— Здесь нет вашей вины, — поспешила успокоить его я. — Вам пришлось вести расследование в одиночку, без помощи командира. Кроме того, Инён первая доложила обо всем в полицию. — Я покачала головой: — А разве убийцы сообщают об убийствах? — Наверное, именно так медсестра Инён и рассуждала. И это, опять же, может быть совпадением — а как ты справедливо заметила, их в нашем деле очень уж много. Пятая жертва, медсестра Арам, заварила чай и накрыла на стол для кого-то, кто пришел к ней с визитом с утра пораньше — то есть для убийцы. Вряд ли она с таким радушием встречала врача Кхуна, но медсестру Инён… — Всего несколько дней назад я считала убийцей врача Кхуна, — встряла я. — Он сказал мне, что хотел бы умереть вместо Анби, и винил себя в ее смерти. Я спросила, что он имеет в виду, а он в свою очередь спросил, не считаю ли я странным совпадением то обстоятельство, что он полюбил одну из трех свидетельниц смерти его матери. Оджин нахмурился еще сильнее. Я понимала, что мозг у него работает во всю свою силу. — И он в трех местах испачкался, — добавила я. — У него была кровь на лбу, грязь на ладонях и на коленях. Он кому-то кланялся… — Если следовать твоей теории, — пробормотал Оджин, — то медсестра Инён могла оказаться во дворце, потому что хотела выяснить, как исчезла ее мать. Может, она слышала шепотки о том, кто видел ее последней. — Есть вероятность, — добавила я, тяжело дыша от сильного волнения, — есть вероятность, что, служа госпоже Мун, она обнаружила, что той и придворной даме Анби известно что-то о ее матери, вот она и свела с последней своего брата. — Он полюбил ее, — продолжил Оджин, — но все же подчинился приказу медсестры Инён и собрал нужную ей информацию. И когда он все выяснил, случилась резня в Хёминсо. А потом сестра Инён выследила тех, кого упомянула Анби, — медсестер Кюнхи и Арам. — И на следующее утро, — сказала я, — он мог кланяться ей… своей старшей сестре. Умоляя ее остановиться! — Я передумал, — сказал Оджин. — Как только мы раздобудем лошадей, то отправимся в Кванджу[35]. Я моргнула: — А что там, в Кванджу? — Отделение полиции, в котором некогда работала медсестра Инён; придется сделать большой крюк, но, думаю, оно того стоит. Мы настолько сосредоточились на принце и враче Кхуне, что почти не обратили внимание на ее прошлое. — Наверное, мы и представить не могли, что женщина способна на подобные зверства. Наверное, ее матери тоже снились драконы. 18 По небу, клубясь, плыли темные облака. Мы въехали в окруженный крепостью город Кванджу и нашли местное отделение полиции — здание с выцветшими красными колоннами и двухъярусными воротами, — как раз когда хлынул ливень. У меня было предчувствие, что мы узнаем что-то новое, и оно заглушало боль в раненом плече. — Знаю ли я тамо Инён? — сказал стражник отделения на вопрос Оджина. — Да, у нас некогда была тамо с таким именем. Год назад или около того ее перевели во дворец. — Если командир на месте, — Оджин показал свой мапэ — жетон-подвеску, — скажи ему, что инспектор из столичного полицейского отделения просит об аудиенции. Полицейский тут же ушел и вернулся со слугой, который сопроводил нас в главный павильон — длинный дом с колоннами, поддерживающими крышу из черной черепицы. Там нас приветствовал командир Чхэ, мужчина средних лет с длинной тощей черной бородой. Усевшись на циновку, мужчины обменялись любезностями. Я села далеко за ними, у раздвижной двери, но Оджин обернулся и жестом показал, чтобы я подсела поближе. Ему это казалось вполне естественным, но командир был ошарашен. Он сдвинул брови и окинул меня любопытным взглядом. Но все это продолжалось буквально мгновение. — Значит, вы инспектор Со, — сказал он глубоким мягким голосом. — Я слышал о вас. Необыкновенно одаренный юноша, в восемнадцать лет получивший от короля высокую должность. Что заставило вас проделать такой долгий путь, инспектор? — Мы пришли расспросить вас об Инён. Она девять лет работала у вас тамо, а потом ее назначили дворцовой медсестрой. Командир вздохнул — долго и задумчиво. — Значит, мои подозрения верны. — И