Поцеловавшись напоследок и договорившись быть на созвоне, заклятые подруги благополучно разбежались в разные стороны, и Софья наконец вздохнула свободно. До конца обеда оставалось пять минут, и она бежала, торопясь вернуться в музейный улей. Два опоздания за день – это уже чересчур, хотя встреча с Маришкой оказалась не такой страшной, как ей мнилось. Она пронеслась еще целых десять метров и вдруг остановилась. Платок. Маришка спросила о нем как бы между прочим, вскользь. А что, если вся пьеса задумывалась Шармановой ради одного-единственного вопроса: о платке Ларисы Рейснер? Софья медленно пошла дальше. Нужно было подумать. Но что это значит? При чем тут Маришка? Какое ей дело до платка? – Софья Пална, миленькая, вы же промокнете! – услышала она голос секретарши Светы и, спохватившись, заторопилась пуще прежнего. Дождь развеселился не на шутку, напомнив всем: как ни крути, но на повестке дня октябрь. Софья думала о Маришке все оставшееся время, но так ни до чего и не додумалась. А может, у нее просто паранойя начинается? После работы она зашла в магазин и купила, кроме всего прочего, краковской колбасы. Это было, конечно, неразумно и как-то слишком, но с некоторых пор она чувствовал себя если не мамой, то родной теткой недотепы Рудольфа, хотя он был лет на пятнадцать, а то и на двадцать старше. Прийти к ней домой бомж согласился неохотно, видно боялся, что его может ждать еще один сюрприз, на этот раз в виде полицейских с наручниками. Но краковская колбаса сделала свое дело и выманила Рудольфа из его временного пристанища. Софья, не церемонясь, потащила бомжа на кухню и усадила за стол. – Ешь вот. Специально для тебя купила. – Софья Павловна, – сокрушенно вздохнул Рудольф. – Ваша доброта ко мне не знает границ, но посудите сами. Мне нельзя привыкать к подобной жизни. Я человек привязчивый. – Зато я нет. Так что рассматривай ужин как часть совместного проекта. – Какого такого проекта? – поинтересовался Рудольф, запихивая в рот сразу колбасу, хлеб, сыр и помидор. – Ты должен помочь мне выяснить, что знала или видела Зоя Модестовна. – Да как я эфа шмогу! – прошамкал Рудольф, пытаясь протолкнуть в пищевод полкило еды. – Попробуй вспомнить. – Да фто вшпоминать? – Ты жуй, жуй. Не торопись. Компоту хочешь? У меня вишневый есть. Из Крыма. Рудольф кивнул и засунул в рот вторую порцию еды. – А водочки? Не нальете? – Как не налить, налью. Но только после работы, а то раскиснешь. Рудольф снисходительно хмыкнул. – У вас столько нет. – Посмотрим. – Ну тогда хоть подскажите, откуда начать. – С того дня, когда в подъезде случилось убийство. – Святые угодники! Так вы считаете… – Пока ничего не считаю, просто предполагаю, что все это связано между собой. Рудольф поднял глаза к потолку. – Так, айн момент, это было давно. Две недели прошло, как не больше. – Верно. Вспомни, начиная с этого дня, все ваши встречи с Зоей Модестовной и то, о чем вы с ней беседовали. Рудольф отхлебнул компота, почесал растрепанную башку и вдруг сказал: – Из той тысячи, что вы мне в карман сунули, я двести на свечки потратил, а на двести пятьдесят Сорокоуст заказал за ваше здравие в Никольском храме. – Спасибо, – растроганно поблагодарила Софья и подумала, что никогда не знаешь, где найдешь. Казалось бы, пропащий человек, бомж и горький пьяница, а вот поди ж ты! Редко с кем ей было так легко и… интересно. Хорошо бы еще ему помыться. Но предлагать она не стала. – Убийство – событие экстраординарное. Наверняка вы в своем… сообществе его обсуждали. – Еще как! На следующий день, когда полиция уже отбыла восвояси. Гнедой бутыль самогона где-то надыбал, ну и ваших соседей помидоры сгодились. Пили за помин души убиенного, но больше от страха. Не приведи господи, попался бы этому душегубу кто из наших! – А про убитого что говорили? Видел его кто-нибудь раньше? – Не помню. Нет. Да они же в рабочей одежде были, маляры-штукатуры эти. На одно лицо. Приезжали на микроавтобусе и убывали вместе. Курить выходили, так мы им на глаза старались не попадаться. Еще заподозрят, будто стащить что-нибудь хотим. – А вы не хотели? – Ну как без этого! Перли, но так, чтоб незаметно. Не бросалось в глаза. – А в тот день кто-нибудь там был? Ну хотя бы на разведку ходил? – В тот день мы гуляли в доме напротив. Вот ведь чудо! Уберег Всевышний! По всем чердакам ни души не осталось, а полиция ведь проверяла! Всюду шастала! Я еще волновался, как бы менты мой схрон с припасами не вскрыли. – Не вскрыли? – Бог миловал. А на следующий день Зоя говорит, мол, квартиру опечатали, тихо все. – То есть Зои тоже не было? Она с вами… гуляла? – Нет… то есть… файф минэтс… вспомню… Так точно. Была, но ушла раньше. Давление у нее подскочило… Она и не пила ничего… Посидела за компанию и спать пошла… – Подожди. А во сколько это было? Ночью? – Нет, что вы. Если ночью шуметь, то жильцы мигом ферштейн, что мы у них поселились, и выгонят к чертям прямо на улицу. Мы сели в обед, когда народ на работе. А часам к восьми разошлись по одному. Если что, мы геологи. – А Зоя намного раньше ушла? Вспомни, это важно. – Да нет. Ненамного, но на часы я не смотрел. – То есть теоретически она могла быть в подъезде в одно время с убийцей. Или она каким-то другим путем к себе попадает? – Иногда, но чаще через свой подъезд. Там лестница на чердак не слишком крутая и замок слабый. – И как соседи не замечали, что у них на чердаке гостиница! – Вы, кстати, тоже. – Я тут недавно, и потом… А впрочем, ты прав. Никто ничего не замечает. – Мы умеем быть незаметными. В этом – зе кей ту сивайвал! Софья вздохнула. – А перевод есть? – Залог выживания. – Согласна, в этом вы преуспели. Попробуй вспомнить, не говорили ли вы о происшествии. Ведь убийство произошло на четвертом этаже. Был грохот от сломанной печки, а потом вскрик. Она могла слышать. Рудольф поерзал на стуле и наморщил лоб. – Конечно, мы об этом говорили! Еще бы! Это же событие из ряда сокрушительных! Но Зоя вернулась к себе позже, поэтому ничего интересного о грохоте рассказать не могла. – Через сорок минут после ухода преступника появился хозяин, а через пятьдесят – я. На лестнице с первого по четвертый этажи не было ни души. Даже из соседей никто не вышел. Решили, что продолжается ремонт. – Про ремонт мы все знали, но именно в этот вечер, как я уже сказал…