Второй добавил задумчиво: – Машка, в принципе, неплохая была. Но такая, знаете, без царя в голове. Получку выдадут – сразу в магазин. Назавтра вся в обновках. А потом пообедать не на что. – Я пару раз одалживал ей, – буркнул первый. – Не вернула. Не бить же ее – на деньги плюнул, но больше не давал. А она по-прежнему клянчила. Обижалась. И все время Макаровне в уши пела, что «продуть» меня надо – хотя обычно допуск по видимым признакам. – А Юрка, болван, на нее всю зарплату спускал. Потому и жила с ним, – добавил второй с усмешкой. – Сколько она получала? Примерно? – Да у нас тут много не дают. Хотя помнишь, – обернулся он к товарищу, – премию неожиданно отсыпали? – Ага, по тридцать штук. Нежданно-негаданно. Народ кто на отпуск, кто на мебель. А Машка знаете, куда спустила? Тузику конуру купила. С теплым полом. – Это пес наш, при автобазе живет, – объяснил второй. – В общем, дурочка она была, – подытожил первый. Дима наведался и к Макаровне – доктору, под чьим началом работала Мария Рыжкина. Женщина, уже в летах, печально подтвердила: – Да, глупышка. Деньгам цены вообще не знала. И считать их не умела. Так себя обычно детдомовские ведут, а Маша рассказывала: у нее мать очень строгая. Одежду покупала – одно платье, одни сапоги, две пары колготок на год, самые дешевые. Денег не давала вообще. Никогда. Нисколько. Ни на завтраки, ни на мороженое. Она вечно голодная, всем подружкам завидовала. Ну, и когда стала что-то получать – стипендию в училище, потом зарплату, – ей казалось хватит на все. Начинала тратить безрассудно, спускала все за день, а потом впроголодь. Я пыталась влиять на нее, да без толку. Постоянно подкармливала. Хотя в долг не давала тоже. – А Маша не пыталась как-то подрабатывать или более денежную работу искать? – Ох, да сколько раз! Но вечно какие-то глупости. Купила, например, портсигары. Простые, деревянные. Стала их сама расписывать – форменная самодеятельность, рисовать-то особо не умела. Потом ко всем нашим приставала, чтобы купили. Двое-трое из жалости взяли, а те, кто не захотел, – все, враги. Еще рассказывала, как подрядилась листовки рекламные раздавать. Кто не берет, кто сразу в урну выбрасывает. А ей оплату сдельную обещали – с каждого, кто с бумажонкой зайдет в магазин и покупку сделает. Ну, видит – не получается. Психанула, и всю пачку в помойку. Мало что не заработала ни копейки – еще и оштрафовали. Я ей сколько раз говорила: делай то, что умеешь. Объявление, допустим, дай: инъекции на дому, образование ведь позволяет. Она попробовала, но тоже не задалось. К одному с уколом пришла – хам попался, больно, говорит, сделала, за такое качество платить не буду. А во второй квартире джигит оказался, приставать к ней начал. Ну, и плюнула. Нескладная, да… Как жила – так и закончила. – На глазах женщины показались слезы. – А был кто-то, с кем она конкретно враждовала? – Да никто ее всерьез не воспринимал, – отмахнулась Макаровна. – Водители в очереди сидят, промеж собой пересмеиваются: Машка опять голодная, жди проблем. Кто связываться не хотел, шоколадку ей принесет – и давление всегда, как у космонавта. Остальных мне подставить пыталась. Но против закона не шла. Когда один реально с похмелья пришел и пытался ей тысячу сунуть – отказалась. – Его не пустили в рейс? – У него там на ерунду превышение оказалось. Не стали человеку жизнь портить. Оформили задним числом отгул. – Но он не считает, что Маша ему жизнь испортила? – Так она и не портила. Подумаешь, выговор влепили! А ее даже потом благодарил: что не дала с пьяных глаз в рейс выйти, от куда большей беды, возможно, уберегла. – Машин свекор несостоявшийся инсульт перенес, – задумчиво сказал Дима. – Говорит, сын так не помогал, как она. Дорогие лекарства покупала, аппарат для электростимуляции. – Очень в ее духе, – печально улыбнулась врач. – Добрая была девочка. С зарплаты всегда и торт дорогущий притащит, и псу нашему – нет бы кость – килограмм вырезки. Доходов, правда, на один день максимум хватало. – А откуда, интересно, Маша в декрете могла деньги брать? – Вот это без понятия, – искренне удивилась Макаровна. – Однако «Ксарелто» Юриному отцу покупала. И немецкий аппарат для электростимуляции мышц приобрела. – Да, это все очень недешево, – согласилась врач, – но откуда могла деньги брать, не знаю. Когда Маша в декрет ушла, Юра-то у нас продолжал работать и вечно жаловался: сколько ей ни дай, все мигом спустит. А потом капризничает: то ананас хочу, то колбасы сырокопченой. Но он ей, может, по тысяче подсыпал, ладно, по пять. На немецкий прибор не хватит, тут я с вами согласна. – Может, с криминалом каким-то связалась? – бросил пробный шар Дима. – Не знаю, кто бы в здравом уме с ней согласился дело иметь, – фыркнула Макаровна. – Болтушка была, каких свет не видывал. У нас на базе, когда еще водителям разрешали самим билеты продавать, мужики подхалтуривали. Деньги с пассажиров брали и просто пропускали в салон. Так Маша услышала и начала на каждом углу щебетать, пока до директора не дошло. – Уволили кого-то? – Нет, замяли. – А не было у Маши романов здесь, на автобазе? До того как Юра появился? Ну, или после? – Да пробовала она охотиться. Народ-то – в основном, мужчины. Но женской мудрости ей тоже не хватало. Иной вроде заинтересуется, поглядит ласково, коробочку конфет принесет – так вцепляется, как клещ. Начинает выспрашивать: «А вы ведь не женаты? А детишек хотите?» Самцы немедленно задний ход. Один Юра сразу сказал: не женат, деток хочу. Вот к нему и прилипла. И забеременела почти немедленно. Не испугало ее, что судим. – Вдруг недовольно поджала губы. – А ссорились они? – Сначала нет. Но быстро начали. С пьяных глаз, в основном. Маша-то хоть с алкоголем на линии боролась, сама выпить очень любила. Особенно за компанию. Юра тоже по этой части. Вот и нашли друг друга. Как переехала к нему, вечно по утрам запашок, я сколько раз замечания делала. Но когда забеременела – ни-ни. Зато на него катить начала: мол, ты тоже не пей. Тот, ясное дело, злился. Я и подумала: беда-то в Новый год случилась. Наверно, он крепко принял, а она распсиховалась. Ну, и не выдержали нервы у человека. – Отец Юрия говорит, Маша с каким-то мужчиной встречалась. Вроде бы по делу. А младшему Стокусову говорила: просто гулять ходит. Может, изменяла? – Не думаю, – твердо сказала женщина. – Машенька такая простушечка, все мысли на лице. Такие от мужа гулять не умеют. Штрихи к портрету оказались, безусловно, интересные. Но никаких реальных фактов. Так что идти к Савельеву пока было не с чем. * * * В числе прочих санкций врач Черемисина категорически запретила Наде пить кофе. Дима доказывал, что благородный напиток обвинен незаслуженно. Зачитывал из Интернета, что пережиток и прогрессивные врачи пить его разрешают. Но Митрофанова все равно сделала себе на завтрак какао. – А подгузники мы тоже не будем использовать? Станем пеленать по старинке? – веселился Дима. Какао на вкус оказалось омерзительно, сразу противный детский сад вспомнился, однако Надя упорствовала: – Врач сказал – значит, надо. – Страшно подумать, какой ты станешь сумасшедшей мамашкой, – вздохнул Полуянов. Первые дни, пока переваривал новость, вел себя идеально. Но недели не прошло – и к новому состоянию подруги привык, стал, как и прежде, покрикивать: – Надюха! А ты мне рубашку почему не погладила? – У меня утреннее недомогание, – буркнула Митрофанова. Хотя, если честно, чувствовала себя нормально. Кофейку бы хлебнуть – совсем стало бы хорошо. Выходить из роли, признавать Димину правоту, впрочем, не стала. Но решила: «Уйдет – сделаю себе. Некрепкий». На работу ей сегодня во вторую смену, только к половине третьего. Поставила чайник, решила пока что взвеситься. Ничего себе! За одну ночь – целых полкилограмма. А положено, врач сказал, за весь первый триместр не больше двух. Может быть, это отеки и пора бить тревогу? Про кофе забыла, немедленно засела искать причину в Интернете. По делу – ничего. Зато страшных историй, как женщины и на сорок килограммов за беременность разъедались, в избытке. «Особенно рискуют поправиться те, у кого и раньше был лишний вес», – предрекали знатоки из сети. И что, она теперь тоже превратится в слониху? Диету в положении нельзя, спорт – тоже. Особенно таким возрастным беременным, как она. Как назло, есть после изысканий в сети захотелось ужасно. Да не полезное яблочко, а добрый кусочек торта. Надя и воды попила, и пару орешков съела, чтобы перебить аппетит, но «Птичье молоко» (сама испекла, чтобы Димку побаловать) продолжало манить мощнейшим магнитом. «Ладно, – сдалась Митрофанова, – беременным нужны положительные эмоции. Съем – а потом пойду гулять, растрясать жир». Когда доедала огромный кусок, зазвонил телефон. Номер незнакомый. «Ух, и спущу всех собак, если очередная реклама!» Но в трубке знакомый, жизнерадостный голос. Та самая веселушка из женской консультации. – Привет! Вот маразматики мы, беременные! Я даже как тебя зовут не спросила! – Ну, давай сейчас познакомимся. Надя. – А я Люся. Тебе Черемисина велела здоровый образ жизни вести? – Ну, ясное дело. – Могу стать твоим проводником в правильный мир. Пойдем, по ВДНХ пошаримся? Митрофанова с трудном заводила новых друзей. Да и что у нее может быть общего с девчонкой сильно моложе и вообще не ее круга? Но денек солнечный, а она все равно собиралась гулять, поэтому согласилась. Встретились у центрального входа. Люся в куртке нараспашку, ботиночки тоненькие. – Не простудишь маленького? – Надя сама почувствовала себя старой, брюзгливой каргой. – Ничего, – усмехнулась та, – пусть радуется, что я хотя бы не на мотоцикле. Взглянула лукаво, добавила: – Судя по твоему лицу, ты слепо следуешь указаниям Черемисиной. И даже кофе с утра не попила.