— Я передумал. — Голос его звучал как-то нерешительно. А затем, глядя на меня из-под ресниц, он проговорил: — Я хотел убедиться, что ты благополучно добралась до харчевни. Я не настолько легкомыслен, чтобы оставить тебя одну сразу после очередного убийства. Ошеломленная, я вышла за ним на дорогу, где лишилась башмака. Оджин, не обращая внимания на рану, сел на корточки и выудил тот из грязи; я осторожно ухватилась за его плечо, чтобы сохранить равновесие, а он надел башмак мне на ногу. — Тебе нужно быть поосторожней, — сказал он, поднимаясь на ноги, и снова оглянулся на поле тростника, где исчез напавший на меня мужчина. — Кем бы этот человек ни был, он хорошо владеет мечом и знает, что ты имеешь отношение к расследованию убийств. Они еще не раз придут за тобой. — Или за вами, — сказала я. — Вы не в меньшей опасности, чем я. Наши взгляды наконец встретились. — Думаю, так оно и есть, — прошептал он. — Но вы не бойтесь. Теперь моя очередь. — Очередь? — Присматривать за вами. Я говорила не думая. Но он не стал смеяться над моими словами, а, похоже, серьезно взвесил их. — Обещаешь? Я моргнула и, чуть замявшись, ответила: — Да. Он протянул мне руку. Я смотрела на нее, не зная, как поступить. Никогда прежде я не заключала ни с кем договоров. Рукопожатиями в знак дружбы обменивались воины на полях битв. И все же я протянула ему руку в ответ. Его теплые пальцы обхватили мои, его ладонь прижалась к моей ладони, и мы пожали друг другу руки. — Когда придет время, — спокойно сказал он, глядя на меня так же твердо, как он сжимал мою ладонь, — позаботься обо мне. Я же всегда буду заботиться о тебе. * * * Дождь колотил в дверь харчевни. Мы вовремя успели войти внутрь. — Ну, — сказала я, садясь. — О чем вы хотели рассказать мне в Хёминсо? Бусы на шляпе Оджина, когда он садился, пришли в движение; поднимая ногу, он слегка поморщился. Рана определенно беспокоила его сильнее, чем он готов был признать. — Полтора года тому назад я стал помощником тайного королевского агента, — сказал он. — Тайный королевский агент, — нахмурившись, прошептала я. — Так вот почему, когда мы впервые встретились, на вас было платье крестьянина? Вы выдавали себя за кого-то другого? — Нет, — начал тихо объяснять он. — Работа с тайным агентом научила меня тому, что можно легко добыть нужную информацию, если как следует законспирироваться. Простолюдины неохотно общаются с полицейскими, и потому я оделся крестьянином, чтобы собрать информацию о деле, о котором сейчас тебе расскажу. Он замолчал, и я, глядя, как его глаза искрятся обуревающими его эмоциями, стала ждать продолжения рассказа. — Мой отец был тайным королевским агентом… Когда он в пятьдесят шестом году получил первое свое задание, я поехал с ним. Это был смелый шаг с его стороны — взять меня с собой, но он беспокоился обо мне. Я сдал экзамен в совсем юном возрасте, возгордился и скоро попал в компанию людей богатых и коррумпированных. Он же хотел, чтобы я любил справедливость, любил людей так же сильно, как и он. Вот он и взял меня с собой. Задачей отца было проинспектировать городское управление в провинции Пхёнан. — Оджин опустил взгляд, вид у него стал отсутствующим, словно он отбросил некое воспоминание, слишком болезненное для него. — Мне удалось устроиться на работу слугой судьи. Я перехватил письмо, где говорилось, что наследный принц тайком покинул дворец и подался в деревню, но судья побоялся доложить об этом королю. На той же неделе был найден убитым некий деревенский житель, а позже я нашел в лесу отрубленную женскую голову. «Медсестра Хё-ок, — тут же подумала я. — Жертва принца…» — И моего отца, заколотого кинжалом. Вонзив ногти в ладони, я молча смотрела на Оджина; он сидел неподвижно, словно был высечен изо льда. Его лицо было лишено какого-либо выражения, в глазах не стояли слезы, и я подивилась тому, что он способен говорить о подобном ужасе столь безучастно. — По кариме на голове я решил, что это местная медсестра. Но никто из медсестер тамошнего медицинского учреждения не узнал ее по сделанному мной наброску. Мне сказали, что она, должно быть, работает во дворце, поскольку ее карима была шелковой. — А что было потом? — тихо спросила я. — Вашего отца убили. Судья приказал провести расследование? Взгляд Оджина стал жестким. — Он пошел на все, чтобы преступление осталось нераскрытым. Подкупил местного начальника полиции и свидетелей, те сделали из одного человека с криминальным прошлым козла отпущения, и король им поверил. Я же после смерти отца почувствовал себя совершенно беспомощным. Когда я несколькими днями позже вернулся в столицу, меня назначили полицейским инспектором, и я расспросил стольких дворцовых медсестер, скольких смог. Я надеялся, что, узнав правду о смерти медсестры Хё-ок, смогу раздобыть достаточно доказательств, чтобы опровергнуть ложь судьи. Но никто из медсестер ничего мне не сказал. — И так продолжалось до сих пор, — прошептала я. — Да, — ответил он очень тихо. — Показания медсестры Кюнхи совпали с теми сведениями, что удалось раздобыть мне. Дворцовая медсестра, обезглавленная, предположительно, наследным принцем в первый лунный месяц прошлого года… Я надеялась, очень надеялась, что принц все же невиновен. Надеялась