Врач тем временем заметил Викторию, захлопал изумленно белесыми ресницами. Потом заговорил что-то на специфическом языке, понятном только выпускникам медицинских институтов. Весь его унылый вид его не сулил ничего хорошего, это даже Вика поняла. Оттарабанив свою речь, вырвался и убежал, оставив Анатолия Ивановича понуро стоять посреди приемного покоя. – Пап, ну что? – подошла и заглянула ему в лицо Виктория. Он обхватил ее плечи, как спасательный круг. – Пока непонятно, милая. У твоей сестры не грипп и не ангина, как я думал. А она слабеет, подозревают даже аутоиммунное. – Это опасно? Мужчина сокрушенно покачал смешной, похожей на тыкву головой. – Посидим тут еще немного, ладно? Или ты устала и проголодалась? Виктория прислушалась к своему состоянию. Нет, она не устала и не хотела есть. Она вообще ощущала себя какой-то обновленной, словно с прежней вялой, истеричной и пугливой девчонкой было покончено. Ее тело заняла другая личность, полная идей и смелых решений. – Нет, папа, все в порядке, – сказала она. – Вот только мне нужно… – Это в конец коридора, – подсказал Фомин, больницу он досконально помнил еще с тех лет, как работал в ней. Запершись в предбаннике просторного туалета, Виктория набрала Павла. Он сбросил – похоже, был занят. А может, просто уже выкинул ее из головы, пристроил бывшую дочь в хорошие руки, и до свидания. Она набрала еще и еще раз, на четвертый услышала его раздраженный полушепот: – Вика, я очень занят, поговорим позднее. – Нет, сейчас! – крикнула она. – Это важно! Вам с Прайдом ведь нужны старшие первенцы? – Ты о чем говоришь? – насторожился Павел. – Моя сестра очень больна. Она в больнице, но даже здесь ей не могут помочь. А ты знаешь, если она умрет… – Адрес больницы! – рявкнул мужчина. – Не знаю, она в этом же городе, не очень далеко от дома, где… – Все понял, отбой! Виктория вернулась к отцу, устроилась с ногами на неудобном сиденье. Еще вчера она не поверила бы, что на таком можно сидеть и что вообще можно выжить больше двух минут в затхлом химическом воздухе больницы. Но теперь ей почему-то было все равно. Всего через полчаса два санитара ворвались в приемный покой, толкая носилки на колесиках, легкие и сияющие. Им навстречу вышел тот самый сутулый доктор, кратко переговорил, кому-то махнул рукой. Потом они появились снова, только теперь везли на носилках укутанную в одеяло девочку, при виде которой Фомин вскочил, издал какой-то высокий горловой звук, который оформился в вопрос: – Куда ее, почему?! – Толя, все в порядке, не сходи с ума! – растопырив руки, шагнул к нему врач. – Твою дочь отвезут в другое лечебное учреждение, очень продвинутое. Я думал, это ты подсуетился, нет? – Нет! – Фомин висел на его левой руке, как на перекладине, рвался следом за ускользающими санитарами. – Да пусти, Петька, я должен ехать с дочкой! – Нет, Толь, ничего не выйдет, – увещевал его приятель. – Там закрытая территория, никто так с улицы тебя не пропустит. Тем более после вчерашних событий. – Но я должен знать! – Узнаешь. Связь будем через меня держать, позвоню, как будут новости. А ты езжай домой, позаботься о второй дочке, хорошо? А то на ней уже лица нет. Он через плечо Анатолия Ивановича выразительно глянул на Вику, она поняла, прижала ладонь ко лбу и тихонько застонала. Фомин ринулся к ней: – Что, милая? – Голова ужасно разболелась. – Сейчас принесу таблеточку, – посулил доктор. – Кстати, не знал или забыл, что у тебя близнецы, сколько лет-то прошло. Анатолий Иванович, уже не обращая на него внимания, бережно вел новообретенную дочь к выходу. Звонок повторился, но Элла не сдвинулась с места, застыла, как зверек в минуту опасности, и даже дышала через раз. Кинебомба глянул вопросительно: – Может, ребята вернулись? – Они должны были позвонить на подступах к дому, мы так договаривались. – Так пойди и спроси, кто там пожаловал, – проинструктировал Антон. – Если что, я мигом своих людей подтяну, они рядом. – Ладно. Котенок