В помещении, куда мы попали, за станком сидел мужчина и аккуратно точил нож. Выглядел он отвратительно, наверняка часто и много пил. Нашего присутствия, он будто бы не заметил. — Привет, Кузя, — поздоровался Митько. — Здравствуй, здравствуй, Сергей Иванович. — Мне нужна твоя помощь. — Помощь? — Да. Ты ведь раньше конструировал тайники для разных влиятельных людей? — Ну и что? — Хочу проконсультироваться. — А не многого ли хочешь? Ты мне хоть раз в жизни помог? — Слушай, падла, ты бы без меня сейчас на нарах сидел бы, петухом. Если ты не будешь мне помогать, я распишу всю твою жизнь на много-много пятнадцать суток, понял? — Не ори, понял. Чо надо то? — Барону ты тайник делал? — Допустим. — Я хочу знать, как он устроен. — Ха! — Никаких «ха»! — Что мне, свои тайны при всех раскрывать? — Кузя покосился на меня. Митько подумал и сказал: — Володя, отойди. — Но… — Отойди! Я развернулся и быстро вышел на улицу. Играет он со мной, что ли? Всегда берет с собой, но не хочет ничего рассказывать. Я же не телохранитель его, в самом деле! Зачем ему понадобился тайник Барона? Что он хочет там найти? Все это оставалось для меня загадкой. Митько вышел через пять минут и тут же заявил: — Сегодня иду в квартиру Барона. Ты со мной? Я вылупил глаза. Он хочет нарушить закон, влезть в опечатанное помещение и выкрасть что-то? Действительно, чему он меня учит? — Если не хочешь, можешь не идти. Только тогда никому не говори об этом, хорошо? — Я с вами, — сказал я. — Ну и отлично, — улыбнулся Митько. — Вы мне расскажете, зачем мы туда идем? — Нет. Пойми, так лучше для тебя. Чем меньше знаешь, тем лучше спишь. Я кивнул, хотя в душе был очень недоволен. * * * Митько достал из кармана продолговатую проволоку, сунул ее в замок и повернул. Раздался щелчок, и дверь приотворилась. Сергей Иванович спрятал отмычку, сорвал бумажку с надписью «опечатано» и сказал: — Жди здесь. Я не стал возражать и прикрыл за Митько дверь. Слава Богу, мимо никто не проходил, иначе он бы мог обратить внимание на меня и вся затея пошла бы к черту. Сергей Иванович задерживался, я уже начал волноваться и нервно прислушивался к шорохам в квартире. Когда я уже решил идти за начальником, тот появился сам, пряча в пакет зеленую папку. Митько быстро закрыл дверь, повесил обратно бумажку и сказал: — Никаких вопросов. Уходим. Мы вышли, Сергей Иванович внимательно осмотрелся и повел меня в переулок. Мы петляли дворами, меняя скорость, один раз даже зашли в незнакомый подъезд. Когда мы попали на проспект Ленина, напряжение исчезло с лица Митько и он, остановившись, проговорил: — Извини, Володя, я тебя, конечно, задолбал, но у меня есть еще одна просьба. Я обещал дочке, встретить ее на вокзале, а сейчас оказалось, что не могу: мне надо с этими бумагами разобраться. Ты не мог бы… — Мог, мог. Какой поезд. — Из Москвы. На восемь тридцать. Вагон восьмой. — А как она выглядит? — Волосы белые, стройная. Глаза карие, нос прямой. Одна особенная примета — она красивая. Я усмехнулся. Последнее предложение Митько произнес с гордостью. И я ему поверил. И нельзя было не верить, потому что про Наташу — дочь Сергея Ивановича, тоже ходило много историй. Ей было лет двадцать, она училась в МГУ на журналиста. Пока она жила в Сахарове, ее пытались клеить человек триста, в том числе и пятидесятилетний Крылов. Но она все еще была не замужем и выходила из всех передряг чистой, как стеклышко. В общем то я и согласился-то, чтобы посмотреть на Наташу и познакомиться… * * * Вот я снова нахожусь на вокзале. Мимо снова проносятся толпы людей: все торопятся, толкаются, стараясь не опоздать, успеть первыми, уехать от своих забот или наоборот… Поезд из Москвы подъехал с опозданием на пять минут. Перрон был полон встречающими людьми, которые рассыпались неравномерными кучками, и мирно переговаривались. Состав, заставил людей притихнуть и зашевелиться: те, кому нужны были первые вагоны, помчались вперед, кому последние — назад. Я остался стоять в середине — вагон Наташи был восьмым. Поезд остановился. «Поезд номер… «Москва-Сахаров» прибывает на первый путь, — затрещал динамик. — Нумерация вагонов производится от конца». По перрону послышались недовольные вскрики и нецензурная брань. Те, кому нужны были первые вагоны, помчались назад, сталкиваясь по пути с теми, кому были нужны последние. Я привстал на носках и обнаружил восьмой вагон в двадцати метрах слева. Пробившись сквозь толпу, я остановился рядом и начал наблюдать за спрыгивающими на перрон людьми. Вот, молодой парень, бодро соскользнувший вниз, с двумя сумками в руках. Едва он прошел пару метров, как на шее у него уже висела смуглая брюнетка. Вот почтенная женщина, которую встречает с цветами целая семья. Измазав всех своей недорогой помадой, она отходит в сторону. А на перрон спрыгивает… … Она! Какой-то тонкой, неизведанной, но безошибочной интуицией я понял, что это она. Минимум косметики и максимум красоты, добрые, такие же, как у отца, глаза не могли принадлежать кому-нибудь другому на этом перроне. Она поправила прическу, вскинула на плече сумку и оглянулась в поисках отца. Затем, безнадежно покачала головой и поплелась к вокзалу. Я шел чуть сзади, стараясь не догонять, и не отставать от нее. Мне хотелось еще несколько секунд понаблюдать за ней со стороны. Наташа явно не торопилась: пройдя внутрь вокзала, она остановилась у игральных автоматов, и минуту вглядывалась в мелькающие на экранах заставки, видимо вспоминая детство. Потом, она минуты две рассматривала прессу в газетном киоске. Когда я уже собрался подойти, она, наконец, выбрала красочный журнальчик, засунула его себе в сумку и двинулась в сторону запасного выхода, причем с такой скоростью, что мне пришлось за ней бежать. Выбежав на свежий воздух, я быстро завертел головой: её нигде не было! Вот же, дурак! Надо было сразу с ней знакомиться — как я теперь в глаза Митько посмотрю? Сзади послышались быстрые шаги, меня неожиданно схватили и завели руки за спину. Я почувствовал у своей щеки леденящее прикосновение газового баллончика. — Дернешься, — послышался за спиной отчаянный женский голос. — Прысну тебе в лицо. Понял? — Понял, — я старался не двигаться. — А теперь отвечай на вопросы. Почему ты за мной следишь? Что тебе нужно? — Тебя этому папа научил?