ради госпожи Хегён и ради будущего нашей династии. Но теперь поняла, что мои мечты наивны. — Вы правда считаете, что принц убил… — Но не успела я закончить фразу, как дверь распахнулась и вошла служанка со шрамом на губе — она принесла соленую воду, которую я у нее просила, а также чистую салфетку и перевязочные материалы. И, как и раньше, подмигнула мне. Вот только на этот раз поинтересовалась, сколько детей мы собираемся заиметь. Нашим ответом ей стало гробовое молчание, и она поспешила удалиться, закрыв за собой дверь. Комната внезапно показалась мне очень маленькой, в воздухе повисло напряжение. Оджин потер лоб и посмотрел в сторону, вид у него был смущенный. Я прочистила горло и прямо-таки официальным тоном произнесла: — Прежде чем мы продолжим наше обсуждение, я должна осмотреть вашу рану, наыри. — Я могу сам… — Вам незачем смущаться. Это моя работа. — Я не смущаюсь, — пробормотал он, а затем неохотно дал мне знак, чтобы я приступила к делу. Под халатами мужчины носили белые штаны, и в том месте, где по ноге Оджина прошелся меч, из-под разрезанной ткани виднелась кровавая рана. Постепенно неловкость момента сошла на нет, и я смогла сосредоточенно изучить рану. — С виду она совершенно ужасна, — сказала я, убирая с помощью соленой воды запекшуюся кровь. — Но она неглубокая и затянется сама по себе, если не будет заражения. Но придется все же обратиться к врачу. Очистив рану, я взяла полоску ткани и осторожно забинтовала Оджину ногу. — Так вы действительно считаете, — сказала я, заставляя работать наши с ним головы, — что именно принц убил мать врача Кхуна, медсестру Хё-ок? — Да, — ответил он. — И это меня не удивляет. Многие члены правительства — в том числе и мой отец — чувствовали, что принц склонен к приступам ярости. Все началось с тэричхунджуна, регентства. Я кивнула — я понимала, о чем он говорит. Мне вспомнилось, как все были удивлены тем, что король назначил наследного принца Джанхона регентом, хотя сам он был достаточно здоров и мог продолжать править без чьей-либо помощи. — На принца следует смотреть как на правителя, но никто при дворе не относится к нему как к таковому, — сказал Оджин. — Какое бы решение принц ни принял, король накладывает на него вето. А когда принц обращается к отцу за советом, его упрекают в том, что он не способен принять решение самостоятельно. Я слышал, что из-за всего этого наследный принц стал нервным и раздражительным. Скоро его гнев прорвется наружу. А возможно, это уже произошло. — Значит, вы полагаете, что за резней в Хёминсо также стоит принц? — Нет, — твердо ответил Оджин. — Эти листовки… У меня такое чувство, будто его обвиняют в убийствах женщин, желая за что-то отомстить. Теперь, когда мы знаем, что все преступления могли быть спровоцированы убийством медсестры Хё-ок, я еще больше уверился в этом. — Тогда в них должен быть замешан врач Кхун. Все указывает на него, разве не так? — Нам нужно больше доказательств, чтобы убедить в этом хоть кого-то — командира Сона, короля или партию старых. Я провела пальцем по старой мозоли на большом пальце. Чем дольше я смотрела на Оджина, тем отчетливее вставала перед моим мысленным взором картина смерти его отца. Сын держит на руках истекающего кровью мужчину, который для него важнее всех на свете. — Но, по крайней мере, — прошептала я, — вы знаете, что вашего отца, должно быть, убил принц… И что вы будете теперь делать? Он молчал, а я ждала, что он скажет. Ему следовало бы ответить: «Я буду мстить». В основе нашего королевства лежала сыновья почтительность. — Почему ты так на меня смотришь? — спросил Оджин. Я моргнула. — А как я на вас смотрю? — Словно я достойная жалости собачонка. Я, немного подумав, ответила: — Потому что я знаю, что вы сделаете. Вы отомстите наследному принцу или умрете, пытаясь отомстить. — Месть… — еле слышно произнес он. — В «Записках о правилах благопристойности» Конфуция сказано, что дети обязаны убить убийцу своих родителей, даже если возможность для этого представится лишь на многолюдной дороге. Но я не намерен так поступать. — Он смотрел на меня, его взгляд был ясным и чистым, как и его совесть. — После смерти отца я понял: мы можем потерять все, что нам дорого, кроме одного — усвоенных нами уроков. Этому научил меня отец. — Молчание. — Перед смертью он сказал, что я должен искать справедливости, а не мести. Больше года я осознавал его слова и, работая в отделении полиции, понял, что между понятиями справедливости и мести действительно есть разница… большая разница. Я, сдвинув брови, задумалась над его словами. — Месть провоцирует месть; гнев ненасытен и неутолим. И он превращает нас самих в чудовищ, которых мы пытаемся наказать. Справедливость же означает завершение дела, его законченность, и я хочу именно этого. Подобной законченности можно достичь, лишь оставаясь разумным и рассудительным. И, в конце-то концов, не мне наказывать принца. Это должен сделать король, и только король. Моя же единственная задача — добыть достаточно доказательств, чтобы никто не мог отрицать правду. Я выдохнула, еще лучше осознав важность нашего расследования. — Но не беспокойся об этом, — сказал Оджин, отводя глаза. — Не думай больше о наследном принце и о других подозреваемых.