— Действительно, — улыбнулся Митько. — Дорога из Кулинска в Сахаров длится довольно долго, он бы взял с собой хоть какие-нибудь вещи. — Может, кто-то узнал, что Коротков вёз с собой ценные вещи и завладел ими на вокзале. — Тогда он мог стукнуть его по макушке где-нибудь в переулке или просто унести, когда тот зазевается, — Митько закурил и продолжил: — Ты прав, здесь действовал профессионал. Ему нужно было не только багаж, но и его смерть. Неплохо рассуждаешь, — похвалил он меня. Я не подал вида, что рад этому, хотя в душе был готов прыгать до потолка. * * * Мы стояли у входа в квартиру Короткова. Митько протянул мне ключ; я нашарил в темноте замок и, легким движением руки, отворил дверь. Мы оказались в чисто убранной двухкомнатной квартире. — Так, — произнес Сергей Иванович, осматривая скромную обстановку дома. — Для составления версий нам требуется узнать, где работал убитый, где обитают его родственники и близкие знакомые, и, самое главное, предположить, с какой целью Коротков был в Кулинске. — Понятых звать? — поинтересовался я. — Ты лучше соседей позови. Их допросить надо. Может, они что-то о Короткове знают. Может, он им ключи оставлял, цветочки полить, и заодно сказал, к кому едет. Заодно соседи и понятыми побудут. Я бросился выполнять приказ и вскоре привёл к Митько молодую супружескую пару. — Ну-с, — начал Сергей Иванович. — Вы призваны, чтобы помочь нашему следствию. — А что случилось? — спросил парень, недовольно щурясь: то ли он милицию не любил, то ли был недоволен, что его потревожили. — Вашего соседа убили. — А мы причём? — Вы знали убитого? — Немного, знали. — Он вам говорил, что уезжает в Кулинск? — Нет, — парень почему-то ухмыльнулся. — Может, он вас просил цветы полить, пока он в отъезде? — вклинился я в разговор. — Нет, нет. У него и цветов-то вроде нету, — мужчина показал на пустые подоконники. — У соседа вашего родственники или знакомые были? — Наверное, были, но я их не видел. — Значит, вы не видели, чтобы к нему кто-то часто заходил? — Нет, мы за чужими людьми не следим. Это всё? — Посидите здесь, пока мы проведём обыск. Парень недовольно что-то пробормотал, но от комментариев отказался. Митько подошел ко мне: — Ищем документы, фотографии, всё, за что можно ухватиться, — он с сомнением осмотрел меня и добавил: — «Ухватиться» — в переносном смысле. Вот те раз! Я, наверное, выгляжу полнейшим олухом, если Митько думает, что я буду искать всё, что можно схватить. Парень и девушка за спиной ехидно захихикали. Я принял обиженный вид и принялся за поиски. В ящиках стола лежали исписанные разными записями тетрадки; в шкафу, как ни странно, одежда; на полках книги. Я заглядывал во все шкафчики, отодвигал посуду, ворошил одежду, но так ничего и не нашёл. В это время из другой комнаты вернулся Митько. — Ну как, что нашел? — спросил он. — Ничего, — со скорбью отметил я. — Пока. — Всё проверил? — Почти. Митько осмотрел комнату, подошёл к встроенному к книжной полке шкафчику, который я даже не заметил, подергал за его ручку и изрек: — Закрыто. Может, я действительно олух? Не заметил этот шкафчик с замком, хотя сам держу свои документы в надежно запертом секретере. — А где же ключ? — стараясь загладить свою оплошность, я принялся вновь осматривать шкафы. — У меня, — внезапно произнес Митько. — Я его нашёл за зеркалом в спальной. Потому и искал дверь с замком. — С этими словами, он открыл шкаф. Коротков (естественно при жизни) держал свои документы в образцовом порядке. Из свидетельства о рождении мы узнали, что он рос без родителей в детском доме в поселке Макарово, что находился недалеко от Сахарова. — Это плохо, — отметил