Ян осознавал, что она действительно могла потерять рассудок в плену — после всего, что ей пришлось пережить. Не со всеми это происходит одинаково. Кто-то становится безразличным ко всему, кто-то — покорным и даже ласковым со своими мучителями. Но Александре грозило иное безумие: излишняя жестокость, стирающая понимание того, что любая жизнь важна. Однако такая жестокость убивает жалость. А она жалела, ей по-прежнему могла причинить боль гибель красного кардинала, крошечного существа, которое никак не могло быть ей полезным. Маленькие птицы, оплаканные ею, стали символом того, что она сумела сохранить. Так что к черту Пашку, пусть разбирается со своими проблемами и комплексами сам! Ян собирался остаться на стороне сестры. Александра первой поднялась из-за стола и включила свет. Она, ни о чем не спрашивая, поставила чайник, полезла в холодильник — они оба не ужинали. При этом смотреть брату в глаза она пока не решалась, и Ян позволил ей эту паузу. Гайя, уловив, что люди больше не в печали и вспомнили о насущном, подскочил на лапы и многозначительно заглянул в свою пустую миску. — Между прочим, пока ты тут слушал откровения блаженного Павла, мы тоже без дела не сидели, — заметила Александра. — Только не говори мне, что вы что-то обнаружили спустя столько времени! — Нет, ну ты нам суперспособности не приписывай! Мы вообще отправились туда не как полицейская со служебным псом, а как девушка с миленькой рыжей собачкой. — Поня-я-ял… Кого вы допросили? — Да всех, кто под руку попался! О трагедии, произошедшей в парке, еще говорили — да и долго будут говорить. Но это не означало, что оттуда ушли люди. В большом городе не так много зеленых оазисов. Там по-прежнему собирались мамочки с детьми, любители велосипедов, самокатов и моноколес, среди турников делали селфи сторонники здорового образа жизни, собачники выгуливали своих питомцев и там, где можно, и прямо под знаками запрета. Это было маленькое сообщество, не слишком дружное, но все же обладающее неким внутренним доверием. Такое доверие не распространялось на полицию, зато охотно передавалось новичкам — другим гуляющим. Поэтому Александра отправилась задавать вопросы тем, кого вызвать на официальный допрос было бы слишком сложно. Кристина Нефедова упоминала, что нянька постоянно водила ее дочь в этот парк. Теперь Александра искала тех, кто часто видел и знал Юлию Степановну и маленькую Тоню. Разговаривая с ними, ей удалось обнаружить одну крайне любопытную деталь. — Как думаешь, нянька с девочкой оказалась на той дорожке случайно или нет? — Раз ты задаешь такой вопрос, простого ответа не будет, — рассудил Ян. — Она оказалась там за-ко-но-мер-но! — Между прочим, этого варианта в твоем вопросе вообще не было! Юлия Степановна частенько приводила свою подопечную на детские площадки, позволяла ей играть с другими малышами, да и в целом не шарахалась от каждой тени. Но и прогулки по самым дальним аллеям не были для нее редкостью. Она уходила туда, где деревья стояли сплошной стеной, а другие люди почти не попадались. Сначала другие женщины с детьми удивлялись такому решению и спрашивали об этом. Но Юлия Степановна утверждала, что и ей, и Тонечке нравится одиночество, девочке полезно отстраниться от цивилизации и остаться наедине с природой. Постепенно вопросы прекратились. — Видишь, что она сделала? — торжествующе поинтересовалась Александра. — Вижу. Она приучила всех своих знакомых к мысли, что уйти в дальнюю часть парка — нормально. Она сделала все, чтобы на это не обращали внимания. — Вот именно! — Но я никак не могу понять, для чего ей это… Она не выглядела напуганной? — Нет. Ни перед смертью, ни задолго до этого. О нянюшке исключительно положительные отзывы — и не только потому, что она отправилась в мир иной, она действительно всем нравилась. Но привычка таскать ребенка черт знает куда, согласись, была странной. — И эту же привычку мог изучить убийца, он точно знал, где ее найти. Но нам это мало что дает: тут могли подсуетиться и отец, и мать, и все, кто угодно. — Я знаю, — кивнула Александра. — Но мне все эта нянька покоя не дает. Она налила чай себе и брату, поставила чашки на стол. После этого она насыпала корм псу и лишь потом села за стол. Все действия были автоматическими, мысли ее сейчас были сосредоточены совсем не на кухне. — Чем тебе нянька-то не понравилась? — удивился Ян. — Да странненькая она какая-то… — Только из-за того, что любила удалиться от людей? Это многим нравится. — Одно дело — удалиться от людей, другое — уединиться в безлюдном месте с маленьким ребенком. — Ты считаешь, она могла как-то навредить девочке? Александра задумалась, словно взвешивая все варианты, и все же отрицательно покачала головой. — Нет, вряд ли. Такого маленького ребенка врать не заставишь, и если бы Тоню что-то беспокоило, это было бы видно по ней. Но все описывают ее как развитого, жизнерадостного ребенка. И все-таки есть в этой няньке что-то… Не знаю… Подозрительное! — Об этом можно было бы говорить, если бы она подыграла похитителю, но она же мертва! Вряд ли она согласилась бы на такое. Плюс, ее биографию уже проверили, там косяков нет. Юлия Степановна у нас — женщина-ангел. — В том-то и дело… меня настораживают ангелы на земле, — признала Александра. — Так что ты предлагаешь? — Я бы не отказалась осмотреть ее квартиру. Это можно устроить? Хороший вопрос! Для официального обыска вроде как не было оснований. Если бы квартира принадлежала самой Курченко, все было бы проще. Но жилье она арендовала, и владелец квартиры чуть ли не каждый день бегал в полицию с требованием вывезти ее вещи и не мешать ему зарабатывать деньги. Обыск — дело шумное, грязное и скандальное, хозяин тогда вообще удавится! Другое дело, если все будет тихо… — Думаю, нам лучше не соваться туда с обыском, а просто взять из вещдоков ключи, прийти и посмотреть квартиру. Но тогда то, что мы там найдем, не будет приобщено к уголовному делу. — Мы можем так же тихо ускользнуть, а потом прийти с официальным обыском, уверенные в том, что это нужно, — указала Александра. — Хотя я не думаю, что там будет что-то совсем уж криминальное. — Тогда зачем мы туда идем? — Потому что, знаешь ли, в ее личности уже много противоречий! — Только из-за того, что она любила дальние аллеи? — удивился Ян. — Не только, не тупи! Ты же был на осмотре тела вместе со мной, а потом мы смотрели ее сумку… Ты все пропустил? Она спрашивала об этом так, будто ответ очевиден. А ведь там, в морге, и у нее не было никаких ответов! Ян лишь помнил, как она полезла смотреть зубы трупа, немало удивив его и судмедэксперта. — Тебя, кажется, заинтересовали ее виниры. — И не только, — подтвердила Александра. — Чем больше я о ней думаю, тем четче понимаю, сколько в ней, во всем ее образе, было странного и нелогичного. Дорогие виниры и качественно вылеченные зубы — против дешевой краски на волосах. Дешевые колготки, туфли и сумка — против великолепного нижнего белья, которое стоит куда больше, чем вся остальная одежда. И это при том, что она почти всю жизнь прожила в каком-то селе, работала учительницей в школе, а только потом стала столичной нянькой. — Ну и что? — А то, что женщины ее возраста и с ее прошлым не привыкли тратить половину зарплаты на трусы с лифчиком. Нет, они из тех, кто не выкидывает рваные колготки, а носит под штаны, потому что «тепленько и не видно». То есть, такая женщина, как Курченко, должна была красиво одеваться для других, а для себя оставлять вещи попроще. Слушай дальше… Не думаю, что у нее были проблемы со вкусом. Ты обратил внимание на ее маникюр? Классический френч, хороший гель, руки ухоженные. Маникюр, который она делала, не сочетался с нарядом, который она выбирала. Ян уже видел, к чему она клонит, однако сам пока никаких предположений не делал. Он знал все эти тонкости не так хорошо, как Александра, и доверял ее суждению. — В ее сумке есть карта, которая позволяла ей покупать что угодно и когда угодно, — продолжила Александра. — Мы пока не знаем, как именно Курченко ею пользовалась, но долгов у нее не было. Предлагаю потрясти банк поактивней, это важно. А ее крем для рук помнишь? — Крем для рук? — переспросил Ян. — Почему я должен его помнить? Там, кажется, была какая-то совсем крошечная фитюлька… — «Фитюлька»! Типично мужская логика. А это крем с маслом абрикосовой косточки. — Мужская логика по-прежнему не понимает, как расследованию поможет абрикосовая косточка. — Этот крем — пробник из последней коллекции известного бренда, — пояснила Александра. — Я точно знаю, потому что сама этим брендом пользуюсь. Для няньки дороговато. — Так ведь пробник же! — Это не тот пробник, который дадут кому попало. В дорогих магазинах пробники крема, духов и прочих прелестей дают только клиентам. А чтобы получить этот конкретный пробник, нужно было накупить товаров на нехилую сумму. Курченко столько не платили. — Может, ей подарили этот крем? — Может быть, но любопытно мне, кто. Кристина Нефедова пользуется косметикой куда дешевле, я специально посмотрела, когда мы были в ее квартире. Поэтому мне и нужно проверить, как жила добропорядочная нянечка. Вот что я вижу сейчас… Она изображала милую, скромную женщину. Типичную, я бы сказала. Но изображала без особого усердия, просто чтобы обмануть тех, кто не слишком присматривается. Я больше чем уверена, что все эти нелепые наряды и дешевые шмотки предназначались исключительно для встреч с Нефедовыми, в остальное время она выбирала для себя совсем другие вещи. Кое-что из названного Александрой он заметил, но не все, да и от ее выводов он был далек. Может, напрасно? Если предположить, что Юлия Курченко намеренно обманывала всех, кто видел ее с девочкой, то и у ее отдаления от прогулочных троп был совершенно иной смысл. Если так, она вполне могла быть участницей похищения. Вот только все пошло не по плану, и тот, с кем она договорилась, решил убрать свидетельницу… — Завтра придется встать пораньше, — сказал Ян. — Если заедем в отделение часов в семь, ключи можно забрать без лишних вопросов. — Да и с утра мы привлечем меньше внимания в ее квартире, — поддержала его Александра. — С утра люди спешат, они заняты, они будут с меньшим рвением прижимать стакан к стене, подслушивая, что там происходит у соседей. — Вот и я о том… Как думаешь, кем она была на самом деле? — Это нам и предстоит выяснить.