Час от часу не легче, подумали все собравшиеся за столом. Вот прохвост, всех обвёл вокруг пальца. — Вы не знали, что он преступник? — опять задал вопрос Владимир, — Олег обвиняется в краже икон. — В краже? — удивился Андрей, — не знал. Я догадывался, что он мошенничает по мелочам. Но фактами не располагал. — Этого не может быть! Он порядочный человек! — заявила Майя. — А у нас есть основания в этом сомневаться, — вдруг неожиданно для всех возразила Марина. — Это я виновата, — вступила в разговор Татьяна, — я не успела сыну рассказать об Олеге. Да я и сама ничего не знала. То, что он преступник, это только предположение. Все улики косвенные, прямых доказательств нет. Все были вынуждены согласиться, что Татьяна Михайловна права, потому что «не пойман — не вор». Значит, Олег ушёл от правосудия. Но он и иконы краденые с собой не взял. Чист, как роса на рассвете. А если спросят, почему и от кого он прятался, скажет, что от женщин, которые его просто достали. Никакого смысла нет искать его далее. Так считали все, кроме супругов Мезенских. Генерал заявил, что после праздников обязательно свяжется с Интерполом. Юля не участвовала в дискуссии, хотя пребывание Олега в квартире Майи было для неё больно. Он жил там один, но ни разу не пригласил её. Витушкиной было всё равно, где Олег. Ирина решила доканать Мезенскую своей откровенностью. На этот раз она сообщила Марине, что до суда над ней Лариса не была любовницей Александра, он вообще не знал о её существовании. «Мы с Танькой подсказали, что Мезенский фактически свободен. Вот она и прицепилась к нему, как пиявка, и общаться с нами совершенно перестала», — пояснила она. — Любопытно, — холодно заметила Марина и тут же нашла повод отойти от Ирины. В это время громко зазвонил телефон. Так громко, что все вздрогнули. Юля встала из-за стола и вышла из гостиной, чтобы поговорить без свидетелей, потому что звонил Олег. — Юля, я сейчас в Берлине. После праздника жду тебя, срочно прилетай. Поедем к твоей маме, как договорились. Быстро решай все вопросы в школе, Татьяну Михайловну подключи. Обо мне никому не говори, ври, что хочешь: мама заболела, умерла, вышла замуж… Он сообщил ей адрес, но просил ничего не записывать, а запомнить. Юля обещала сделать всё, о чём он просит. Взволнованная, она вернулась к гостям и сообщила, что мама заболела, ей нужен уход, поэтому она вынуждена вернуться в Германию. Потом Юля обратилась к Наташе с просьбой заменить её в школе. — Я собиралась вернуться на работу на следующий год, — возразила она, — Алёшка слишком маленький. А тут ещё Тимофея нет. — Не волнуйся, Юля, я тебя заменю, — заявила Мезенская, — обещаю, что уговорю директора взять меня на работу. — Неожиданный поворот, — удивился её муж, — как ты отсюда будешь ездить на работу? — С чего ты взял, что я собираюсь здесь жить? Сюда мы будем приезжать только летом. А чтобы дом не пустовал, поселим в него мою маму. Ей семьдесят лет, но она ещё молодым не уступает. Даже Наташе с ребёнком поможет, если это потребуется. Мезенскому осталось только развести руками. Потом, воспользовавшись суматохой, которую вызвал неожиданный Юлин отъезд, он подошёл к Татьяне. — Хорошо выглядишь, — отметил он, — никогда не думал, что мне придётся повторно жениться на собственной жене для того, чтобы поглядеть на тебя хотя бы издали. — Ну что же, смотри. Красоту ничем не испортишь, даже комплиментами, — пошутила Татьяна. — Нас с Мариной очень сблизило общее несчастье, — сказал он извиняющимся тоном, — оно застало нас врасплох. И сейчас мы с трудом учимся жить с ним. — Я думаю, с Настей будет всё хорошо, — предположила Татьяна, — медицина всё-таки идёт вперёд. Но у меня к тебе есть личная просьба. Ради памяти моей подруги, рано ушедшей из жизни, не трогай Олега. Пусть живёт, как хочет. — Обещаю, — поклялся генерал и склонил перед ней голову. После встречи Нового года Мезенские ушли в свой особняк, пообещав пригласить всю компанию к себе на Старый новый год. Остальные остались у Деревянкиных. — Как смешно звучит: Старый новый год, — заметила Майя, — и кто это только придумал? — Ничего странного, — возразил Андрей, — за две недели всё новое становится старым. Вот тебе и Старый новый год. Утром Юля уехала вместе с Андреем и Майей, а Поляковы и Витушкина остались до вечера. Они решили доесть вкусную еду, наготовленную, как на Маланьину свадьбу, и погулять по лесу. — Надо было Осипова пригласить, — сказала Татьяна, обращаясь к Ирине, — был бы тебе кавалер. — Нет уж, — отказалась Ирина, — один следователь у меня уже был, ты разве не помнишь? Лопоухий такой… Я, как на американца глаз положила, ему отворот-поворот дала. А зря, надо будет его вернуть. Этот подлец заморский себя молодого