глаза. – Я сказал что–то не то? – испуганно спросил Чудовище, и улыбка сползла с его лица. – Нам не всегда удается вежливая светская беседа, не правда ли? – усмехнулась Белль. – Это точно, – кивнул Чудовище. – Я совсем не умею поддерживать разговор. И быть идеальным другом у меня тоже не получается. Да и просто другом тоже... Белль вспомнила своих «идеальных» друзей из Страны Грез: графиню и ее элегантных гостей, профессора Труфаторе, Анри. – У меня тоже, – призналась она. – Может быть, ты не идеальный друг. Но ты настоящий. И я рада, что ты есть. Чудовище улыбнулся и сжал ладони Белль. – Ну что, продолжаем учиться? Дашь мне еще один шанс? Белль улыбнулась. И решила, что это хорошая идея. ЭПИЛОГ Под дуплистой старой ивой, возле торопливого журчащего ручья, две сестры, Любовь и Смерть, коротали время за своей вечной игрой. Хозяйкой ивы была Любовь, поэтому каждый, кто когда-либо отдыхал под зеленым пологом ее ветвей, обретал покой и умиротворение, каким бы изнуряющим и безнадежным ни был его путь. Любовь и Смерть сидели в плетеных креслах. Огромный мухомор служил им столом. Над их головами, разгоняя темноту ночи, плясали светлячки. В этот раз шахматная доска была сделана из обсидиана и слоновой кости, а фигурки выточены в виде насекомых. – Твой ход, – сказала Смерть, барабаня пальцами по ручке кресла. – Знаю, – ответила Любовь. – Всю ночь так просидим? – Ты не можешь понукать любовью. Через мгновение ее королева – черный богомол – сожрала одну из пешек Смерти, толстую желтоватую гусеницу. – Как твоя поездка в Венецию? – спросила Любовь, пока Смерть склонилась над доской. – Весьма продуктивно, – ответила та. – Могу с радостью сообщить, что вспышка эпидемии была достаточно сильной. Десять тысяч смертей в неделю – мой личный рекорд. Я привезла тебе кое–какие сладости. Любовь улыбнулась. – А ты привезла мне три миллиона луидоров? – Нет. Почему я должна была это сделать? Ты не выиграла пари. – Но я близка в этому. Смерть нахмурилась. Она подтолкнула своего коня–кузнечика, и тот снес голову ночной бабочке – черной ладье. – Я всегда выигрываю, – уверенно сказала Любовь. Смерть откинулась на спинку кресла и посмотрела на сестру. – Тебе кто–нибудь говорил, что хвастать неприлично? – Чудовище учится проявлять заботу о других, – продолжила Любовь. – Он сожалеет о своем прошлом поведении. Он учится любить, а Белль ему помогает. И за нее он отдаст жизнь. – Правда? Это я могу устроить! Любовь проигнорировала язвительную остроту. – Чудовище полюбит и будет любим до того, как последний лепесток упадет с волшебной розы. Просто жди и наблюдай. Смерть покачала головой. – Снова ты не в состоянии задать более серьезный вопрос: а Белль сможет полюбить Чудовище? – Непременно. Они уже стали друзьями. Это первый шаг. – Я бы на твоем месте не была так уверена. История не окончена. Многое еще может пойти наперекосяк. А уж когда в истории замешаны людские сердца, так непременно и случится. – И все же я надеюсь на лучшее. – Дураки всегда надеются. – Смерть кивнула на доску: – Твой ход. Любовь сосредоточилась на игре, и в ее глазах засветилась решимость. Прищурившись, Смерть выпрямилась в кресле. Атаки и ответные выпады, ловушки и окружения, отвлекающие маневры и взаимные уколы следовали друг за другом. Так текли часы – под покровом темноты и в розовых лучах рассвета, при ярком дневном свете и сгущающихся сумерках. Вечная игра Любви и Смерти, начавшаяся в далеком прошлом, уходила в необозримое будущее.