не успели мы спросить, что он имеет в виду, как он продолжил: — Инён начала работать у нас, когда ей исполнилось четырнадцать, и у нее была такая золотая голова, что я решил сделать ее своими глазами и ушами. Своим продолжением. И стал тренировать ее. — А вы учили ее владеть мечом? — Она обратилась ко мне с такой просьбой после того, как в городе произошла серия убийств. Я считал ее достойной и добропорядочной девушкой и потому попросил одного из полицейских инспекторов обучить ее. — А почему она спустя девять лет решила уйти из вашего отделения? — Ей написал ее младший брат, дворцовый врач… — Как его зовут? — Не знаю. Он покинул дом в совсем юном возрасте, чтобы заниматься медициной в столице, и кроме этого, она ничего о нем не рассказывала. Похоже, они с ним никогда не были близки. С ним и с ее отчимом… — Тут его лицо прояснилось. — А! Отчим! До того как его в наказание за что-то там понизили, он был военным чиновником. Господин Кхун, вот как его звали здешние. Его сын унаследовал эту фамилию. «Врач Кхун», — подумала я. — Вы говорите, что он был отчимом Инён, а не отцом. Значит ли это, что мать Инён вышла замуж вторично? — спросил Оджин. — Но такие браки запрещены. — Низшие классы творят, что хотят, а ее семья, как я уже сказал, всегда держалась особняком. После развода матери они жили вместе, но я не знаю, поженились они или нет. — Командир прочистил горло. — Как я уже говорил, Инён написал ее брат, и из его письма она узнала, что ее мать исчезла, что в последний раз ее видели во дворце. А я и понятия не имел, что ее мать, долго проработавшая в здешней аптеке, стала дворцовой медсестрой. Я вцепилась в юбку, чтобы унять дрожь в руках. — Вопреки моему совету Инён восприняла исчезновение матери как свое личное дело, которое она должна расследовать, подобно следователю. Она писала брату почти ежедневно, расспрашивала о нем, настойчиво советовала завоевать доверие какой-то придворной дамы… — Придворной дамы? — Да, вероятно, той, которую видели с их матерью незадолго до ее смерти. Спустя какое-то время он просто перестал отвечать Инён. И тогда она начала внимательно изучать медицинские труды, пользуясь каждой выпавшей ей свободной минутой, и часто занималась по ночам. Она сдавала экзамен за экзаменом, и с каждым разом ее отметки оказывались все выше и выше. Ее взяли обратно в аптеку, где она проработала несколько месяцев, — я был порядком удивлен, услышав об этом, — а потом назначили во дворец. — Если бы мне было позволено, — прошептала я, и командир посмотрел в мою сторону. Он не понимал, как со мной следует обращаться, но тем не менее кивнул. — Вы упомянули о том, что Инён была женщиной достойной и добропорядочной. А после исчезновения матери она как-то изменилась? Может, начала странно себя вести? Командир окинул меня взглядом, а затем посмотрел на Оджина: — Кто она, инспектор? — Дворцовая медсестра, — ответил тот. — Она тоже занимается расследованием. — Ну, разумеется… Откуда еще кому-то знать, что происходит в стенах дворца? — прошептал он. Ему явно было что-то известно, и когда он сжал губы и нахмурил брови, я невольно напрягла спину. — Инён занялась пациентами, пострадавшими от чужой несправедливости. И она стала как одержима этой работой. А потом, однажды, ей поручили арестовать свидетельницу, давшую ложные показания. И я нашел эту свидетельницу… в самом что ни на есть плачевном состоянии. Ее лицо походило на кровавое месиво и стало почти неузнаваемым, ее избили так сильно, что она не очнулась. Я закрыл на это глаза. Хотя, признаю, я сомневаюсь теперь, а не допустил ли я тем самым большую ошибку. — Со всем моим уважением к вам, — медленно проговорил Оджин, и я бросила на него нервный взгляд, — должен заметить, что иногда избыток милосердия вредит не меньше, чем его нехватка. Я ожидала, что командир разгневается — командир Сон непременно взорвался бы от ярости. Но он издал лишь полный сожаления вздох — значит, слова Оджина показались ему справедливыми. Возможно, чиновники за пределами столицы гораздо менее ожесточены. — Вы должны были