Коломин свернул следом за Тряпочником в переход в типографию, но преступник уже достиг входа в производственные помещения. Обернувшись, он закрыл большие раздвигающиеся двери и запер их со своей стороны. Через круглое стеклянное окошко убийца продолжал смотреть, что предпримет Ярослав. Маньяк забыл про небольшое отверстие в соседней стене, похожее на то, что располагается в каждом аэропорте для приёма багажа. Через него автоматически подавлялись материалы для книг или непосредственное сами готовые книги. Ещё не до конца понимая, что планирует Ярослав, преступник продолжал в напряжении наблюдать. Когда же он догадался, что страж правопорядка всё равно его достанет, Тряпочник в нервном ужасе снова рванул прочь. Коломин взлетел на чёрную жёсткую ленту, лёг и буквально нырнул в отверстие в стене. Звуки автоматизированной типографии мгновенно окутали его: непрерывно шелестела лента подачи материалов, стучали тяжёлые прессы, перемещались мощные роботизированные машины. Пахло краской и новой бумагой — типография мало чем отличалась от классического заводского цеха. Петляя, Тряпочник поднялся на один из прессов, который временно прекратил работу. Стальная громадина массой с половину аэромобиля грозно нависла над ним как Дамоклов меч. — Стой, сволочь, убьёшься! — крикнул Ярослав своему оппоненту. Тот опасливо обернулся, спрыгнул с платформы и побежал по противоположной стороне. Коломин полез за преступником, и книжный пресс тут же ожил, роковым образом устремляясь прямо вниз. Кувыркнувшись, капитан в последний момент выпал обратно в безопасное пространство и успел избежать верной гибели. «Соблюдай технику безопасности!» — на плакате, приклеенному к корпусу пресса, улыбался и показывал одобрительный жест Иван Фёдоров, первый русский книгопечатник, нарисованный в стиле старорусского киберпанка. Останавливаться Красный тряпочник и не думал. Под ноги Ярославу устремилась тумбочка на колёсах с ремонтными рабочими принадлежностями и стеллаж с частью тиража новой литературы. Коломина чуть не завалило каким-то сопливым женским фэнтези «Изобретения человечества», якобы победившем на каком-то никому неизвестном конкурсе «Рывок-1987». Отряхнувшись от пары приставших к нему книг, капитан неумолимо продолжил движение в сторону начавшего выдыхаться преступника. Больше швырять под ноги милиционеру было особо нечем. Не обращая внимания на людские баталии, печатное оборудование продолжало производить книги самых разных жанров, размеров, качества бумаги и переплётов. Тряпочник вбежал по небольшой железной лесенке, но дверь перед ним оказалась закрыта, и к тому же за ней быстро появился вооружённый до зубов СОБР. — Товарищ капитан, можем ранить его в руку! — предложил один из бойцов. — Отставить! — махнул рукой Коломин. — Он мой! Отчаянно взвыв, убийца пробежал вдоль стеллажей с напечатанными тиражами, схватил небольшой железный контейнер и со всей силы бросил его в широкое вертикальное окно. Оно с трудом разбилось на одном участке, и криминальный элемент вступил на узковатый металлический с круглыми дырочками по всей площади. Холодный осенний ветер проник внутрь типографии, разгоняя несколько химически неестественный воздух внутри. — Преступник пытается куда-то вылезти из окна. Скорее всего, метит в пожарную лестницу, — доложил Секунда. — Разобьёшься, баран, стой! — Ярослав крикнул преследуемому. Тот, конечно, не послушался и скакнул куда-то наружу. Раздался одиночный стук по металлу. — Допрыгнул до пожарной лестницы. Лезет куда-то вверх в сторону технических коробов и шахт, — снова скорректировал оператор дрона. Не медля ни секунды и стараясь не порезаться, Коломин пригнул шею от опасно нависшего разбитого стекла, разогнался на карнизе и прыгнул в пропасть над Звёздным бульваром. Стоящие внизу милиционеры, спасатели, репортёры и зеваки разом охнули. Ещё в скачке Ярослав зацепился руками за ограждение пролёта пожарной лестницы, но ноги его роковым образом соскочили и повисли над бездной. Сжав челюсти и напрягши всё тело, Коломин подтянулся, преодолел ограждение и забрался на пролёт. Наблюдателям снаружи на земле оставалось лишь перевести дух. Ярослав оказался на крыше-площадке между двумя корпусами издательства. Тряпочник ковырялся с очередным затвором, очень похожими на двери лифта. Внезапно он добился своей цели и раскрыл створ, две составные части которого должны были в нормальных обстоятельствах разъезжаться в стороны автоматически. Теперь за преступником зияла чернота глубокой железобетонной шахты. — Тебе не выиграть эту гонку с