Ранник поспешно облачалась в броню. Штурмовые отделения Макран являлись лучшими среди арбитраторов Зартака, и у них был личный арсенал в сердце самой высокой из зенитных башен Окружной Крепости. Сам округ представлял собой широкий массив закрытых рокритовых бастионов, валов и пласталевых экранов, опасно сооруженный на скалистом краю так называемой Норы, Скважины №1, самой большой из тюремных шахт Зартака. Участки, которые надзирали за менее крупными выработками, уходившими в богатую адамантием кору планетоида, впечатляли куда меньше — обычно это была просто стена с куртинами и приземистая рокритовая башня. Один только арсенал штурмового отделения уже демонстрировал разницу между главной крепостью и участком под юрисдикцией Ранник. Панцирная броня, которую она достала из запасного шкафа, была гораздо прочнее ее собственной и представляла собой набор матово-черных противоосколочных пластин, расчерченных желтыми полосами предупреждающих шевронов и крепившихся поверх полипластекового фиброволокна. Каждый элемент прочно фиксировался и плотно прилегал поверх черного комбинезона Ранник. Она надела каску, поправила на горле гарнитуру вокса и опустила поляризующие очки визора. В последнюю очередь она натянула бронированные перчатки с зажимами. Развешанного по стенам вооружения было так же много, как и брони. Лазеры и пулевое оружие конкурировали с рядами различных гранатометов и полудюжиной разновидностей усмирительных дубинок. Ранник подавила желание взять с одной из верхних стоек большой, потрепанный заградительный щит модели «Синфорд». Она пристегнула к магнитным полосам пояса брони собственный автопистолет и шокерную дубинку, а на блок на спине панциря повесила тяжелый боевой дробовик модели «Вокс Леги» и перевязь с патронами. Она дала себе пять секунд, чтобы перевести дух и посмотреть на собственное отражение в зеркале раздевалки. В ответ глянули орехово-карие глаза на узком юном лице, обрамленном коротко подстриженными черными волосами. Ты этого хотела, — сказала она себе. Хватит колебаться. Ранник села в гравилифт до ангара башни, подтягивая и поправляя застежки в ожидании. С мимолетным раздражением она осознала, что у нее уже колотится сердце. Годами она тренировалась и училась именно ради этого момента. Теперь все сбылось, и предполагалось, что это будет так же просто, как всякое упражнение на симуляторе. Однако вдруг оказалось, что это вовсе не просто. Сетчатые двери лифта толчком раскрылись, и она вышла в четырнадцатый ангар. На нее обрушился вой ускорителей и выхлоп работающих вхолостую двигателей. Пригнув голову, Ранник заставила себя пройти внутрь. Перед ней облаченные в броню фигуры грузились в открытую корму лихтера Mk IX «Трехкрылый», на фоне посадочных огней и звездного ночного неба, которое разверзалось по ту сторону открытых противовзрывных дверей ангара. — Подождите! — закричала она, но шум двигателя унес ее слова прочь. Кривясь, Ранник с трудом побежала трусцой. Она не собиралась позволить им ее оставить. Последняя фигура на рампе «Трехкрылого» остановилась у люка и бросила взгляд назад. Огни кабины осветили покрытое шрамами лицо. Жен Макран. Увидев Ранник, она нахмурилась. — Ладно, давай, варп тебя побери, — бросила она, жестом указывая проходить в люк. Ранник нырнула внутрь. Последняя из трех групп Макран уже заполнила трюм челнока и пристегнулась к металлическим складным лавкам. Когда Ранник вошла, они подняли на нее взгляды. Подбородки мрачно выдавались из-под шлемов, выражение глаз было невозможно прочесть за черными визорами фоточувствительных очков. Макран пихнула Ранник в последнюю обвязку возле люка и ударила по запирающей руне. Тональность двигателей челнока поднялась до болезненного визга. Макран постучала по своей вокс-гарнитуре. — Что? — завопила Ранник, силясь перекричать нарастающий шум, а затем поняла, что ей велят сделать, и поспешно активировала устройство связи. Макран села на противоположную скамью и защелкнула ограничитель на плечах. В ухе затрещал ее голос: — Ты знаешь, что Кленн поддержал твою просьбу оказаться здесь только потому, что молится, чтобы какой-нибудь савларец на этом проклятом тюремном корабле раскроил тебе голову ржавой монтировкой? — Я так понимаю, вы согласились меня взять по этой же причине? — Если из-за тебя кого-то из моих людей убьют, то обещаю, что желание Кленна сбудется. Я лично сломаю