Отец рассказывал, что знак PX, которым современные врачи обозначают рецепт, – это упрощенная версия Глаза Гора, поскольку медицина тоже оберегает человека от злых сил. Свой амулет я всегда носил под рубашкой. А что касается Сейди – не знаю. Вполне могла потерять или выкинуть. Но к моему удивлению, Сейди сказала: – Мой амулет при мне. Но ты, папа, уходишь от темы. Бабушка до сих пор считает, что мама погибла по твоей вине. Ведь это неправда? Скажи! Мы с сестрой ждали его ответа. Впервые мы оба хотели одного и того же – узнать правду. – В тот вечер, когда мама погибла… Это случилось здесь, возле Иглы… Он не договорил. Где-то поблизости вспыхнул ярчайший свет. Я успел разглядеть две фигуры: высокого бледного мужчину с раздвоенной бородкой и меднокожую девушку. Мужчина был одет в странную одежду кремового цвета. Синяя одежда девушки и ее платок на голове были мне знакомы; такую одежду я часто видел в Египте. Пришельцы находились от нас в двадцати футах. Мне показалось, они нас внимательно разглядывали. Затем свет погас, а фигуры превратились в остаточное изображение, какое бывает, когда выключишь телевизор. Постепенно глаза привыкли к темноте. Фигуры исчезли. – Ничего себе, – сказала явно испуганная Сейди. – Вы видели? – Идем в машину. – Отец буквально потащил нас к такси. – Мы и так опаздываем. Понятное дело, говорить в машине о маминой гибели отец не стал. – Неподходящее место, – сказал он в ответ на наши вопросительные взгляды. Отец пообещал таксисту десять фунтов сверху, если тот за пять минут довезет нас до Британского музея. Водитель старался изо всех сил. – Пап, эти люди на набережной… – попытался спросить я. – И странный Амос, – подхватила Сейди. – Они что, египетская полиция? – Слушайте внимательно, – тихо произнес отец. – Сегодня мне понадобится ваша помощь. Знаю, для вас это будет тяжело, но вы должны проявить терпение. Обещаю, что в музее все вам объясню. Я намерен все восстановить. – Что восстановить? – насторожилась Сейди. – И как? Лицо отца было не просто печальным. Он выглядел почти виноватым. Я вспомнил недавние слова Сейди, и у меня похолодела спина. Дед и бабушка до сих пор обвиняли отца в маминой гибели. Может, он говорил об этом? Но как можно «исправить» гибель человека? Такси вывернуло на Грейт-Рассел-стрит и остановилось у главных ворот музея. – Я прошу выполнять все мои распоряжения, – сказал отец. – Когда встретимся с хранителем, ведите себя нормально. Вряд ли Сейди знала, как ведут себя нормально, но я решил промолчать. Мы вышли из такси. Отец расплатился с водителем, а потом… потом он сделал что-то странное: бросил на заднее сиденье горсть мелких камешков. Может, это были и не камешки, не знаю. – Поезжайте дальше, – велел отец таксисту. – Отвезите нас в Челси. Отцовские слова показались мне полной ерундой. При чем тут Челси, если мы уже вылезли из машины? Однако водитель поспешно захлопнул дверцу и рванул с места. Такси завернуло за угол и исчезло. Возможно, мне почудилось, но на заднем сиденье я видел три фигуры: взрослого и двух подростков. Я растерянно заморгал. Невозможно, чтобы таксист мгновенно успел найти себе новых пассажиров. И потом, что за странные слова произнес отец? Он не любил дурацких шуток. – Пап… – Лондонские такси долго не пустуют, – тоном знатока лондонских такси заявил отец. – Идемте, дети. Нас заждались. Он толкнул створку чугунных ворот. Мы с Сейди остановились и переглянулись. – Картер, что все это значит? – Сам не знаю. И не очень хочу знать. – Можешь оставаться здесь и мерзнуть. А я не успокоюсь, пока не получу объяснения. Сейди повернулась и пошла вслед за отцом. Вспоминая все это, скажу: мне надо было бы бежать оттуда со всех ног и как можно дальше. И Сейди утащить с собой. Но вместо этого я тоже прошел через музейные ворота. 