– Не буду я ничего объяснять! Покажу фотографию. Вряд ли он станет меня в чем-то подозревать. Софья сфотографировала платок и, глядя на него, задумчиво произнесла: – Что же все-таки в него заворачивали? – Была бы возможность сделать экспертизу, – в тон ей сказал Иван. – В полиции могли бы. – Могли бы. – Тогда что мешает? – Мысль, что платок и то, что в нем было, могут ухудшить и без того хреновое положение. – Чье? – Мое. Я вообще удивляюсь, почему я до сих пор не в изоляторе по подозрению в убийстве. Софья быстро посмотрела и отвела взгляд. Она тоже была удивлена этим обстоятельством. По крайней мере, до его прихода. – Этот человек был убит моим ножом. Представляю, сколько там моих пальцев осталось! – Но ведь убийца тоже держал его в руках. – Уверен, что на нем как раз были перчатки. – Откуда такая уверенность? Иван помолчал, словно обдумывая что-то, потом взглянул на нее и заявил: – Я абсолютно убежден, что убийство не было случайным. Шоколадная бровь дрогнула. Он заторопился. – Я все внимательно осмотрел, когда пришел. Никаких следов драки. Ничего! К человеку подошли со спины и ударили. Без лишних слов. – А печку кто разворотил? – Думаю, дело было так. Убийца следил за рабочим – если он действительно рабочий – и знал, зачем тот вернулся в квартиру после того, как вся бригада ушла. Он подождал, пока рабочий сделает свое дело – то есть разворотит печку и достанет коробку, – потом очень быстро зашел, убил, забрал то, что было завернуто в платок, и ушел. На все про все ушло минут пять, а то и меньше. Софья смотрела во все глаза. Рассказывает, будто сам видел. Это подозрительно. Или нет? – Ничего другого я предположить не могу. Если выяснить, что достали из печки, можно вычислить убийцу. И как, интересно, он собирается выяснять? Не лучше ли предоставить это профессионалам? – А почему ты не хочешь, чтобы вычислениями занялись в полиции? – спросила она, пытаясь уловить его реакцию. – Не то чтобы не хочу, но… – Не доверяешь правоохранительным органам? – Дело не в доверии. Просто уж больно моя версия напоминает приключенческий роман. Менты не воспримут ее серьезно. Вот если бы у меня на руках были весомые факты, а не просто раздавленная коробка и пыльный платок, тогда конечно. – Ты потому и пришел? Хочешь, чтобы я тебе помогла добыть эти самые факты? – Ни в коем случае! Узнаешь что-то про хозяйку платка, и на том спасибо! – А если ничего не узнаю? Это же как пальцем в небо ткнуть! – Тогда забудь об этом деле, и все. – Не дури мне голову. Ты не за этим пришел. Умная какая. Иван вздохнул. Зря он явился. – Я просто хотел оставить платок и коробку у тебя. Больше негде их хранить. – Спасибо за доверие, но ты меня недооцениваешь! Иван нахмурился. – Пойми, все, что мы тут насочиняли, возможно, не имеет никакого смысла. – А если имеет? – Тогда тем более. Не хочу тебя втягивать. – Ты уже втянул! – И жалею об этом. Вдруг мне придется… задержаться в кутузке. – Глупости! Тебя отпустят через два дня. Зачем хозяину квартиры убивать рабочего? Про коробку в полиции ничего не знают, значит, мотива у тебя нет. – Но других подозреваемых тоже. Пока они не появятся, меня будут держать в камере и попытаются… – А как убитый узнал о коробке? – перебила Софья. – Очень интересный вопрос. Возможно, он жил здесь раньше, знал, что тут хранится ценная вещь, и как только нашел способ до нее добраться… – Или сам спрятал коробку в печке, а потом вернулся за ней, когда узнал, что в квартире делают ремонт и могут найти тайник. – Вряд ли сам. Коробка пролежала внутри не менее… – Ста лет? Уверен? Нельзя судить по дате изготовления леденцов. – Возможно, но коробку спрятали очень давно, поверь. Не год и не два назад. Софья покрутила головой. Убитый все не давал ей покоя. – Я узнаю у Колобова, кто он таков, этот мужичок, и как попал в бригаду. – Да с чего ты взяла, что он из бригады? То, что на нем была рабочая одежда, ни о чем не говорит. – Полиция установит личность, и мы узнаем… – Ничего не узнаешь. Ты вообще ни при чем. Она вздернула подбородок и взглянула, как ей казалось, бесстрашно и гордо. – Я попробую чем-нибудь помочь. – Софья, нет! – Я умная. – Это я уже понял, но дело не в этом. Судьба рабочего тебя не впечатлила? Неужели непонятно? Если ты хоть на миллиметр приблизишься к убийце… Наверно, Иван прав. Даже не наверно, а точно. Мероприятие практически безнадежное. Что мы, собственно, можем: выяснить, кому принадлежат инициалы? Ну выясним, и что это даст? Возможно, звали ее Люсинда Рыдвайкина, и она никогда тут не жила, а платок – просто подарок милому дружку. Узнать, что было завернуто в этот дурацкий платок? Каким образом? Это же невозможно без специального оборудования! Сведения о бывших жильцах вообще могут повести по ложному пути. А если выяснится, что убитый никакой не рабочий из бригады Колобова, то что остается? Ровным счетом ничего! Только ждать, когда Ивана посадят за убийство. И зачем он вообще к ней пришел? Чем она может помочь? А с другой стороны, раз пришел, значит, ему важно, чтобы она, Софья, поверила. Ведь так? Она взглянула пытливо и увидела, что он смотрит на нее с нешуточной тревогой. Жаль, что когда-то ей в голову не пришло поступить на юридический. Сейчас бы разложила цепочку дедуктивных умозаключений, и все стало бы ясно. А так придется действовать методом научного тыка. Иван видел: несмотря на очевидную бесперспективность и нешуточную опасность, которая ей грозит, Софья борется с искушением ввязаться в расследование. Он решил надавить посильнее: – Софья Павловна, я вас убедительно прошу, откажитесь от вмешательства в это дело. Вы не специалист. Все кончится плохо. Очень плохо. Непоправимо плохо. – Я знаю. – Если меня арестуют – а в этом я почти не сомневаюсь, – ты останешься одна. И тогда опасность удесятерится. – Я понимаю.