Больше он ничего не сказал, а лишь смотрел на меня, изучая и ожидая моего ответа. И на какое-то мгновение мою грудь пронзил страх. Я не хотела, чтобы он уходил, но боялась того, что будет, если он останется. Королевство наводняли женщины куда более достойные, чем я. Более красивые, более уважаемые, более очаровательные. Отцу всегда хотелось больше того, чем у него имелось, и матери ему было недостаточно. И мысль о том, что Оджин останется и обнаружит, что ему недостаточно меня одной, была величайшим моим кошмаром. — Мне пора, — произнесла я, и мое сердце захлопнулось, словно раковина моллюска. — Я увижу тебя еще? — Возможно. Его лицо исказилось: — Всего лишь «возможно»? Нервно покусывая нижнюю губу, я представила, что меня ждет. Я попрощаюсь с ним, пообещаю как-нибудь увидеться, а потом стану его избегать целыми неделями, которые будут складываться в месяцы. И таким образом отдалюсь от него, оборву соединяющие нас нити. Мы пойдем каждый своим путем, и годы спустя я увижу однажды, как он идет по улице, и с удивлением спрошу себя: и чего ты так боялась, Хён? А чего, собственно, я так боюсь? — С нашей первой встречи столько всего произошло, — пробормотала я. — Мы вместе с тобой раскрыли несколько убийств и дворцовых тайн. Не боялись рисковать нашими жизнями. Столько всего произошло… — Тут я осеклась, потому что поняла вдруг: произошло слишком много всего, чтобы бояться. Что бы ни случилось в дальнейшем, я должна верить, что он будет заботиться обо мне, равно как и я буду всегда заботиться о нем. Я нахмурила лоб, и Оджин неправильно истолковал мое молчание. — Действительно, произошло очень многое. Но я все тот же, и я думал, ты ждешь меня. Я надеялся… — Его голос сорвался, он провел ладонью по лицу, такому знакомому мне красивому лицу. — Нет, неважно. Я все понимаю… — Он повернулся ко мне спиной и пошел прочь. — Оджин. — Я нежно взяла его за руку. Он замер от моего прикосновения. — Мы столько всего вынесли вместе. Ты не отпустил меня тогда. Не отпускай и сейчас. Я чувствовала биение его пульса — такое же стремительное, как и биение моего сердца. Оджин медленно повернулся ко мне, щеки у него пылали, в глазах появилась робость, какую я никогда не замечала за ним прежде. — Не отпущу, — прошептал он. — Я не отпущу тебя, что бы ни случилось. Он взял мою руку в свою, и когда наши пальцы переплелись, до меня дошло, что любовь — не такая, как я боялась. Я думала, это сметающий все на своем пути лесной пожар. А оказалось, она подобна обычному и ни с чем не сравнимому пробуждению к новому дню. — Павильон Сегомджон, — тихо сказал он. — Жди меня там после работы. Мне так много нужно тебе сказать. Я кивнула, и когда он подошел невозможно близко ко мне, сердце чуть не разорвалось у меня в груди. Ресницы его были опущены, уши горели. Он наклонился и нежно поцеловал меня в щеку. — Ты единственная. — Его слова ласкали мой слух, глубоко западали в душу. — И ты навсегда останешься единственной. Обещаю, Хён-а. Встав на цыпочки, я обняла его за шею, и книга в моих руках коснулась его спины, когда я нашла его губы. Он поначалу, казалось, был ошеломлен, а затем улыбнулся, целуя меня в ответ, и я почти услышала, как он подумал: «Ты всегда найдешь, чем меня удивить». Я тоже улыбнулась: «Знаю». Наконец мы оторвались друг от друга, но мы по-прежнему не сводили друг с друга глаз — затуманенных и удивленных тем, что мы средь бела дня нарушаем строгие нормы приличия. — Мне действительно нужно идти, — прошептала я. Он заправил мне за ухо прядь волос. — Похоже, ты там нужна. Мы оба посмотрели на узкую дорогу, опоясывающую Хёминсо. Хворые крестьяне выстроились в очередь, ожидая, когда для них откроются ворота; поразительно, но, казалось, никто из них нас не заметил. Я в последний раз посмотрела на Оджина, немного задержала его руку в своей и проскользнула в задние ворота. Сунув книгу по медицине под мышку, я пошла — с горящим лицом — к главному павильону, где в ожидании начала рабочего дня собрались врачи и медсестры. — Ты опоздала, — услышала я знакомый голос. Это была медсестра Чонсу, ставшая начальницей над ыйнё. Она внимательно смотрела, как я быстро поднимаюсь по ступеням на террасу, выходящую на большой двор и главные ворота. — Впервые в жизни. — Меня задержали, ыйнё-ним, — слегка запыхавшись ответила я, вставая рядом с Чиын. — Рада это слышать. — На губах медсестры Чонсу проступила улыбка. Она оперлась на трость, сделанную из бамбука, — ее вырезал для нее один неприкасаемый, которого она опекала, и принес кто-то из его детей. — Еще в бытность твою ученицей меня беспокоило, что ты слишком уж стараешься преуспеть абсолютно во всем. И потому приятно видеть, что раз в жизни ты опоздала и смущена. Теперь ты кажешься мне совсем другим человеком. — Наверное, это потому, что я немного выросла за время вашего отсутствия, — сказала я, понизив голос, чтобы слышно было ей одной. Улыбка моей наставницы стала шире, а слуги тем временем отперли главные ворота, за которыми скопились шумящие пациенты. Я сложила ладони вместе и выпрямила спину. Вместе с утренним солнцем просыпалось и мое сердце. — Ворота открыты, ыйнё-ним. Начинается новый день. От автора В основе сюжета романа «Красный дворец» лежит вольная интерпретация жизни и смерти наследного принца Джанхона (известного также как наследный принц Садо), долгое время интересовавшего меня исторического персонажа. Когда я наконец набралась смелости написать о нем, то постаралась не слишком уж отклоняться от реальных событий. Я изучала историю его жизни так основательно, как только могла, и прослушала столько лекций корейских историков, сколько мне было доступно. Но при этом я понимаю, что, находясь за пределами Кореи и не будучи профессиональным историком, не могу написать подлинно документальную книгу, и потому я не ставила себе целью ограничиваться сухим изложением фактов. К примеру, убийство медсестры Хё-ок — это выдуманное событие, перекликающееся с первым документально подтвержденным убийством, совершенным наследным принцем: в 1757 году он убил и обезглавил евнуха Ким Хан-Чхэ. В конечном счете моей целью при написании этой книги стало описание некоторых событий в соответствии с исторической правдой, насколько только это было возможно. История наследного принца Джанхона — это, по сути, очень печальная история. Она осталась в памяти как одна из величайших трагедий времен правления династии Чосон (1392–1910). Когда принцу было двадцать семь лет, его одним жарким днем по приказу отца замуровали в ящик из-под риса. И он оставался в нем до своей смерти, наступившей спустя восемь дней. Такая казнь явилась попыткой короля обойти правило, согласно которому было строго запрещено наносить вред членам королевской семьи, и принятую тогда практику группового наказания, которая поставила бы под угрозу жизнь сына наследного принца (единственного прямого наследника престола). Вопрос о том, что же привело к столь трагическому событию, до сих пор вызывает много споров. По одной, самой старой версии, наследный принц страдал от тяжелой и неизлечимой психической болезни, выражавшейся во вспышках гнева и жестокости. Знакомство с исторической литературой позволяет сделать вывод о том, что наследный принц действительно страдал от такого рода болезни. Но этот вопрос настолько деликатен и сложен, что я предпочитаю не фокусироваться на нем. Я понимала, что не смогу коснуться этой темы, не вызвав к жизни предположения о том, что все люди, имеющие проблемы с психикой, опасны для окружающих. Во что я совершенно не верю. Согласно другой популярной, более новой теории, наследный принц предстает перед нами не «убийцей-психопатом», но трагической судьбы одаренным молодым человеком, чьи революционные идеи вступили в непримиримое противоречие с идеями старой партии, лидирующей политической партии того времени. Жертвой политического заговора в самых верхах. Как бы то ни было, следует заметить, что даже если наследный принц действительно пал жертвой политической распри, это не может отрицать множества совершенных им убийств. Никто из ученых не оспаривает