2. Взрыв на рождество Картер Я уже бывал в Британском музее. По правде говоря, я бывал в стольких музеях, что лучше об этом не говорить. А то вы будете считать меня полнейшим занудой. [Слышите? Это Сейди вопит, что я и есть полнейший зануда. Спасибо, сестричка!] Музей был закрыт. В его окнах не горел свет, но хранитель и двое охранников ждали нас на ступенях. Хранитель оказался невысоким лысым человеком. Его лысина блестела, словно ее чем-то смазали. Я видел мумии, у которых было больше волос и зубы в более приличном состоянии. Он долго тряс отцу руку. Мне это напомнило встречу какой-нибудь рок-звезды. – Здравствуйте, здравствуйте, доктор Кейн! Ваша последняя работа по Имхотепу[4] – какой блеск! Не представляю, как вам удалось перевести эти заклинания. – Им-хо… Это кто? – шепотом спросила Сейди. – Имхотеп. Сановник высокого ранга. Архитектор. Говорят, он был еще и магом. Спроектировал первую ступенчатую пирамиду. Думаю, это ты знаешь. – Не знаю и знать не хочу, но спасибо за разъяснение, – ответила Сейди. Отец поблагодарил хранителя за любезное разрешение посетить музей в это предпраздничное время. – Доктор Мартин, позвольте вам представить Картера и Сейди, – сказал отец, опуская ему руку на плечо. – Так-так. Это, само собой, ваш сын. – Тут хранитель озадаченно уставился на Сейди. – А кто эта юная леди? – Моя дочь. Доктор Мартин тупо моргал. Кому не нравится считать себя человеком широких взглядов и вдобавок вежливым! Но всех выдает выражение лица, когда они слышат, что Сейди – из нашей семьи. Сначала меня это бесило. С годами я привык и не ожидал другой реакции. – Конечно, конечно, – забормотал доктор Мартин, возвращая себе улыбку. – Прошу вас сюда, доктор Кейн. Мы весьма польщены вашим визитом. Охранники заперли входные двери, затем взяли наш багаж. Один из них нагнулся над отцовским рюкзаком. – Нет, спасибо, – натянуто улыбнулся отец. – Это я ношу сам. Охранники остались в вестибюле, а нас хранитель повел в Большой двор[5]. Вечером он выглядел жутковато. Тусклый свет, проникавший сквозь стеклянную сетчатую крышу, превращал стены в настоящую паутину перекрещивающихся теней. Мы шли по белому мраморному полу, и эхо копировало каждый наш шаг. – Камень. Камень, – повторял отец. – Даже не представляю, какие тайны вы надеетесь из него извлечь, – сказал удивленный хранитель. – Это же наш самый известный экспонат, изученный вдоль и поперек несколькими поколениями египтологов. – Конечно, – согласился отец. – Но иногда бывают сюрпризы. – Что папа задумал? – шепотом спросила Сейди. Я не ответил. Я догадывался, о каком камне шла речь. Непонятным оставалось другое: зачем отцу понадобилось тащиться сюда под Рождество да еще вместе с нами? Если бы не та чертова вспышка и двое неизвестных, отец рассказал бы нам что-то очень важное, связанное с гибелью нашей мамы возле Иглы Клеопатры. Сейчас он шел, постоянно озираясь по сторонам. Неужели боялся, что странная парочка может появиться снова? Как они сюда проберутся, когда в музее полно охранников и хитроумных систем наблюдения? Уж здесь-то нас никто не потревожит. Так я думал и надеялся. Мы свернули в Египетское крыло. Вдоль стен темнели статуи фараонов и богов, но отец шел мимо них, направляясь в главному экспонату в центре зала. – Какая красота, – пробормотал отец. – Надеюсь, это не копия? – Нет, что вы, – заверил его хранитель. – В обычные дни мы, само собой, выставляем копию. Но для вас поставили подлинник. Перед нами был кусок темно-серой скалы высотой около трех футов и шириной фута в два. Он стоял на пьедестале, защищенный стеклянным куполом. Поверхность камня покрывали три яруса высеченных строк. Вверху тянулись традиционные египетские иероглифы. Средняя часть… Тут я напряг память и вспомнил, как отец называл эту письменность. Демотическое письмо. Оно распространилось во времена, когда в Египте правили греки и в египетский язык проникло много греческих слов. Это было что-то среднее между иероглифами и буквенным письмом. Строки нижнего яруса были написаны по-гречески. – Розеттский камень, – догадался я. – А при чем тут компьютерная программа? – удивилась Сейди. Мне хотелось обозвать ее дурой, но меня опередил хранитель. Он нервно рассмеялся и сказал: – Простите, юная леди, но этот камень появился гораздо раньше компьютеров. Он послужил ключом к расшифровке египетских иероглифов. Розеттский камень был найден солдатами армии Наполеона в одна тысяча семьсот девяносто девятом году и…