Он тут же отвел взгляд. — Я позову хозяйку, чтобы она помогла тебе. А сам выйду. Он вышел из комнаты, и вошедшая женщина судорожно вдохнула при виде крови. Но вопросов задавать не стала. — Вы не брат с сестрой, — сказала она вместо этого, бинтуя мне плечо. — Это ясно по тому, как он смотрит на тебя, когда ты этого не видишь. Я не очень поняла, что она имеет в виду, и, снова оставшись наедине с Оджином, продолжала думать над ее словами. Я постелила циновку как можно дальше от Оджина, но все равно оказалась совсем рядом с ним: очень уж маленькой была комната. Я села на циновку и обхватила руками колени, а Оджин тем временем растянулся на своей циновке, подложив руки под голову и закрыв глаза. На поясе у него были меч и моток веревки; похоже было, что он так и собирается с ними спать. — Тебе необходимо отдохнуть, — пробормотал он. — Дорога предстоит долгая, а мы отправимся с первыми лучами солнца. — Так мы поедем в Тамян? — спросила я. — Чтобы найти главную свидетельницу? — Я отправлю на поиски Минджи других полицейских, раз нам известно теперь, где она сейчас. Не хочу давать медсестре Инён ни малейшей возможности скрыться. Мы лежали молча, не шевелясь, и слушали, как шумит лес. Как ухает сова. Как хлопают крылья. Потом я обратилась мыслями к тому, что нам предстоит. Через несколько дней дело будет закрыто, и меня почти пугало неминуемое возвращение к нормальной жизни. К жизни, в которой меня ждала другая тайна. Кем на самом деле была моя мать? Действительно ли она любила меня? И что мне теперь делать со своей жизнью — осколками моей жизни, разбитой гневом отца? И как впишется в них Оджин? Мне было тяжело думать обо всем этом. Я прижала пальцы к векам, и в темноте перед глазами выступили пятна света, подобные фонарям в ночи. — Праздник фонарей, — сорвалось с моих губ. — Вы пригласили меня пойти вместе с вами. Он не открывал глаз. — Ты сказала, я отвлекаю тебя от важных дел. У меня загорелись щеки. — В действительности я не это имела в виду. Я просто была огорчена тем, как повел себя мой отец. — Значит, я все же что-то для тебя значу. — Конечно, — тихо ответила я. Его глаза открылись, и он долго смотрел на испещренный тенями потолок, а я все гадала, что у него на уме. Думает ли он о том, впишусь ли я в его жизнь после окончания расследования? Или же соображает, как лучше распрощаться со мной?.. — Мне всегда было одиноко — до тех пор, пока я не встретил тебя, — смущенно пробормотал он и повернулся ко мне. В тусклом свете его глаза светились такой искренностью, что у меня перехватило дыхание. — И мне важно знать, чувствуешь ли ты то же, что и я. Мне было страшно, но я хотела понимать, о чем он говорит. — Как… как это? Он снова устремил взгляд в потолок, изучая узоры из света и тени и, возможно, собираясь с мыслями. — Когда мы вместе… то подобны воде в реке: мои мысли текут через твои, твои — через мои. А когда мы молчим, — на его губах появилась слабая улыбка, — я иногда забываю даже, что ты рядом. — Я польщена, наыри, — холодно сказала я. — Это лучший из комплиментов. Я не люблю долго быть на людях. А когда я с тобой… мне вовсе не хочется быть кем-то, кем я не являюсь. Я моргнула и поняла: я и правда чувствую то же самое. Когда я с ним, мне кажется — как казалось и в павильоне Сегомджон, — будто мы перенеслись в другой мир, где никого, кроме нас, нет. И мы не связаны никакими правилами, никакими условностями. — Наверное, я чувствую то же самое… Тут мое внимание привлек какой-то шум за дверью. Раздался и внезапно оборвался чей-то крик. Оджин уже вскочил на ноги, рука его лежала на мече. — Какой-то зверь? — Похоже на то. Сейчас вернусь. Жди. — Позволь мне пойти… — Нет. Я вскочила на ноги и схватила его за руку. Она была холодной. Он, как и я, понимал: что-то тут не так. — Я скоро вернусь. — Он легонько сжал мою руку. — Обещаю. И я кивнула в ответ, хотя в моих венах пульсировал страх. — Конечно. Когда он ушел, я стала прислушиваться к треску веток за окном. В какой-то момент Оджин прошел прямо под ним, а затем устремился куда-то в сторону от хижины. Мое сердце было готово выскочить из груди. Я подошла к окну, открыла его и увидела, как Оджин исчезает в высоком бамбуке, кажущимся серо-зеленым при убывающем свете. Он остановился, чтобы приставить маленькую палочку к стеблю бамбука. А потом я потеряла его из виду. Его поглотили тени. Я ждала. Мерила шагами комнату. Кусала ногти. Выглянула в окно и опять принялась ходить взад-вперед. Я пыталась представить, как он обходит дом, осматривает окрестности. Но вокруг царила тишина. Слышен был лишь шум леса. Затем, когда прошел час или того больше, — а может, всего несколько минут, — я услышала, как открывается и закрывается входная дверь. Я быстро вышла из комнаты, чувствуя огромное облегчение оттого, что Оджин вернулся. Но я рано обрадовалась. В общей комнате я увидела лишь молодую женщину, сидевшую на полу, спиной ко мне. Она успела переодеться в другой наряд. Ее плечи обхватывало белое чогори. Темно-синяя юбка волнами лежала вокруг ног, черные волосы блестели в свете свечи. Так же, как и лезвие. Кухонный нож на полу. Она дрожала, и я почувствовала какой-то кислый и едкий запах. Запах