— Пусть так, только, видимо, ты забываешь, что маньяк, которого мы ищем, первую жертву на ржавом «Фольцвагене» по столице катал. А у Колкина, как мы знаем, красный «Форд-Фокус», а до того — согласно базе ГИБДД — никакой машины за ним не числилось. И опять же, третьей жертве — Екатерине Караваевой — наш маньяк такую честь не предоставлял. Они перемещались исключительно на метро. А то, что у Зуева нет прав еще не означает, что он не умеет водить машину. Ты же сам, наверное, понимаешь, что для своих темных делишек он мог, запросто, машину и угнать. А многие ли автовладельцы, а самое главное, долго ли, будут париться из-за пропажи «убитой» ржавой тачки? — парировал следователь. — Как тебе такой расклад? Неожиданно Власенко переменился в лице. Он раскраснелся, и стал злиться. — Седов, да ты на его медицинский диагноз посмотри! Мне знакомый психиатр из института Сербского психиатр заочную консультацию дал. Он так и сказал, что для пациентов с таким диагнозом весьма характерна подмена реальности. Они легко могут выдавать правду за ложь, и наоборот. Зуева легко могло в какой-то момент «переключить», и он изменил стереотипы поведения. Случай-то у нас уникальный, такое нечасто встретишь. В любом случае, теперь у следствия есть реальный подозреваемый, а дальше, мил человек, я уж как-нибудь сам разберусь. А тебе, Седов, от меня личная благодарность за поимку преступника. Я это обязательно отмечу в раппорте. А теперь, Алексей, сходи ты лучше в отпуск да хорошенечко отдохни. Честно заслужил. Впервые с начала расследования, Власенко обратился к подчиненному по имени. С одной стороны молодой оперативник был польщен, но с другой — сомнения продолжали грызть душу старшего лейтенанта. Слишком уж легко и просто попался в их руки маньяк. Складывалось впечатление, что кто-то специально его подсунул, а затем разыграл перед носом следствия маленькое представление. Да и рассказы Зуева о совершенных преступлениях были слишком просты и гладки, наводя на мысль, что он выдает чужие истории за свои. С другой стороны — факты вещь неоспоримая. А нападение на проститутку было зафиксированным в протоколе деянием. И не важно, где это произошло, и кем была по роду деятельности потерпевшая — перед законом все равны. К тому же улики, обнаруженные при обыске, перевешивали все. Сотрудники МУРа обнаружили у него дома нож и три пряди женских волос. Как показала экспертиза, волосы однозначно принадлежали предыдущим жертвам нападений маньяка. Но окончательную точку в сомнениях поставило заключение экспертно-криминалистического отдела. Следы крови на ноже совпадали по группе и резус-фактору с кровью Караваевой Екатерины. А сегодня пришло и заключение по ДНК-анализу: стопроцентное совпадение. Что еще нужно для суда? Единственное, что пока еще не было окончательно ясно, каким образом злоумышленник попал в квартиру Караваевой, и в какой именно крематорий заманивал жертв. Зуев на сей счет упорно молчал, старательно обходя стороной эту часть своих злодеяний. Создавалось впечатление, что он попросту не знал, как правильно отвечать. «Эх, что-то здесь не так…» — не отпускала Седова тоскливая мысль, которую он с упорством гнал прочь. Правда, говорить об этом следователю Власенко он благоразумно воздержался. Вместо этого, выполняя распоряжение начальства, оперативник взял положенный ему по закону месячный отпуск. Алексей задумал рвануть с друзьями в дельту Волги. Апрель был отличным месяцем для рыбалки. «Но прежде, чем я туда отправлюсь, пожалуй, проверю еще одно местечко…» — решил старлей, завершив изучение реестра организаций, сотрудничавших с крематориями на северо-западе столицы. Глава 19 Пошел третий месяц как Юля Петрова, врач-терапевт из Орла, жила в столице. За это время она успела неплохо освоиться на новом месте жительства, в районе Богородское. Хотя самой ей больше нравилось думать, что она проживает в Сокольниках. Впрочем, это было и не так важно, поскольку в самих Сокольниках она бывала ежедневно, пользуясь этой станцией метро как точкой входа в московскую подземку. Каждый будний день она ездила на занятия в Пироговский центр, что расположился на улице Нижняя Первомайская. На дорогу с учетом пересадок уходило около полутора часов, что поначалу сильно удивляло молодую женщину. В родном городе добраться на маршрутке от одного конца до другого, можно было минут за сорок-пятьдесят, ну край за час. Московские же расстояния по-настоящему впечатляли, вызывая благоговение от понимания истинного размаха столичной территории. Зато благодаря каждодневным поездкам она искренне полюбила метро, очень сожалея, что в её областном центре нет такого удобного вида транспорта. Московское метро во всей своей многоликости и бесконечной круговерти, создающее впечатление города в городе, настолько занимало ее воображение, что она невольно загорелась желанием побывать на всех его станциях. А заодно и сфотографироваться на каждой. Страничку