в Интернете выставил, а сам родился ещё в каком-то тысяча девятьсот замшелом… лохматом году. — Ну хорошо, у меня, как говорится, гора с плеч, — обрадовалась Татьяна, — а то я себя чувствовала виноватой перед тобой, что Осипова не пригласила. Он мне надоел ужасно своими глупыми вопросами, идиотскими подозрениями, я не хотела его больше видеть. К тому же я не простила ему этого обыска в квартире. — Ты ему просто понравилась, вот он и поглупел, — поделилась своими наблюдениями Ирина. — Не говори глупости! — А что такого? На пенсионеров мы ещё можем рассчитывать. — В любом случае пусть знает своё место! — вынесла вердикт Татьяна. Махнув рукой на Татьяну, Витушкина обратилась к Владимиру за разъяснениями. Её, как и всех, интересовало, чем закончилась вся эта заварушка: наказали ли Осипова за превышение полномочий, жив ли Овсянко, отдали ли иконы бабусям? Хозяину дома пришлось держать ответ. Ради такого случая он даже встал и поднял руку, чтобы все подготовились внимательно слушать. Из его торжественной речи следовало: Осипов так грамотно оформил дело, что его собираются повысить в должности; Овсянко пока в больнице, но активно идёт на поправку — уже есть приказ о переводе его на место Нагаткина и готовятся документы о присвоении ему звания капитана милиции, а в следующем году он, естественно, будет полицейским. Говорят, к нему даже жена вернулась. — Ну, прямо, как в кино, — отметила Ирина, — а как же казино? — Ты уже в рифму заговорила, скоро стихи польются рекой, — пришёл в восхищение Владимир. Ирина посмотрела на него укоризненно, как на человека недалёкого, не понимающего очевидных вещей. Потом слегка поправила свою пышную причёску и приняла торжественный вид. — Они уже льются! — призналась она, — вот я перед отъездом сюда сама себе куплет подарила. Слушайте. Хороша я, хороша, Хороша я, хороша, Хороша я, словно ведьма Накануне шабаша! — Ну как? — Восхитительно, — похвалил Ирину Деревянкин, умирая со смеху. И все остальные ещё долго смеялись, не давая Владимиру продолжить свой отчёт. Когда публика, наконец, угомонилась, она узнала, что иконы их владелицам ещё не отдали, там какая-то канитель, но отдадут в ближайшее время. — А как же казино? — опять спросила Ирина. — Казино к этому делу не имеет отношения, — ответил Владимир, — да и вообще их собираются закрывать, чтобы люди дурью не мучились. — Закроют их, как же! — усомнилась Ирина, — это всё равно, что закрыть публичные дома. Есть вечные ценности, на которые бесполезно покушаться. — Время покажет, — уклончиво ответил Деревянкин и переключился на другую тему, — что же случилось с матерью Юли? — Ничего не случилось, — предположила Татьяна, — я думаю, её Олег вызывает. Наверно, он прячется от нас в Германии. — Ну и ну! — удивился Владимир, — может быть, за ним ещё что-нибудь числится, кроме этих икон? — Об этом мы вряд ли узнаем. Витушкина, наливая себе очередную чашку чаю и, положив на тарелку большой кусок торта, думала о том, что было бы хорошо остаться здесь навсегда. Устроиться к Деревянкину домработницей, вкусно есть-пить, а между делом хозяина погладить, чтобы у него дрожь по телу пошла. Или к Мезенским наняться дом сторожить, это ещё лучше. Уж она бы нашла, с кем ей время скоротать. Да и сам генерал приехал бы зимой проверить, не текут ли трубы. Что же она Маринке-то сразу не сказала, что работать у неё хочет? — А лихо Мезенские домом-то распорядились! — сказала она вслух, — я представляю, что эта старушка с ним сделает — паутина везде повиснет. Может быть, его лучше владельцу вернуть, иностранцу этому? Ирина представила: она встречает иностранца, а потом распоряжается в его доме как экономка. На худой конец, горничная. — Чьим был этот дом? Хочу знать! Деревянкин хитро посмотрел на Ирину. Она призналась Мезенской во всех грехах, а почему бы и ему не признаться? — Никакого иностранца не было, это мой дом. Я хотел, чтобы здесь поселилась одна уважаемая мною семья, но она отказалась, поэтому дом пустовал. Наташа, до сих пор не особенно интересовавшаяся разговором за столом, теперь навострила уши. Что это за семья такая? Темнит Владимир. Наверно, он строил дом для какой-нибудь женщины. Правда, это было давно, ещё до неё. И этот непреложный факт немного успокоил Наташу. Но почему он ей ничего не сказал? Продал дом, получил кучу денег — и всё держит в тайне, как будто она не имеет права это знать. Или она не жена ему? Или он все деньги уже с Мезенской прокутил? Наташа нахмурилась. Татьяна тоже удивилась признанию Владимира и состояние Наташи поняла. Поэтому поспешила всё объяснить. — Это нас он собирался здесь поселить, — сказала она, — правда, он не говорил, что это его собственность. Некоторые люди обожают тайны.