на цыпочках приблизилась к хлипкой даже на вид двери, спросила, стараясь изгнать дрожь из голоса: – Кто там? – Тот, кого ты меньше всего желаешь видеть, – глумливо произнес искаженный голос, похоже, его обладатель вжимался губами в щель. – Но очень советую тебе все же открыть, намек поняла? Элла вся передернулась от отвращения, обернулась к выглядывающему Антону, прошептала: – Это человек из Института, прежде работал по их заданию в гимназии, был моим начальником. – Если из Института, то стоит впустить, – рассудил Кинебомба. – Не знаю… непредсказуемый тип. – Я тоже, – хмыкнул выразительно Антон. – Открой и спроси, что ему нужно. Я буду в комнате. Элла, сделав несколько глубоких вдохов, все же отворила дверь. Торонов ввинтился в прихожую стремительно, почти снеся своим телом девушку, довольно осклабился, когда она ойкнула. – Что так долго? Прятала что-то очень ценное? Или кого-то, а? – Что тебе надо? – спросила Элла. – Да вот, пришел тебя проведать, заодно уяснить кое-что. Поначалу убедился, что твой дружок на месте, сживается с новым глазиком и нам не помешает. – Что именно уяснить? – Неужели и в комнату не пригласишь? Котенок передернула плечами: – Иди. Тут не заблудишься. – Нет уж, хозяйка вперед, – скривил Олег тонкие губы. – В этой квартирке чего угодно можно ожидать. – Тогда идем на кухню, – распорядилась Элла. Краем глаза заметила: идущий за ней по пятам Торонов делает вид, что потирает лоб, а на деле ладонь держит над глазами, смотрит только на собственные носки. Неужели знает, что девочка здесь? Пока она наполняла чайник, он устроился на табурете спиной к дверному проему. Дверь не закрыл, хотел слышать, что происходит в квартире. Это хорошо, потому что и Антону будет слышен их разговор. Пока закипал чайник, Элла молчала, делала вид, что очень занята приготовлением горячего бутерброда. Про себя решила, что выкинет потом всю посуду, к которой прикасался Торонов, такое отвращение он ей внушал. Подавая чашку с чаем, она повторила свой вопрос: – Так что ты тут хотел уяснить? – На чьей ты стороне, Элла Котенок? – напыщенно спросил Торонов. – Нет, спрошу иначе: кому ты служишь? Потому что твоя сторона никого не колышет. У меня такое чувство, что в последнее время ты сменила много хозяев, девочка. Кто сейчас в приоритете? «Апофеты»? Институт? «Комитет»? Другой вариант? – Я, как и прежде, работаю на Институт, – ровным голосом ответила девушка. Она торопливо поставила на столешницу тарелку с горячим бутербродом, отдернула руку, к которой Олег уже протянул свою красноватую клешню. – Ответ верный, но недальновидный. Да будет тебе известно, что со вчерашнего дня Институт официально завершил работу над проектом «Первенцы», объявив его неперспективным и опасным. Имеющиеся в живых экземпляры в количестве десяти штук поступают в распоряжение совсем другого лица. Элла, выслушав, пожала плечами: – А мне что до того? Если проект закрыт, Институт даст другое поручение. Если нет, попрошусь туда на работу санитаркой или медсестрой, чтобы быть поближе к сестре. – Правильная позиция, – одобрил Торонов. – Значит, у нас с тобой не будет никаких сложностей. – В смысле? – Последний первенец у тебя? – Он рывком вскочил на ноги. – Давай поищи, – ничуть не смутившись, усмехнулась девушка. Мужчина плюхнулся обратно, брезгливо отодвинул расплескавшуюся чашку. Растянул губы в улыбке. – Ну, я себе не враг, чтобы разыскивать наиболее опасный экземпляр из сбежавших монстров. Прихватил бы с собой парочку бук, они бы живо ее отыскали. Но я желаю тебе добра, Эллочка, хочу, чтобы ты сама преподнесла девчонку ее новому хозяину. Я ведь даже не сомневаюсь, что она тут, и понимаю, по какой причине, – я же их всех видел. Понимаю, что, помимо родственных чувств Татьяны Милич, есть еще и некий план: создать шумиху и разоблачить неэтичные опыты Института. Но теперь в этом нет нужды, Институт первенцами больше не занимается. Да и тягаться с ним все равно не получилось бы.