Легенду городить не стал: – Я журналист. Не верю, что ваш сын виновен. Хочу разобраться. – Журналист или блогер? Для старика-инсультника он неплохо разбирался в современных реалиях. Когда услышал, что Полуянов из самих «Молодежных вестей», – сразу приободрился: – Я вас знаю! Вы дело про убийство в поезде расследовали![3] И «Несерьезные новости» читаю. Дима украдкой осмотрел комнату. Постель несвежая, запах затхлый, шторы пропыленные. Зато на столике рядом с кроватью навороченный, явно заграничный прибор непонятного назначения. – Что это? – поинтересовался Полуянов. – Эле-ктро-сти-му-ляция, – с трудом выговорил больной сложное слово. И с гордостью добавил: – Маша мне купила. – Маша? – удивился Дима. – Да. – На глазах старика показались слезы. – Заботилась обо мне. Ми-кро-то-ки еще есть в тумбочке. Лекарства приносила дефицитные. В медикаментах Полуянов не особо разбирался, но знал: бесплатно инсультникам выдают грошовый и небезопасный аспирин. Однако у постели старика лежал дорогущий препарат «Ксарелто». – Тоже Маша? – уточнил он. – Да… И икорочку мне покупала, и чай, какой я люблю. – А Юра что? – Сын не верил, что я поправлюсь, – вздохнул тот печально. – А Машенька надеялась. Ксюша Кременская из «XXL» уже успела разразиться злобной статейкой о погибшей. Горячо утверждала: Мария Рыжкина – особа асоциальная. Попивала, погуливала. И нравом отличалась дурным – на работе вечные контры, подруг не имела. Как-то не вписывается в сей портрет забота об инвалиде. – А с чего бы Маше беспокоиться о вас? – ляпнул Дима. – Надеялась, что квартиру отпишите? – Ни на что она не надеялась, – с укором отозвался старик. – Просто я всегда был добр к ней. Доченькой называл. Вот она и платила добром. – Сколько, интересно, стоит такая электростимуляция? – Наши аппараты от двадцати тысяч. Но она мне заграничный прибор купила. Вдвое дороже, – похвастался Демьян Степанович. – А деньги кто давал? Юра? – Откуда у него? – усмехнулся. – А у Маши откуда? – Я спросил однажды. Сказала, ей мать выделила. Мать покойной – Полуянов успел выяснить – трудилась кассиршей в супермаркете и дочку всегда держала в черном теле. Нестыковка, однако! Пожилой человек после инсульта может, конечно, напутать, но техника премиального немецкого бренда – вот она, на столике, и дешево стоить не может. – Демьян Степанович, – мягко спросил Дима, – а как вы сами думаете, кто Машу мог убить? – Ей угрожали! – Кто? – Не знаю. Но несколько раз слышал, как она говорит по телефону. Вроде бы с мужчиной. Звонил этот тип обычно поздно вечером или ночью, когда Юра спал. Она иногда отвечала: «Сейчас нет». Или: «Ладно, поеду». Собиралась и уходила. В час. Или в два. Юра один раз проснулся, спросил, куда идет. Разозлилась: мол, пройтись хочу, голова болит. Я тоже пытался узнать, но Маша только смеялась. Не волнуйтесь, мол, я вашему красавчику сыну не изменяю, да и кому я нужна с таким животом? – А почему вы решили, что он ей угрожал? – В декабре, в двадцатых числах, разговаривали на повышенных тонах. Она рявкнула: «Не боюсь я тебя! Малолеток пугай». И трубку швырнула. Я спросил, кто это был. Маша ответила: «Да есть один придурок с работы». А кому бы ей звонить, если она давно в декрете? – Вы все это рассказали следователю? – уточнил Дима. – Да. Но он, по-моему, не записывал даже. У меня ведь поражение мозга, де-е-спо-соб-ность ограничена. – Взглянул с надеждой: – Но я считаю, этого человека нужно найти. – А вы знаете про него что-то еще? Хотя бы имя? – Не называла она его по имени. – А где ее мобильник? – Не нашли, – понурился старик. – Говорят, Юра аппарат уничтожил, но я не верю. Еще записная книжка была, но там только старые номера, сын по ним звонил, да без толку. Сейчас у всех актуальные контакты только в телефонах. – Все равно. Где эта книжка? – Забрали. К делу приобщили. Больше ничего полезного Полуянов из Юриного отца не вытянул. Да и не очень поверил в его рассказ. Как-то очень походило, что старик банально пытается сына выгородить. Вот и придумал загадочного незнакомца с угрозами. Однако про дорогие лекарства он явно не врал. Да и недешевый прибор для электростимуляции перед глазами. Диме самому любопытно стало: откуда у Рыжкиной деньги на все это – если, конечно, действительно она покупала? Надюшка ему уже успела доложить: зарплату в декретном отпуске сохраняют, но денег – по самой нижней планке и никаких, разумеется, премий. Пособие от государства тоже грошовое. Сколько, интересно, Мария получала на своей автобазе? Вряд ли больше, чем тридцать тысяч. А одна упаковка «Ксарелто» стоит четыре. Можно поехать к матери погибшей, но Диме, хотя за годы работы и нарастил броню, не хотелось мучить расспросами женщину, совсем недавно потерявшую единственную дочь. Поэтому начать решил с автобазы, где Мария работала. На входе в административный корпус – портрет погибшей, рядом в вазочке несколько одиноких гвоздик. Но народ в сторону мемориала головы не оборачивает – спешит мимо, время как раз обеденное. Отрывать людей от приема пищи Дима не стал – дождался, когда из столовой выйдут двое мужчин в водительских тужурках. Мотнул головой в сторону фотографии в траурной рамке, спросил: – Знали ее? – Кто ж Машку не знал! – буркнул один. Второй с подозрением поинтересовался: – А тебе до нее что? – Я из «Молодежных вестей». Провожу независимое расследование. – Чего тут расследовать? – удивился первый. – Юрку ведь взяли! – Когда Чикатило убивал, тоже многих невиновных арестовали. Но потом разобрались. У Марии были враги? Мужчины переглянулись. – Да Машка со всем светом враждовала! – начал было первый. Дружок его оборвал: – Болтай больше! По допросам потом затаскают. – Я у вас имен не спрашиваю и протокол не веду, – пожал плечами Дима. – Просто человеку помочь пытаюсь. Вы сами-то уверены, что именно Юрий убил? – Ну, жили они плохо. И сидел он, – решительно сказал второй шоферюга. Первый, более жалостливый, заспорил: – А я вот не думаю, что Юрка. Парень, конечно, с характером. Но не зверь. – Так и помогите тогда. На вас ссылаться не буду. Расскажите просто. Что значит – «враждовала»? Характер вредный? – Ну, типа того. Докапываться любила. На пустом месте. Она по должности медсестра, и дело ее маленькое – водилам давление померить, градусник дать. Но нет, вечно врачихе нашептывала: у того, мол, запашок. У другого – глаза красные. Макаровна, доктор наш, сколько раз ее осаживала. – А зачем так делать – если без оснований? – удивился Дима. – Кто в долг не дал. Кто просто не нравился. – И часто в долг просила? Они переглянулись. Первый хмыкнул: – Да на следующий день после зарплаты начинала.