– Что вы, мадам. – Кремер протестующе поднял руку. – Никакого принуждения… – Прекрасно! Помните, что, помимо обязанностей, у каждого гражданина есть неотъемлемые права… Среди присутствующих раздались смешки. Кремер кивнул мне, и мы прошли в примерочную. Капитан Диксон не потрудился даже поднять глаза. Вероятно, он вполне довольствовался тем, что попадало в поле его зрения. Кремер, хмыкнув, опустился на стульчик с шелковой обивкой, стоящий у перегородки кабины. – Ну что, начнем? – проворчал он. – Хотя все это хреновина. Капитан Диксон то ли проворковал, как влюбленный голубок, то ли хрюкнул, точно опоросившаяся свинья. Я подсел к нему. Потом положил четыре коробки «Королевского набора» под стол, а пятую взял в руки. – Готово? – спросил я у Кремера. – Хотите, чтобы я говорил? Он кивнул. Дверь отворилась, и в сопровождении одного из полицейских вошла женщина средних лет в модной шляпке блином, словно приклеенной к уху, а губы и ногти у нее были немыслимого ржавого цвета. Она оглядела комнату без особого интереса. Я протянул руку: – Будьте добры… Она подала мне два листка. Один я передал капитану Диксону, другой оставил себе. – Теперь, миссис Баллин, сделайте то, о чем я вас попрошу, причем, пожалуйста, как можно спокойнее, не раздумывая и не нервничая. – Я не нервничаю, – улыбнулась она. – Ну и прекрасно! – Я снял крышку и поднес ей коробку. – Возьмите конфету. Она пожала плечами: – Я очень редко ем конфеты. – Нам не нужно, чтобы вы ели. Просто возьмите конфету. Пожалуйста. Она протянула руку и, взяв первую попавшуюся конфету, показала мне: – С шоколадной начинкой. – Хорошо. Положите ее назад. Вот и все. Благодарю вас, миссис Баллин, всего вам доброго. Она оглядела нас и произнесла удивленно с оттенком дружеского сочувствия: – Ну и ну! Я подошел к столу и пометил крестиком уголок ее листка, а под именем написал цифру 6. – Вулф сказал, чтобы три штуки брали, – проскрипел Кремер. – Верно, сказал. Но, кроме того, он велел действовать по обстоятельствам, что я и делаю. Если эта дамочка в чем-то и замешана, то никакой Ниро Вулф не отгадает, в чем именно. А как по-вашему, капитан? Диксон издал звук, напоминающий нечто среднее между мычанием антилопы гну и урчанием трехпалого ленивца. В этот момент отворилась дверь, и вошла высокая стройная женщина в длинном, плотно облегающем черном пальто с серебристой лисой таких размеров, что казалось, будто бедное животное страдало гигантизмом. Губы у нее были плотно сжаты, взгляд устремлен вперед. Я взял у нее оба листка и один отдал Диксону. – А теперь, мисс Клеймор, сделайте то, о чем я вас попрошу, только, пожалуйста, как можно спокойнее, не раздумывая и не нервничая, хорошо? Бедняжка было отпрянула, но взяла себя в руки и кивнула. Я протянул ей коробку: – Возьмите конфету, любую. Она охнула, глаза ее округлились. – Ведь это же… – Она зажала кулаком рот и завизжала. – Достаточно, благодарю вас, – произнес я ледяным тоном. – Всего доброго. Пожалуйста, проводите мадам. Полицейский взял ее под локоток и легонько повернул к двери. – Душераздирающие вопли – это ее специальность, – сказал я, делая пометки на ее листке. – Это же Бет Клеймор, не узнали? На сцене она так же переигрывает, как и в жизни. Посмотрите на нее в «Плате за безрассудство». – Все равно зряшная это затея, – равнодушно заметил Кремер. Диксон хрюкнул. Опять открылась дверь, и вошла еще одна женщина. Так и шел наш эксперимент, отнявший почти два часа. Служащих проверяли под самый конец. Все вели себя по-разному, кто-то брал три конфеты, кто-то две или одну, а некоторые ни одной. Когда конфеты замусолились, я достал из-под стола вторую коробку. Диксон время от времени урчал и крякал, однако старательно заполнял листки пометками. То же самое делал и я со своими бумажками. Несколько раз возникали трения, правда не особо серьезные. Хелен Фрост вошла бледная как полотно и не пожелала брать конфету. Тельма Митчелл хотела, казалось, сразить меня презрением и, прикусив нижнюю губу, вытащила три засахаренных