в интернете Юля создала совсем недавно, делая первые робкие шаги в столь непривычном для нее мире цифрового общения. Поэтому идея наполнить ее интересными и яркими фотографиями показалось ей замечательной. Для себя она решила, что каждую субботу станет посвящать одной из одиннадцати разноцветных линий московского метрополитена. Начать она задумала с Красной линии, по которой ездила каждый божий день. А поскольку красный цвет был к тому же и самым любимым — как она считала, наиболее схожий с данными ей от природы медно-красными волосами, — то и начать Петрова решила именно с нее. * * * Наступила очередная суббота, шестнадцатое апреля. На голубом и удивительно прозрачном весеннем небе ярко светило солнце, с каждым часом все сильнее прогревая сырой и прохладный московский воздух. Его величество апрель уже вовсю маршировал по улицам и проспектам столицы, срывая с прохожих опостылевшие за долгую зиму теплые шапки. Он шептал им тихим веянием ветерка, предлагая хоть на минуту остановиться и подставить ласковым весенним лучам свои бледные и измученные морозами лица. Да и как иначе? Весна же пришла! С раннего утра Юля пребывала в особо приподнятом настроении. Она даже встала без будильника ровно в семь, как и задумывала накануне. Тихонько, чтобы не разбудить соседку по комнате, молодая женщина прошмыгнула в ванную комнату. Приняв душ, она накрасилась, а затем, наспех выпив чашку растворимого «Нескафе» с зачерствевшим вчерашним круассаном, мышкой выскользнула за дверь. Почему-то именно сегодня ей хотелось прогуляться по Москве одной, без своей новой подруги. Время шло к полудню. Она успела побывать на «Юго-западной», на «Проспекте Вернадского», осмотрела станцию «Университет» и вот, наконец, добралась до «Воробьевых гор». Это была ее главная на сегодня цель. В своих ожиданиях она не ошиблась. Эта станция впечатлила ее больше всего, вероятно, потому что располагалась на мосту непосредственно над Москвой-рекой. Обычные стены — в традиционном понимании этого архитектурного элемента — здесь отсутствовали. Вместо них были установлены огромные панорамные окна, из которых открывался потрясающий вид на Воробьевы горы, спортивную арену «Лужники» и пойму реки. Сейчас было время ледохода, и по реке медленно, лениво толкаясь ледяными боками, плыли грязно-белые, разбухшие от воды тяжелые льдины. «Прямо, как у нас, на Оке», — подумала Петрова, и это воспоминание придало ей новых сил. — Ну что, приключения, вы меня уже ждете? Тогда вперед, труба зовет! На Воробьевы горы!» Она безмятежно улыбнулась, поправила никак не желающую укладываться в нужную сторону челку, вставила в уши «капельки» и включила любимую композицию. «What if God was one of us?» — полилась знакомая песня. Добравшись до смотровой площадки напротив университетской площади, Юля остановилась. Перед ней во всей красе простиралась величественная панорама Москвы: город отсюда просматривался как на ладони. И, конечно же, ей сразу захотелось запечатлеть себя на фоне визитной карточки столицы. Она огляделась по сторонам в поисках подходящей кандидатуры на роль фотографа. Взгляд остановился на веселой компании, как ей показалось, студентов местного университета. Оккупировав парапет, те неторопливо курили и, громко над чем-то посмеиваясь, оживленно беседовали. И хотя повсюду сновали экскурсионные группы и вереницей спешили случайные прохожие, но по какой-то необъяснимой причине ее выбор пал именно на этих молодых парней. — Ребята, добрый день! Извините, что мешаю вашей беседе… Можно вас попросить сфоткать меня на фоне города? — вежливо обратилась она к ним. Первым на призыв отозвался самый рослый из компании. Двухметровый крашеный блондин с голубыми глазами и белесыми, как у альбиноса, бровями с интересом посмотрел нее. На нем было укороченное черное пальто нараспашку, в контраст с ним — кроваво-красный джемпер с изображением головы мистического существа, а ноги обтягивали кожаные штаны, заправленные в высокие ботинки на мощной подошве. Всем видом он словно подчёркивал свою индивидуальность и пренебрежение к окружающим. В том числе, видимо, и к весеннему холоду. Молодой человек был явно старше приятелей. На вид ему было около тридцати, плюс-минус пару лет. В руках незнакомец держал раскупоренную банку пива «Holsten». Явно бравируя перед друзьями, он окинул ее сверху вниз оценивающим взглядом, взъерошил рукой короткие волосы и, склонившись над ней, глубоким загадочным голосом развязано произнес: — Да для такой красотки я на все готов. А ты не из этого университета случайно будешь?.. А то я, когда поступал в первый раз, по баллам не прошел, — неестественно громко засмеявшись, он прогнулся дугой, запрокинув назад голову. Однако, как внезапно начался, так же быстро и завершился этот странный смех. Альбинос уставился на оторопевшую девушку странным «стеклянным» взглядом и задал очередной вопрос: — А тебя как зовут, детка? Ты случайно не Оля?.. А