— Обойдусь. Офицеры сели в «Опель» и отправились в путь. Как ни отпирался Сосновский, а Авдеев все-таки его достал вопросами. Недавнему дипломату пришлось рассказывать о жизни в Германии и Франции. Капитан разведуправления внимательно выслушал его и воскликнул: — И что же тогда не жилось им спокойно в Европе этой, если там и порядок, и чистота, и жизнь спокойная! Сидели бы в своих кафе, пили пиво, кофе, жрали бы колбасу. За каким хреном на нас-то подались? Ведь не могли не знать, что русские рано или поздно, но все одно надают по мордам любому захватчику. — Земля и дармовая рабочая сила немцам нужна, Саша. Гитлер же что обещал народу? Все станут помещиками. Живи — не хочу. — Не понимаю, — проговорил Авдеев, объезжая очередную канаву. — Чего ты не понимаешь? — Как можно было целому народу так основательно запудрить мозги. — Оказывается, вполне можно. К Минску они подъехали в 16.10. На окраине громоздились развалины от бомбежек и артобстрелов. Их разбирали советские военнопленные, которых охраняли немецкие солдаты. Неожиданно из проулка выехали два мотоцикла с колясками и перегородили дорогу. Водитель одного из них поднял жезл с красным кругом. Авдеев ударил по тормозам. — Жандармы, мать их! Ты будешь с ними говорить? — Да. Твой немецкий не особо хорош. Придется выкручиваться. А жандармы — псы еще те. Сиди на месте. Пусть начальник патруля сам подойдет к нам. Он обратится ко мне, я старше по званию. — Понял. Начальник патруля подошел к машине, козырнул. — Обер-фельдфебель Гунзе, — представился он и заявил: — Позвольте ваши документы, герр гауптман. — А в чем, собственно, дело? — осведомился тот. — Обычная проверка. Сосновский достал удостоверение, раскрыл его и показал жандарму, не отдавая ему в руки. Обер-фельдфебель заглянул в него и спросил: — Что вы здесь делаете? Сосновский видел, что им попался дотошный жандарм, и заявил: — Я не могу тебе этого сказать. Обер-фельдфебель, поправьте свой горжет. Он съехал набок. Унтер-офицер полевой жандармерии спокойно поправил табличку с орлом, свастикой и надписью «Фельджандармерия», потом сказал: — И все же вам придется ответить на мой вопрос, иначе мы задержим вас. — Хорошо. Задерживайте, но до этого свяжитесь со штандартенфюрером СС Генкелем. На физиономии жандарма проявилось удивление. — А при чем здесь господин Генкель? — спросил он. — Он объяснит вам, кто я такой и почему еду по этой дороге. Мне это сделать будет гораздо сложнее. Да и время терять не хочется. — Вы знакомы с господином Генкелем? — Представьте себе, да. Более того, я выполняю его поручение, являюсь служащим рейхскомиссариата «Остланд». — Извините, герр гауптман. В обращении к господину штандартенфюреру нет никакой необходимости. Проезжайте. — Он вскинул руку. — Хайль Гитлер! — Хайль! — ответил Сосновский. Начальник патруля отдал команду, и мотоциклы ушли с дороги. Авдеев включил передачу и медленно поехал вперед. Сосновский глянул в зеркало заднего вида. Начальник патруля смотрел вслед удаляющейся машине, явно запоминал номера. — Прибить бы их всех, — сказал Авдеев. — И провалить задание все. К тому же тебе еще возвращаться надо. — Но этот фельдфебель обязательно доложит о нас своему начальству. — Пусть докладывает. Генкель подтвердит мои слова. — Уверен? — В этом уверены те люди, которые послали нас сюда. А это очень серьезные персоны. Давай направо. Надоели колдобины на этой улице. — Думаешь, другая лучше? — Посмотрим. Впрочем, нам немного осталось, если судить по указателям. — Как скажете, герр гауптман. Авдеев проехал еще пару улиц остановился и сказал: — По указателю выходит, что прямо по переулку пересечение с Серпуховской. Сосновский улыбнулся. — Удачно свернули. Я выхожу, ты возвращайся. Если нарвешься на жандармов, скажешь им, что я послал тебя в Горош. Все остальное пусть выясняют у Генкеля. — Вывернусь как-нибудь. Удачи тебе, капитан! — И тебе. В 18.30 Сосновский был на улице Серпуховской, прошелся по ней, увидел здание банка, часовую мастерскую, кафе «Глория». Он находился на месте встречи, но не мог стоять здесь полчаса и пошел дальше. К кафе герр гауптман вернулся в 18.55 и медленно двинулся к банку. У перекрестка за спиной у него неожиданно раздался женский голос: — Хельмут? Сосновский повернулся и увидел миловидную женщину, точеную фигуру которой подчеркивала эсэсовская форма. — Петра Келлер? — Да, дорогой. — Она взяла его под руку. — Извините, капитан, но без этого нельзя. — Да я и не против. — Пойдемте. Я покажу вам вашу временную квартиру. Они ушли в переулок, пересекли улицу, название которой определить без указателей было невозможно, и вышли на Буравскую. Здесь указатели висели. Мужчина и женщина оказались во дворе дома номер 26, зашли в первый подъезд, поднялись на второй этаж. Женщина указала на дверь и сказала: — Это ваша квартира. Двухкомнатная с обстановкой и всеми удобствами, кроме горячей воды. Но ее всегда можно нагреть. — Было бы на чем. — Там все есть. Вот ключи, открывайте. Сосновский открыл дверь, и они вошли в уютную прихожую. Дальше был широкий коридор с двумя комнатами на обе стороны, в торце — кухня и санузел. Капитан взглянул на женщину и спросил: — Вам ведь, наверное, надо уйти?