фрукта. Дадли Фрост объявил, что все это чепуха, затеял с Кремером перебранку, и его пришлось вежливо удалить с помощью одного из полицейских. Ллевелин не проронил ни слова и спокойно взял три разные конфеты. Мать Хелен методично выбрала тонкую длинную шоколадку, «миндальный орех» и леденец. Положив их назад, она аккуратно вытерла пальцы платком. Один тип интересовал меня особо, поскольку о нем я кое-что слышал, – пижон в визитке с подложенными плечами. Выглядел он лет на сорок, хотя мог быть и несколько старше. У него были тонкий нос, жиденькие волосы и бегающие глаза. Перрен Жебер – так было написано на бумажках. Он поколебался немного, потом улыбнулся, словно показывая, что не собирается противиться нашим прихотям, и взял наугад пару конфет. Самым последним был хозяин – Бойден Макнейр. Как только я разделался с ним, инспектор Кремер поднялся и сказал: – Благодарю, мистер Макнейр. Вы оказали нам большую услугу, через пару минут мы уходим, и вы можете открывать ателье. – Вам что-нибудь удалось выяснить? – осведомился Макнейр, вытирая лицо платком. – Боюсь даже думать, как это скажется на моем деле. Все это ужасно! – Он сунул платок в карман и тут же вытащил его снова. – Голова прямо раскалывается. Поднимусь к себе, приму аспирин. Вообще-то, лучше бы домой, а то и в больницу… В чем же все-таки идея вашего эксперимента? – Идея? – Кремер достал сигару. – Да так, психологическая проверка. Если она даст результаты, я вам сообщу. – Понятно. Пойду посмотрю, как там наши дамы. Да-да, сообщите, пожалуйста. – С этими словами он вышел. Мы тоже двинулись к выходу, я с Кремером и за нами капитан Диксон. Пока мы шли по залу, где полицейские собирали разбредшихся покупателей и вообще помогали восстановить порядок, инспектор держался спокойно и уверенно, но едва мы вышли на улицу, бросился на меня как цепной пес. Меня даже удивило – с чего он так злится? Только потом я сообразил, что эта горячность лишь свидетельство его высокого мнения о Ниро Вулфе. Когда Кремер малость поутих, я возразил: – Бросьте, инспектор. Вы что, думаете, Вулф – волшебник? Ну, велел он там проделать эту штуковину, но это вовсе не значит, что кто-то должен тут же бухнуться на колени и хватать вас за штаны – виноват, мол, раскаиваюсь. Наберитесь терпения! Дома я доложу все Вулфу, а вы поговорите с капитаном Диксоном, если он вообще способен разговаривать. – Нет, но я-то, я-то хорош! – рычал Кремер. – Если этот толстомясый носорог решил меня разыграть, я заставлю его сожрать его собственную лицензию. А другой ему вовек не видать! Я уже сидел в «родстере». – Да не разыгрывает он вас, сами увидите. Только дайте ему срок. – Я отпустил сцепление и укатил, не подозревая, что ждет меня на Западной Тридцать пятой улице. Я прибыл туда в половине двенадцатого, рассчитывая, что Вулф вот уже полчаса как спустился из оранжереи и, смакуя третью бутылку пива, находится в хорошем расположении духа, что было бы весьма кстати, поскольку никаких добрых вестей я, строго говоря, не принес. Поставив машину у дома, я положил в холле шляпу и прошел в кабинет, который, к моему удивлению, был пуст. Заглянул в ванную, но и там никого не было. Пошел на кухню, чтобы расспросить Фрица, однако только пересек порог, сердце у меня упало и покатилось по полу. Вулф сидел за кухонным столом с карандашом в руке, вокруг были разбросаны бумаги. Фриц стоял перед ним, и в глазах его светился хорошо знакомый мне огонек. Ни тот ни другой не обращали на меня ни малейшего внимания. Вулф говорил: – …Да, но настоящего павлина мы не достанем. Конечно, Арчи мог бы снова потрясти ту ферму на Лонг-Айленде, только боюсь, это безнадежно. Чтобы получить хорошую павлинью грудку, надо, чтобы птица не нервничала, не подвергалась никаким шумовым воздействиям, особенно с воздуха, а в окрестностях Лонг-Айленда полно самолетов. Итак, сегодня довольствуемся гусем, разумеется, с начинкой, как договорились. Но завтра самое лучшее – молодая козлятина. Мы, не откладывая, звоним мистеру Зальценбаху, чтобы