слышать о резне в Хёминсо, ёнгам[36], — продолжил Оджин. — Слышал. И полагаю, именно из-за нее вы здесь и оказались. — Командир пригладил бороду, его взгляд опять обратился на меня. Понизив голос, он сказал: — Вот уж не думал, что мне придется отвечать на подобные вопросы… Разве мог я представить, что простая девушка-служанка способна на такое? — Вы считаете, медсестра Инён может быть причастна к убийствам? — спросил Оджин. — Да. Поначалу это была всего лишь догадка, но теперь, перебирая все детали, я уверен: за ними стоит именно она. — Командир Чхэ поднялся на ноги и достал что-то из ящика шкафа. Я испугалась, что в руках у него окажется меч и он убьет нас за то, что мы поймали его на досаднейшей ошибке. Но он достал не меч, а кусок дерева с вырезанной на нем печатью. Это был ордер, дающий полицейским право арестовывать подозрительных лиц. — Я внимательно следил за делом о резне в Хёминсо и увидел, к какому хаосу она привела. Люди стали подозревать в убийствах самого принца. Когда вернетесь к себе, покажите мою печать командиру Сону и скажите ему, что у вас есть сведения, полученные от начальника полицейского отделения Кванджу. Медсестру Инён необходимо как можно скорее арестовать и допросить. * * * Тем временем дождь перестал, и казавшееся умытым небо окрасилось в ярко-синий цвет. Мы покинули город-крепость и искали какую-нибудь харчевню поблизости, но встречались нам лишь одно за другим покрытые грязью рисовые поля, затем потянулся бесконечный с виду лес, где росли кривые деревья да тянулся вверх зеленый бамбук. Наконец мы увидели небольшой дом с двумя окнами, в которых горели свечи; эти окна выступали из теней подобно ярко-желтым глазам зверя. — Слава небесам, — вырвалось у меня. — Давай надеяться, что здесь живет супружеская пара добрых стариков, — сказал Оджин, — а не любящая лакомиться человечьими легкими лиса-оборотень кумихо. Судя по голосу, он пребывал в хорошем расположении духа. Ведь наше расследование почти подошло к концу. Но я вовсе не разделяла его настроения, потому что женщина, которую собирался арестовать Оджин, была моей знакомой медсестрой. Я часто разговаривала с ней, я с ней работала. Но я все же старалась казаться жизнерадостной: — Надеяться стоит только вам. Девятихвостые лисы предпочитают женские легкие мужским. Добравшись до домика, перед которым был небольшой двор, а сбоку — кухня, мы слезли с лошадей и подошли поближе. Я, нервничая, стояла за спиной колотившего кулаком во входную дверь Оджина. Мне еще не доводилось просить у незнакомых людей кров и еду, но Оджин, похоже, делал так уже не раз — наверное, когда путешествовал со своим отцом — тайным агентом, замаскировавшись под крестьянина. Дверь открылась, и мы оказались лицом к лицу с молодой женщиной, глядевшей на нас с подозрением. Одета она была в белое чогори и бледно-желтую юбку, волосы ее были стянуты в низкий узел, в который была воткнута шпилькой пинё — это указывало на то, что она замужем. Женщина продолжала вести себя настороженно даже после того, как Оджин объяснил, что он военный, возвращающийся домой со своей сестрой, и спросил, не может ли она приютить нас на одну ночь. — У меня есть свободная комната, можете заночевать в ней, — нехотя сказала хозяйка дома и, сделав шаг в сторону, впустила нас внутрь. Небольшая основная жилая комната была завалена грудами соломенных корзин. На низком столе нож соседствовал с горкой чеснока. Женщина провела нас по комнате с деревянным полом и распахнула дверь в комнату поменьше. — Одеяла вон там, а лишних свечей у меня нет. Я принесу вам воды. Но кормить вас мне нечем; мне самой едва хватает. Я проголодалась, но у нас еще оставалась еда из дорожного мешка. — Думаю, она вдова, — тихо сказал Оджин, когда мы остались одни. Женщина принесла нам воды, и мы смогли умыться. — Или ее мужа просто нет дома. Теперь, когда руки и ногти у меня были чистыми, я осторожно запустила одну руку под чогори, коснулась плеча и нащупала повязку. Нужно было наложить еще один слой, но мне не хотелось снимать жакет. Я застенчиво посмотрела на Оджина.