Сергей Иванович. — Из паспорта его родителей, мы бы могли узнать о его сестрах или братьях. Также я обнаружил пенсионное удостоверение, удостоверение о получении квалификации, несколько счетов и, наконец, трудовую книжку. Прочитав имеющиеся там записи, я спросил у Митько: — Угадайте, кем работал Коротков перед уходом на пенсию? — Проводником в железнодорожных поездах, — не думая, ответил Сергей Иванович. Я открыл рот от восхищения. Значит, не перевелись ещё на Руси Шерлоки Холмсы и Эркюли Пуаро. — Как вы узнали? Митько помахал перед моим носом толстенным журналом с фотографиями. На одной из них, Коротков, ещё молодой, стоял в окружении сослуживцев, одетых в форму железнодорожника. — Ясно, — восхищение чуть-чуть поугасло. — Такое ощущение, что у этого Короткова, кроме коллег знакомых не было. С кем-то же он должен был общаться. Митько пролистал альбом. Дальше были фотографии из детского дома — снимки его группы в разные годы. Сорок шестой, сорок седьмой, сорок восьмой… Я, с трудом, но всё же находил Короткова среди остальных детей. Вот он в верхнем ряду, вот в самом углу… И всегда рядом с ним одна и та же девочка. — Сергей Иванович, — тихо начал я, но запнулся. — Что? Говори, не стесняйся. — … На всех фотографиях рядом с убитым стоит одна девочка, посмотрите. Митько пробежался глазами по фотографиям. — Действительно. Глаза одни и те же, нос тоже… Это вполне может быть его младшая сестра. Молодец, что заметил. Неплохо бы было ещё узнать её адрес. Я понял, что сейчас мне предоставляется еще один шанс проявить свои способности. Я ещё раз оглядел содержимое шкафа и заметил в углу коробку из под обуви. В ней находилась стопка с письмами. Улыбаясь всеми тридцатью двумя зубами, я протянул их Митько. — Молодец, — ещё раз похвалил меня Митько. Все письма были от его сестры, жившей… в Посельниче. Мы были разочарованы, потому что считали, что Коротков поехал в Кулинск к сестре. — Даже если бы она жила в Кулинске, он бы всё равно гостил бы не у неё, — сказал Сергей Иванович и, не дожидаясь моего вопроса «Почему?», протянул телеграмму, лежавшую здесь же среди писем. — Товарищ Коротков, Ольга Ивановна умерла. Соседка Иванова, — прочитал я вслух и посмотрел на дату: — Седьмое января девяностого пятого года. — На все вопросы мы не ответили, — подвел итог Митько, сгребая письма в сумку. — Но делать нам здесь больше нечего. Составив на скорую руку протокол, мы двинулись обратно в отделение. * * * Я шёл по темному коридору, слабо освещённому лампами дневного света. Голова трещала так сильно, что анекдот о топоре, как лекарстве от головы не казался таким глупым. Полтора часа назад я выехал на свой первый персональный вызов и за это время чуть не сошёл с ума. Заявление поступило от «милой» старушенции, у которой украли мясорубку. Дежурный, недолго думая, переадресовал это дело мне. Старушка оказалась не такой уж и милой, и тут же закатила истерику, узнав, что я стажёр. Полчаса она требовала прокурора, потом придиралась к моим вопросам, постоянно меня перебивая. Когда, наконец, я собирался уходить к старушенции пришла её сестра и принесла ту самую мясорубку. Заключительная истерика была самой громкой, причём в конце концов, я оказался виноватым. Короче, полный дурдом. Кабинет Митько, освещаемый одной настольной лампой, показался темнее коридора. Сергей Иванович сидел за столом и осматривал бумаги; сейчас он был похож на старика, читающего свежую прессу перед камином. — Что-то случилось? — спросил он, заметив измученное выражение моего лица. — Да так, ничего, — я не стал вдаваться в подробности. — Вызов оказался ложным. — Я откинулся на спинку стула.