разложения — или, может, рвоты? И тут я заметила красное пятно на ее одежде. — Аджумма? — прошептала я, делая шаг к ней. — Аджумма? — Убийца — принц, — сказала женщина, ее голос был мертвенным и хорошо мне знакомым. Это была не вдова. Кровь застыла у меня в жилах — я узнала эту женщину. — Но вы все равно пришли за мной. Терпеть не могу людей, вмешивающихся не в свои дела. — Как ты нас отыскала? — Я медленно потянулась к кинжалу, вынула его из ножен и спрятала за юбкой. — Свидетели. Всегда находятся свидетели. Тебя и инспектора, одетого в синий халат, кто-то да видел. — Медсестра Инён поднялась и повернулась ко мне. И я увидела, что ее чогори разорвано и пропитано кровью. Я не сразу сообразила, что это не ее кровь — она не сочилась и не капала ей под ноги. — Я шла за вами в надежде найти медсестру Минджи. Чтобы избавиться от нее прежде, чем она меня выдаст. Но вы добрались до командира Чхэ и настроили его против меня. — И ты всю дорогу следила за нами и… убила хозяйку дома? — Меня снова охватил ужас: Оджин так и не вернулся. Колени у меня подгибались, голос дрожал. — Где инспектор Со? Что ты с ним сделала? — Твой друг мертв. В ушах у меня пронзительно зазвенело, и звон становился все громче и громче, пока на целом свете не осталось ничего, кроме него. На заплетающихся ногах я шагнула вперед, стремясь как можно скорее выйти из дома, но тут почувствовала железную хватку на своей руке. Раненое плечо отозвалось острой болью. Крепко стиснув зубы, я оглянулась и увидела лезвие, готовое вонзиться мне в спину. У меня в голове была всего одна мысль: «Я нужна Оджину». Руки у меня задвигались сами по себе. Мой кинжал вонзился в державшую меня руку, задев и меня тоже. Но я оказалась свободна. Холодный воздух ударил мне в лицо, когда я, спотыкаясь, вышла из дома и чуть было не наступила на лежавший у меня на пути окровавленный труп вдовы. Я заставила себя пойти дальше. Передо мной мелькали лишь какие-то тени, но потом взгляд сфокусировался, и я обнаружила, что стою там, где был Оджин, когда я видела его в последний раз, а к стеблю бамбука прислонена небольшая палочка. Указатель пути. Я обернулась, и мой взгляд наткнулся на Инён — она шла за мной, сжимая в руке меч. Я прошла мимо указателя, а затем скользнула в лес, казавшийся бледно-голубым под вечерним небом — это был последний проблеск света перед ночной тьмой. Я готова была окаменеть от подступающей к горлу паники, но сделала несколько глубоких вдохов и выдохов и попыталась вспомнить, чему учили меня в Хёминсо. «Чем отчаяннее ситуация, — внушала нам медсестра Чонсу, — тем спокойнее должны быть мы». Еще один глубокий вдох, и я огляделась по сторонам. Не было смысла идти куда попало. Надо было найти следующий указатель. Осмотревшись, я увидела еще одну палочку, длиннее предыдущей, прислоненную к камню. Я двинулась дальше по указанному пути, то бежала, то останавливалась, пока не обнаружила еще одну похожую палочку у подножия холма. После этого указатели кончились. — Оджин! — крикнула я, добежав до конца тропы. Вокруг меня сгущался лес, и я закричала во весь голос: — Оджин! Меня охватила тревога. Я стала быстро взбираться по склону, но он становился все круче. Ветки били меня по лицу, царапали, вонзались в руки, цеплялись за юбку. А затем я резко остановилась; земля крошилась у меня под ногами, а я стояла и смотрела на возникший из ниоткуда крутой спуск, едва различимый в сгущающейся темноте, и на качающиеся внизу деревья. Подул ветер, и далеко внизу зашелестел океан бамбука. На дрожащих ногах я отпрянула назад, споткнулась о камень и упала навзничь; ладони мои ушли в мокрую землю. Я подняла руки, чтобы их вытереть, но с ужасом увидела на них пятна крови. — О нет, — прошептала я, осматривая землю перед собой. Кровавая дорожка, усеивавшая листья и веточки, переваливала через край обрыва. С трудом встав на ноги, я хотела было слезть вниз, но передумала — в лесу с каждой минутой становилось все темнее. Густые тени простирались по земле, поднимались по древним стволам, поглощали все, к чему прикасались. Стоило поскользнуться, и я окажусь на дне обрыва. Подобрав юбку, я побежала вниз по тропинке и бежала, пока у меня не заболели легкие. Добравшись до лощины, я повернула и пошла в направлении обрыва, пока не оказалась наконец ровно под тем местом, где была прежде. И увидела у своих ног полицейскую шляпу и бусы в пятнах крови. Я со сжимающимся сердцем начала протискиваться через стебли бамбука. Через длинные ветки, через гладкие листья, растущие так густо, что я едва видела, куда иду. При мысли, что я могла пройти мимо Оджина, меня в самое сердце поразил страх. Потом бамбук наконец расступился, и я увидела стоявшего в ручье на коленях мужчину; его била сильная дрожь. — Оджин! — Я бросилась к нему и села на корточки. Мой взгляд упал на его лицо: оно было испещрено порезами и ссадинами, в глазах стоял неприкрытый страх. Правая рука у него была сломана в локте и неестественно болталась вдоль тела, а другую он крепко прижимал к боку. По кисти струилась кровь, пропитавшая его халат уже наполовину. — Хён-а, — тяжело дыша, сказал Оджин. — Я не могу ее остановить. Я вытерла холодный пот со лба и сказала: