– Это что же за база такая? – оживился красавчик. – Ну, мы для себя отмечаем. Если одинокая, несовершеннолетняя, пьющая. Процентов двадцать таких от всего контингента. – А мужик этот что хотел узнать? Телефоны? – Да. Телефоны и адреса. Я послала его, конечно. – Не сказал, зачем ему? – Врал. Фонд вроде благотворительный. Но удостоверение – какие в метро продают. И рожа – типичный уголовник, нос перебит. Да и логики нет: зачем фонду за деньги телефоны нуждающихся добывать? – Название фонда, имя, фамилию не запомнили? – «Доброта». Иван Петров. Уже как-то странно, да? – А непосредственно к пациенткам не пытался подходить? – У меня тут никаких посторонних, слежу строго. А вот что не на территории поликлиники – не ведаю. – Вы полиции говорили о нем? – Так они не спрашивали. – Описать его сможете? – Ну… молодой. Мордатый. Нос кривой – видно, сломан был. Такие в фондах благотворительных точно не работают. – А давно появлялся? – В том году еще было… Не в декабре, раньше. Ноябрь. Или конец октября. – Что ему на самом деле было надо, как считаете? – Я подумала: усыновитель небось. Они, знаю, и роддома осаждают. Плюс слышала однажды краем уха… Две из таких, веселых… здесь, в коридоре, обсуждали: здоровый новорожденный славянской внешности в Москве стоит миллион. А если глаза восточные – то вдвое дешевле. – Видеокамеры есть у вас? – Есть. Но они только за три дня, потом по новой пишется. – А Рыжкина считалась социально незащищенной? – Да. Если официально не замужем, мы вносим. – Может, ваша сменщица все-таки слила базу? – Не думаю. Она совсем девчонка, и я ее предупредила: придет хмырь из якобы фонда – гнать сразу. Охраннику тоже сказала, чтоб не пускал. – Эх, – протянул Полуянов мечтательно, – потолковать бы с кем-то… из этого вашего контингента… – Нет, Дмитрий, – сказала та сурово, – с персональными данными у нас строго. Я уже говорила. Но глазами в сторону повела. Полуянов проследил направление ее взгляда – молодая, ярко накрашенная, сидит в уголке, рубится с телефона в «Злых птичек». В мини и тонких колготках – совсем не по положению. И не по погоде. – Спасибо, – ответил одними губами. * * * Версию, что вторая погибшая пострадала не за беременность, а за нечто совсем другое, Савельев тоже считал одной из приоритетных. Хотя бы потому, что даже очень неблагополучные дамы в положении редко ходят одни гулять в парк, тем более глубокой ночью. Ладно, пусть Рыжкина поссорилась с сожителем, психанула и убежала, куда глаза глядят, но Гюльджан-то зачем потащилась? Знала ведь, что место нехорошее. Да и сто тысяч под матрасом наводили на размышления. Небольшой капитал, что скопила непосильным трудом, Фургатова держала в банке на депозите, последнее пополнение – два месяца назад, больше никаких операций по вкладу не производилось. Значит, новый доход. За последнее время. Взялись активно выяснять, чем она занималась с тех пор как Швырев ее покинул и на какие деньги существовала. Георгий, пусть благородно жилье оплатил, больше ни копейки не оставил. Поговорили снова с Николь-Натальей, пообщались со Швыревым. Оба уверяли: понятия не имеют, во что Гюльджан могла влипнуть. – Но принципов у нее вообще нет. Ради денег на все пойдет, – уверял Георгий. Николь вторила: – Гюльждан, конечно, дурочка. Дальше своего носа не видит. Я ведь ей предлагала купить регистрацию – отказалась. Зачем, говорит, буду уезжать, тогда и решу проблему. Да и ребенка оставлять было глупо. Ходы наперед просчитывать вообще не умеет. В доме, где погибшая проживала, провели поквартирный обход. Черную иномарку и мужчину в ней, о которых говорила соседка, вспомнили еще двое жильцов. Один утверждал, что это «Рено», второй – «Нексия». Даже кусочек номера общими усилиями установили. Первая буква «Р», дальше – два нуля. Третью цифру, две оставшиеся буквы, регион регистрации – все запомнили по-разному. Ладно. Прогнали через городскую систему видеонаблюдения то, что имелось. И сразу обратили внимание на автомобиль, въезжавший в искомое время в искомый двор. Принадлежал он Гавриле Кравченко, ранее судимому по статье 228, часть первая (незаконное производство, сбыт или пересылка наркотических средств). * * * Знать о перемещениях жертвы всегда полезно. Но маршрутов у объекта имелось только три, и это крайне осложняло дело. Поликлиника (всегда в дневное время). Работа (во вторую смену теперь не выходила, возвращалась домой не позже семи вечера). В гости к подруге (дом всего в двух кварталах от ее собственной квартиры и никаких укромных местечек вроде дорожек вдоль пустынных гаражей по пути). Да, девочка, несомненно, осторожничала. Но тем интересней казалась задача. Вспоминал бесконечно: ее глаза, одновременно испуганные и гневные. Русые волосы. Пышное тело. Сейчас, наверно, еще привлекательнее стала – живот-то вырос. И продолжает увеличиваться. Так что спешить некуда. Можно спокойно выжидать. * * * – Какой-то хрен в поликлинике сегодня про тебя вынюхивал, – доложила Лиззи. – Что конкретно? – напрягся Гаврила. – Ну, типа, сочувствовал. Спрашивал, как мы, бедняжки, выживаем на пособие? – Ты сказала, про меня хотел знать. – Так он докапывался: какие есть способы с пузом подработать нормально. – А ты что? – Послала, ясный пень. Лиззи среди его девочек – милашка, звездочка. Такая не сдаст. Но, помимо нее, немало других. А курьеры в его бизнесе – самое слабое и ненадежное звено. Кольцо начинает сжиматься. Но до чего жаль останавливаться, когда столько сил положил и дело налажено. Изначально Гаврила планировал сам в ситуации разобраться. Тем более, Гюльджан ему хорошо должна осталась. Но раз пошла волна – лавочку надо срочно прикрывать. Лиззи сказал – на сегодня дел нет. Она капризно надула губки: – А мне на ко-олго-оточки надо!