он заколол отборнейший экземпляр. Утром Арчи сгоняет за ним в Гарфилд, а вы уже сейчас начинайте готовить все для соуса. Но что в пятницу? Вот в чем вопрос! Если попытаемся найти хорошего павлина, накличем беду. Конечно, можно обойтись специально откормленными голубями, хороший голубь, в общем, тоже недурственно, но разве это настоящая еда?.. Знаете, Фриц, что я вам скажу? Давайте попробуем нечто совершенно иное! Вы слышали, что такое шиш-кебаб? Я пробовал в Турции. Тонкие кусочки мяса молодого барашка несколько часов вымачивают в красном вине со специями. Я вот запишу тут: тимьян, немного мускатного ореха, зернышки перца, чеснок… Глядя на них, я лихорадочно соображал, ибо случай казался безнадежным. Налицо были все симптомы опасного рецидива. У Вулфа давно уже не случалось подобных приступов, и этот мог затянуться на неделю, а то и больше. Общаться с ним в таком состоянии – все равно что разговаривать с фонарным столбом. Вот почему, когда мы вели дело, я остерегался выходить из дому и оставлять его наедине с Фрицем. Эх, часом бы раньше вернуться от Макнейра! Теперь же болезнь зашла слишком далеко. И о причине на этот раз нетрудно было догадаться: он не ждал ничего хорошего от своей затеи. Кашу заварил, а расхлебывать ее предоставил нам с Кремером. Я скрипнул зубами и подошел к столу. Вулф продолжал разглагольствовать, и даже Фриц не взглянул на меня. – Вы что, собрались ресторан открыть? – (Ноль внимания.) – Докладываю: сорок пять человек съели конфеты из предложенных нами коробок, и все скончались в страшных мучениях. Кремер мертв. Х. Р. Крэг тоже. Вместе с ними отправились на тот свет обе юные богини. Да и меня что-то подташнивает. – Помолчи, Арчи! Автомобиль у подъезда? Фрицу придется съездить кое за чем. Я знал, что, если начнется доставка припасов, у меня не будет ни малейшего шанса остановить болезнь. Я также знал, что ни уговоры, ни угрозы уже не помогут. Я в отчаянии перебирал в уме все слабости шефа и, кажется, нашел. – Вот что, – перебил я его, – я, конечно, не могу отменить это фантастическое пиршество. Но тогда мне… – …но не стручковый красный, – говорил Вулф Фрицу. – Попытайтесь раздобыть на Салливан-стрит желтый сладкий перец… Дотронуться до Вулфа я, естественно, не посмел, но, нагнувшись вперед, проревел ему в лицо: – В два часа сюда явится мисс Фрост. Что я ей скажу? Вы же велели мне вызвать клиентов – разве не так? И вообще, мужчина вы или кто? Конечно, если отбросить правила элементарной вежливости… Вулф умолк, сжал губы и, медленно повернув голову, поднял на меня отрешенный взгляд. – Мисс Фрост? Кто это? – спросил он очень спокойно. – Мисс Хелен Фрост. Дочь миссис Эдвин Фрост, кузина нашего клиента мистера Ллевелина Фроста, племянница мистера Дадли Фроста. Вспомнили? – Не верю! Это ловушка. – Еще какая! – Я выпрямился. – Ну что ж, всякому терпению есть предел. Когда она придет, я скажу, что, к сожалению, превысил полномочия, пригласив ее сюда. Фриц, обедать я не буду. Я резко повернулся и пошел в кабинет. Там я сел за стол и достал из кармана листки с именами, пытаясь сообразить, сработает моя уловка или нет и что делать, если сработает. Затаив дыхание, я прислушивался к тому, что делается на кухне, и для виду раскладывал листки. Прошло по меньшей мере две минуты, прежде чем оттуда послышалось какое-то движение, звук отодвигаемого Вулфом кресла, потом его приближающиеся шаги. Занятый листками, я даже не заметил, как он появился в кабинете, прошел к столу и опустился в кресло. Я продолжал возиться с бумажками. Наконец он прервал молчание и заговорил, причем таким невинным тоном, что мне захотелось хорошенько стукнуть его: – Значит, из-за какой-то молодой особы, к тому же отъявленной лгуньи, я должен менять все свои планы? Или, по крайней мере, переносить их? – Я не отвечал, и тут он взорвался: – Мистер Гудвин! Вы меня слышите? – Нет, – ответствовал я, не поднимая головы. Он помолчал, потом вздохнул и сказал нормальным тоном: – Ну ладно, Арчи. Рассказывай, что там было.