то я от этого имени просто балдею… Впав в ступор, Юля упорно молчала. Она растерялась, не зная, как лучше «отбрить» этого наглого типа. Безмятежное настроение вмиг улетучилось, а на смену пришла злость за столь неудачный выбор «фотографа». Правда, на самого наглеца, беспардонно обращавшегося к ней на «ты», она разозлилась куда сильнее. — Что же ты такая строгая, как моя первая учительница? — никак не успокаивался белобрысый верзила, обдавав Петрову свежим перегаром. — Стоишь и молчишь, как в рот воды набрала. Сама же просила себя сфоткать, а теперь решила в молчанку играть… Он наклонился и, уставившись ей в глаза, слегка коснулся рукой ее волос. От нахлынувшего отвращения Юля непроизвольно вздрогнула. И тут же ей в нос ударил ни с чем несравнимый «аромат». То была гремучая смесь кисло-сладкого запаха пота, дорогой мужской парфюмерии, забродившего пива и горьковатой гари, которая показалась ей очень знакомой. Воспоминание пришло как вспышка. Она знала, откуда помнит этот запах. Точно такой же «аромат» ей пришлось вкусить, когда на студенческой санитарской практике она попала в больничный крематорий, где сжигали части тел и органов, удаленных во время операции. Воспоминания той поры и жуткое амбре быстро переплелись между собой, сжав горло накатывающим приступом тошноты. Чувствительную к запахам Юлю едва не вырвало прямо там. «Самовлюбленный вонючий придурок», — со злостью констатировала она. Мгновенно выйдя из спячки, она встрепенулась, и уже было собралась бросить в ответ что-то резкое, но не успела. Великовозрастный студент шмыгнул носом и бесцеремонно отобрал у нее фотоаппарат, который минутой ранее она протягивала с просьбой сделать снимок. Оскалившись в некое подобие улыбки, он принялся ритмично подергиваться всем телом, словно танцуя одному ему известный танец. Он явно развлекался и дразнил ее. — И в каких ракурсах ты желаешь заполучить фото для своего портфолио? Знаешь, когда-то в юности я увлекался фотосъемкой. Хочешь, сделаю из тебя звезду интернета? — начал он, но практически без перехода его мысли поскакали в другом направлении. — Не, давай-ка лучше сегодня вечерком мы встретимся в какой-нибудь кафешке. Посидим, поболтаем о том, о сем… Узнаем, так сказать, друг друга поближе. А если все сложится, то я тебе настоящую Москву покажу. Не те виды с картинок для туристов… совсем другую столицу. Ну как, согласна? Слушать дальше эти бредни Юля уже не могла. Внутри все кипело, так и порываясь выплеснуться наружу. Со злостью вырвав фотоаппарат из рук наглеца, она резко развернулась и зашагала в сторону метро. «Придурок, придурок, придурок… — упрямо твердила она. — Я тоже хороша… Нужно было этого козла сразу осечь… Чего, струсила-то?» Однако настырный «козел» и не думал отставать. — Эй, куда ты убегаешь? Мы же ещё даже не познакомились… Не убегай… давай, я тебе Москву покажу!.. Я же вижу, что ты из провинции, — крикнул он ей вслед и, догнав, попытался схватить за руку. — Не убегай… я тебя не съем. Я красавиц не ем, я их… Он странно захихикал, чем еще больше разозлил Петрову. «Вот, гад, прилип как банный лист…» — злилась она, поспешно придумывая способ как бы ловчее от него отвязаться. Однако ничего путного в голову не приходило. Отчаявшись, Петрова стала оглядываться по сторонам, ища, к кому бы обратиться за помощью. Как назло, никто из прохожих не обращал на них никакого внимания. Создавалось впечатление, что всем было глубоко наплевать, что происходит вокруг: каждый шел исключительно по своим делам, находясь глубоко в своем мирке. Юля не на шутку запаниковала. — От меня нельзя убежать, если мне кто-то сильно понравился, — безапелляционно заявил преследователь. — А ты как раз такой случай… Твой цвет волос меня свел с ума. Изловчившись, он ухватил ее за запястье и с силой дернул к себе. Это был уже явный перебор. Развернувшись к нахалу лицом, Петрова замахнулась зажатой в руке сумочкой и уже собиралась обрушить весь свой гнев на эту наглую харю, как вдруг замерла на месте. Только теперь, рассмотрев вблизи глаза преследователя, она со всей очевидностью поняла, что ещё не так с этим мужчиной. Его глаза — да-да, именно его глаза! — выдавали в нем любителя запрещенных сильнодействующих веществ. Они неестественно блестели, глазные белки выглядели покрасневшими за счет выраженной сосудистой инъекции, а черные, как ночь, широкие зрачки непрерывно «играли»: то расширяясь, то сужаясь безо всякой причины. Кроме того, при поворотах головы глазные яблоки незнакомца словно зависал на месте, начиная специфически подергиваться из стороны в сторону. Как врач она знала, в каких случаях бывает такой нистагм и симптом «игры зрачков». «Черт, вот это я влипла! — забеспокоилась она, теперь уже ведомая страхом. — Как же меня угораздило обратиться к нему со своей просьбой? Он же под кайфом! Вот поэтому и поведение такое беспардонное… Наркоша чертов!» Однако следующая мысль оказалась более пугающей.