того факта, что наследный принц был убийцей, поскольку этому находится подтверждение во многих исторических документах, таких как «Анналы династии Чосон», а также «Дневники королевского секретаря» вкупе с принадлежащими жене принца «Воспоминаниями госпожи Хегён». Его жестокость была ничем не мотивирована, и за свою жизнь он убил предположительно сто человек. Казнили наследного принца или нет, он в любом случае прожил невероятно трудную и несчастливую жизнь и скончался в 1762 году, так и не получив возможности править страной. По мнению многих историков, для короля Ёнджо политика была важнее жизни его собственного сына. После смерти сына король дал ему титул Садо, что означает «тот, о ком вспоминают с великой печалью». Впоследствии король строго запретил упоминать имя наследного принца. И только спустя много лет сын принца Джанхона Чонджо упомянул о произошедшей трагедии, вступив на трон со словами: «Я сын принца Садо». Тем, кто хочет больше узнать о жизни принца Садо, я очень рекомендую обратиться к книге «Воспоминания госпожи Хегён». Благодарности Работа над этой книгой принесла мне множество радостных минут, и я благодарна тем, кто сделал это возможным. Спасибо моему редактору Эмили Сеттл за то, что она служила неиссякаемым источником вдохновения и новых идей. Я уже очень давно хотела написать о наследном принце Садо, но никак не могла понять, как подступиться к описанию события из реальной истории, пока ты не придумала поставить в центр повествования дворцовую медсестру и полицейского инспектора. Эта книга обязана своим существованием в том числе и тебе. Моей главной радетельнице (и агенту) Эми Элизабет Бишоп я благодарна за то, что всегда могу положиться на нее. С тобой мне не страшно пуститься в путешествие в мир книгоиздания. Я достигла того, чего достигла, благодаря твоему наставничеству и поддержке. Огромное спасибо команде издательства Feiwel & Friends, в том числе издателю Бриттани Перлман, редактору Ане Дебу, художнику Сунге Парк, директору Дон Парк и выпускающему редактору Кэти Вилгоц. Спасибо моему дизайнеру Лиз Дрезнер и управляющему Селест Касс. Спасибо Кристин Двайер, Эрин Ким, Экси О, Юнис Ким, Кристине Ли и моей сестре Шэрон, которые прочитали ранние черновики этой книги и вселили в меня уверенность в ее будущем успехе. Я также хочу поблагодарить Кесс Косталес, королеву романтического жанра, за все ее потрясающие предложения (последняя строчка восемнадцатой главы — это ее заслуга), а также Сару Рана, которая не дала мне удалить многие эпизоды. Я безмерно благодарна всем библиотекарям, книготорговцам, рецензентам и читателям, которые продвигали мои книги. Благодаря вашему энтузиазму я могу заниматься тем, что люблю, — излагать историю Кореи в своих работах. Я также хочу поблагодарить моих давних друзей Дженис и Фила. Я навечно благодарна вам за вашу поддержку. Моим маме и папе — спасибо за то, что верили в меня и всегда требовали, чтобы я продолжала работать. Ваша поддержка имеет для меня огромное значение. Я также хочу поблагодарить родителей моего мужа, мистера и миссис Танг, за то, что они сидели с нашими детьми, что позволило мне выкроить время для работы. Без вашей помощи я бы не уложилась ни в какие сроки. Особое спасибо моему мужу Боско. Я всегда могу прийти к тебе, когда мне надо обсудить новые идеи, и я очень ценю твою доброту и тактичность, которые не оставляют тебя, даже когда я становлюсь чересчур резкой из-за скорого дедлайна. Ты лучше всех. Я благодарна другим авторам за многочисленные работы, которые помогли мне в написании этой книги. Прежде всего это переведенные Джахён Ким Хабуш «Воспоминания госпожи Хегён», «Закон и тело в чосонской Корее: государство и идеология» Андреса Карлссона, и Бак Ён Гю, опубликованная Институтом сеуловедения работа, а также Хан Хыйсук и «Истоки и развитие женской медицинской практики (uinyo) во времена династии Чосон (1392–1910)» Винченцы Д’Урсо. И наконец, я благодарна моему Господу и Спасителю Иисусу за поддержку и опору в жизни. * * * notes Примечания