твою проклятую шею и выброшу труп через шлюз. Тебе ясно? — Абсолютно, старшина, — отозвалась Ранник и заставила себя улыбнуться. Челнок затрясло взлетной турбуленцией, и она осознала, что за всю жизнь ей еще никогда не было так страшно. Мальчик сжимается за статуей своего предполагаемого прадеда и крепко зажмуривает глаза, пока его родители умирают. Это не его настоящие родители. Его настоящие родители — либо воры, либо вымогатели, либо сидящие на обскуре наркоманы, либо богохульники, либо убийцы. Кто угодно из злобных савларцев подулья. Он их не знает. Никогда их не встречал. Его приемные родители были хозяевами улья Апраксис, лордом и леди Шипов Ядовитой Розы, древнего дома Куллов, Перворожденными из рода Святого Ярвейна. Теперь они уже ничем не владеют. Новые правители Апраксиса свежуют его родителей заживо. — Где ты, мальчик? Визг из вокса их предводителя разносится по залу. Он настолько резкий, что как будто режет ребенку уши. Мальчик жалобно всхлипывает. Агония его ложных родителей уже давно свелась к стонам и рыданиям, отголоски которых расходятся по холодному и голому, вымазанному кровью мрамору их дворца, превратившегося в бойню. Они уже сорвали себе глотки от криков. — Ты это сделал, — шепчет другой голос, тише раздающийся в голове у мальчика. Он зажимает уши ручонками, отчаянно силясь заглушить его. Отчаянно пытаясь не дать убийцам в молниях его услышать. Однако слова продолжают звучать, достигая его изнутри черепа. — Ты их убил, Амон. Ты убил всех. Разве ты не… Помнишь. Принц Терний вздрогнул и очнулся. Он осознал, что отстегнул свой рунный меч. Кривая сталь с нострамскими метками блестела в мерцающем освещении телепортационного зала. Он моргнул и оскалил стальные клыки. Он вспоминал. Последнее время такое происходило все чаще. Демон, Бар`Гул, помогал ему вернуться во время до гипноиндукций и внушения тяги к убийствам. До того, как он открыл свое предназначение и принял принадлежавшую ему по праву мантию правителя. До вознесения в VIII Легион. Создание пыталось отвлечь его. Он сердито выбросил эти мысли из своего разума. Он обнаружил, что этот зал часто обострял подобные воспоминания. Склеп в подбрюшье «Последнего вздоха», где обитал демон, имел свойство передавать самые мрачные и самые счастливые моменты человеческой жизни. По неглубокому резкому дыханию и напряженным позам Первой Смерти ему было видно, что у тех схожие видения-воспоминания. Кулл выяснил, что перед атакой от такого нервы его свиты буквально балансируют на лезвии. И именно это лезвие ему и было нужно. Твердое, отточенное и режущее. Распевы аколитов, выстроившихся вокруг семерых космодесантников восьмиконечной звездой, приблизились к крещендо. У всех сутулых изуродованных рабов текла кровь изо ртов, носов и ушей. Несколько из них рухнуло, непроизвольно подергиваясь и пуская пену на расчерченной гексаграммами палубе. При обычных обстоятельствах ритуал бы проводил Шадрайт, Бескожий Отец, однако он до сих пор находился на борту захваченного тюремного корабля и забавлялся с остатками экипажа, ожидая, когда же идиоты-имперцы явятся на разведку. Кулл сосредоточился, ощутив, как спертый воздух зала завибрировал, создавая контрапункт тихой пульсации замаскированных двигателей «Последнего вздоха». Тени, скопившиеся по углам склепа, начали вытягиваться и удлиняться. Старинные, затянутые паутиной осветительные сферы, подвешенные к потолку, одна за другой замерцали и отключились. Когда каждая из них гасла, мрак устремлялся вперед, забирая все больше насыщенного страхом пространства. Выгравированные надписи на полу начали испускать слабое тошнотворное свечение. Упал еще один из аколитов, а за ним и еще один. Их мутировавшие тела непроизвольно бились в конвульсиях, а сдавленные вопли смешивались с пением. Слова тех, кто еще оставался на ногах, перешли в жуткий шум. Слуги бормотали и выплевывали созвучия с поспешностью, в которой физически чувствовался ужас. Кулл крепче сжал рукоять своего рунического меча, обтянутую содранной кожей, и ощутил, как заработало его вторичное сердце. Тело захлестывали адреналин и возбуждение. Тени — скользящие по дрожащему полу когти, шипы и щелкающие пасти — разом прыгнули вперед, и последние из ламп умерли. Какую-то секунду единственным источником освещения были светящаяся телепортационная гексаграмма и немигающее красное свечение семи пар линз боевых шлемов. А затем, под звуки бесплотного рычания, рвущейся плоти и криков последних аколитов, исчезли и они. Из камеры снизу кричал Недзи, сидящий на своей койке и вцепившийся скованными руками в проволочную сетку, которая их разделяла. — Что происходит, колдун? — Мне откуда знать? — заорал в ответ Скелл, перекрикивая гул сирен. Его уши начинали болеть так же сильно, как и лоб. — Да ты всегда знаешь, урод ты мелкий! Говори! — Иди обскуры дунь, Недзи! — Они уже должны были прекратить, — простонал Долар с верхней койки, зажимая уши руками. Скелл открыл было рот, чтобы прокричать ответ, и замер. Слова застыли за зубами от внезапного и неопределенного чувства страха. Он приподнялся на койке, насколько позволяли магнитные наручники. С такой высоты он мог заглянуть в прорезь на двери камеры. Крошечное помещение, которое он делил с Доларом, располагалось на сорок третьем уровне из пятидесяти. Когда имперские колонисты только закладывали главный рудник, Скважину №1, то бурили себе жилье по бокам ямы. Колоссальный вертикальный туннель, уходивший в недра Зартака, уже давно истощился, но теперь служил проходом снаружи в Нору: сеть из сотен малых рудников, которая расходилась от старой шахты, будто подземная паутина. Жилые соты самой шахты переоборудовали в главную тюрьму Зартака. Ее грубые круглые стены были испещрены десятками тысяч маленьких камер и выступающих над бездной клеток вроде той, что была у Долара со Скеллом. С той толикой обзора, которую позволял люк, Скеллу была видна внешняя сторона камер, расположенных прямо перед ним на противоположном изгибе шахты, на расстоянии более сотни ярдов. Все еще было темно, а до рассвета оставалось еще много времени. Какое-то время Скелл видел исключительно мерцание багровых аварийных ламп. А затем уловил намек на движение. Он прищурился, силясь сфокусировать зрение. По дальней стороне шахты порхали тени. Аварийное освещение выхватывало надетую на них металлическую броню, придавая полуночно-темной поверхности оттенок свежей крови. Они не столько лезли, сколько бросались вверх. К их спинам были пристегнуты старинные ранцы странного вида, которые позволяли им толчками двигаться вдоль грубых стен тюремной ямы. Скелл насчитал семерых — тени в тени. Помимо тусклого блеска их брони, на свету мерцала и вспыхивала голая сталь. За свою короткую жизнь Скелл повидал множество убийц. Он знал, что прямо сейчас видит, как семеро из них, словно земляные тени сливного зумпфа из самых мрачных легенд Феллорейна, поднимаются будто из черного сердца самого Зартака к звездному небу за краем ямы. К основанию генератора пустотного щита, установленного на противоположной стороне скважины. Одна из теней остановилась, зацепившись за выступающий фронтон, торчащий между двух тюремных камер. Какую-то секунду казалось, что она покачивается там, словно летучая мышь, хищно и не по-человечески. Скелла пробил озноб, когда он понял, что тварь смотрит на него. — Что там? — перекричал сирены Долар. Он пытался свеситься с койки, чтобы оказаться на том же уровне, что и Скелл, но у него не получалось опуститься под таким углом до того, как магнитные наручники с жужжанием затягивались и фиксировались. Он зарычал от напряжения. Скелл не обратил на него внимания. Его трясло. Все его инстинкты вопили, приказывая ему отвести взгляд от висящей фигуры, убраться от двери, лечь в койку, закрыть глаза и молиться Богу-Императору, в которого он до сих пор не верил. Но он не мог. Почему-то не мог отвести глаз. Его подташнивало. Голова пульсировала. Мерцающие аварийные огни зацепили тень, впервые высветив ее лицо. Голова существа представляла собой крылатую маску смерти, со дна белых, словно кость, глазниц яростно смотрели глаза, взгляд которых встретился с его собственным и сжал его холодными железными тисками. Это было то самое кошмарное видение, которое снилось ему почти каждую ночь с момента прибытия на Зартак. Они пришли за тобой. Сирены замолкли так же резко, как и заработали. Их отголоски отразились от круглых скальных стен тюрьмы-скважины, гуляя в гудящих головах заключенных. Вместе с сиренами отключилось и аварийное освещение. За пределами камеры внезапно не осталось ничего, кроме тьмы. Первая Смерть застыла неподвижно. Тьма обнимала их, словно старый друг. Кулл отвел взгляд от камеры на противоположной стороне шахты, сжав когти на пласталевом фронтоне. Внезапная тишина после грохота сирен будоражила. Он моргнул, вызывая вокс-канал Третьего Когтя. — Фексрат, — прошипел он. — Мы на позиции. Начинай атаку. Они перехватили «Имперскую истину» на финальном отрезке пути к высокой орбите Зартака. Шольц передал хорошие вести о том, что экипаж корабля до сих пор контролирует системы вооружений. Это означало, что «Божественное возмездие», скоростной катер Имперского флота, на постоянной основе закрепленный за гарнизоном Адептус Арбитес Зартака, может подойти вплотную перед тем, как запускать абордажные торпеды. — Ликвидировать с предельной жесткостью, — произнесла Макран по воксу. Ранник подвинула плечевую пластину, чтобы было поудобнее, проклиная пот, который заливал глаза под очками шлема. Это она, по крайней мере, могла списать на адское пекло пехотного отсека торпеды. Вокруг набились остальные члены штурмового отделения: четверо сзади, остальные спереди. Двое ведущих арбитраторов уже подняли свои тяжелые керамитовые заградительные щиты. Металлический цилиндр тесного нутра торпеды купался в неприятном красном свете. Задребезжал щербатый предупреждающий звонок. — Приготовиться, — скомандовала Макран. Ранник только-только успела схватиться за поручень, тянувшийся вдоль потолка отсека, когда удар вбил ее спиной в броню находившегося позади арбитратора. Она услышала, как тот зарычал и выругался. На какую-то секунду она решила, что они успешно встретились с наружным корпусом «Имперской истины». А затем поняла, что рывок назад был запуском тормозных двигателей торпеды. Настоящее столкновение произошло мгновением позже. На сей раз ей удалось устоять, когда ложная гравитация абордажного транспорта попыталась толкнуть ее вперед. Металл вокруг содрогался и стонал, пока торпеда погружалась, как молилась Ранник, в мачту мостика. Тревожный звонок отключился, и одну секунду Ранник слышала лишь собственное хриплое дыхание. — Тридцать секунд, — протрещал голос Макран. Ранник мысленно увидела, как полыхают тяжелые мелты, установленные вокруг тупого носа торпеды, а звуки испарения адамантия теряются в вакууме пустоты. Как пласталево-керамитовый кожух выравнивателя толчком выдвигается вперед на автоматически фиксирующихся подвесах, накрывая оплавленную дыру, оставленную мелтами. Она услышала глухой удар сжатого воздуха и ощутила, как по корпусу абордажного транспорта расходится дрожь от магнитной герметизации. Ранник вдруг остро почувствовала, как чешется правое бедро. Пот жег глаза. Дробовик «Вокс Леги», который она держала за приклад свободной рукой, казался невыносимо тяжелым. — Десять секунд, — сказала Макран. — Арбитраторы, готовность. В замкнутом нагретом пространстве раздалось громкое щелканье взводимого оружия. Ранник отпустила верхний поручень, чтобы передернуть цевье собственного дробовика. От этого движения тело пронзило новым выплеском адреналина. Снова прозвучал предупреждающий звонок, всего один. Заливавший десантный отсек красный свет вспыхнул янтарем, а затем зеленью. Захрустели дверные замки, ударил пар, с шипением вырвался сбрасываемый воздух. Штурмовое отделение кричало. Они двигались вперед. Ранник находилась посередине и наполовину шла сама, наполовину ее увлекала инерция бойцов в черной броне. Штурмуя «Имперскую истину», арбитраторы сознательно усиливали громкость выкрикиваемых обетов из «Статутес Империалис» на внешних бусинках вокса, однако кличи-законы обрушились только на пустой коридор. Ранник присела за оплавленной горячей кромкой бреши и оказалась в центре группы арбитраторов. Первый ряд держал наготове щиты, задние подняли дробовики. Согласно краткому инструктажу, проведенному Макран на борту «Божественного возмездия», им предстояло войти по одному из многочисленных служебных коридоров, опоясывающих кормовую мачту мостика «Имперской истины». Будучи часть внешнего корпуса тюремного корабля, узкие проходы выступали в качестве сети, по которой ремонтные бригады и обслуживающие сервиторы могли быстро добраться до наиболее важных секций. Это были тесные и сырые места, где редко кто-то бывал. Как и внешние каналы большинства звездолетов, они считались совершенно не имеющими жизненной важности и лишь в малой степени тускло освещались, обогревались и обслуживались. Именно в таком сумрачном тесном мире ржавеющих труб и заплесневелой сетчатой обшивки оказалось штурмовое отделение. Признаков жизни не было.