Красным тряпочником, капитан! — помахав рукой, преступник спрыгнул в шахту. Казалось, что через несколько секунд он куда-то вниз и разобьётся, однако в следующие мгновения гогочущий преступник понёсся на крыше лифта вверх. — Дал дёру на лифте? — поинтересовался Перов по рации. — Да. Срочно вызовите мне второй лифт на эту техническую площадку! — попросил капитан. — У нас есть доступ к системе управлению зданием, сейчас Рено оформит. Готово! СОБР ждёт его на крыше и верхних этажах. Как только второй лифт приехал, Ярослав быстро вошёл в него и мигом отправился следом за Тряпочником. «Тебе не выиграть эту гонку с Красным тряпочником, капитан», — какой-то зловещий фатальный рок почувствовал Коломин в этих словах, глубоко задумавшись на какой-то миг. «„Полдень, XII век“ — вертикально интегрированный книгоиздательский холдинг полного цикла: от приёма рукописей писателей до продажи книг клиентам через собственную розницу. Утончённый интеллектуальный читатель — наш клиент. Подробнее на www.midday22century.su», — рассказал приятный автоматический голос. Тряпочник бежал по крыше, всё ещё отчаянно надеясь уйти от погони. Он запыхался и судорожно оглянулся вокруг себя, ища глазами Ярослава или других стражей правопорядка. Город был как на ладони с этого захватывающего вида. Казалось, преследователи отстали, и можно было покинуть крышу, переметнувшись на другое здание, и затеряться среди бетонных джунглей. Внезапно мощный порыв ветра нагнал милицейский Ми-8-Э, будто вылетевший из неоткуда. Он буквально прожигал крышу своим ярким прожектором, не давая шанса спрятаться даже не уснувшей в октябре мухе. Не ожидая появления летательной техники, Красный тряпочник инстинктивно оглянулся, подошёл к коробу очередной пожарной лестницы и со всей силы получил удар ногой в голову. Преступник отлетел на бетон, упал на живот, и тут же на его спину коленями приземлился Ярослав, скручивая руки убийцы сверхжёсткими электронаручниками. Появившийся вертолёт смог оперативно сесть на широкую крышу, и из его чрева резво вышел Боров с сопровождавшими его милиционерами. Ярослав жёстко сорвал капюшон с преступника, силой повернул его голову к себе. Перед капитаном МВД лежал рыжий мужчина среднего возраста с неопрятной шевелюрой, достаточно давно не бритыми усами и бородой, некогда сломанным горбатым носом и вымученным безумным взглядом. Он то дрожал, то дёргался, будто всё ещё рассчитывая вырваться. — Он? Он⁈ — с возбуждённой радостью кричал Боров издалека. — Серьёзно? Что-то как-то относительно легко вышло, — по рации засомневался Перов, пока находящийся у входа в холл издательства. — За что убил Крылову? — Ярослав дёрнул преступника, уткнув его лицом в бетон крыши. — Что тебе сделала эта женщина⁇ Неожиданно убийца расплакался, прекратив ныть и бормотать себе под носом что-то невнятное. — Я гений… Я гений! Я писал, писал всю жизнь… Прозу, стихи. Участвовал в этих мерзких подставных конкурсах, в которых голос толпы выбирал не лучших, а просто самых громких, умеющих тупо много и постоянно спамить! Отправлял рукописи, которые соответствовали ими же установленным правилам, и каждый раз в ответ получал равнодушное молчание. Никто меня не понимает, утончённые интеллектуальные люди кончились в этом чёртовом мире! — Дыхание преступника участилось, он весь вспотел от злости. — Но эта мерзкая бездарная тётка-редактор… Редактор и критик — это всегда неудавшиеся писатели! Её морда из заскорузлого Литинститута или бабьего «Педа» слишком часто мелькала по ТВ или в Нете. Её чванливые суждения, её агрессивный, завистливый тон касаемо прекрасного, истинно талантливого — литературы — был просто физически нестерпим. И когда (первый раз в жизни!) она ответила развёрнуто, с типичной для неё желчью застарелой злобной кошатницы, что не станет издавать мою гениальную книгу, я не выдержал. Я, который со своим талантом должен всю свою жизнь копаться в этой долбаной вентиляции, вместо того чтобы зарабатывать на жизнь своим творчеством! — Зачем ты притворился Красным тряпочником? — прищурился Ярослав, глядя горе-писателю прямо в глаза. — Притворился? — начиная понимать, что происходит, к преступнику и Коломину подошёл Боров. Убийца болезненно, но с ненавистью оскалился. — Чтобы хорошенечко напугать вас всех, тёмных, ужасных, сплошных невежд… У которых единственная прочитанная книга — это «Колобок»! — прошипел он. Ветер задул сильнее, и на крыше началось становиться несколько холодно. — Товарищ полковник, здравия желаю. По нашей части — ложная тревога, — поприветствовал начальника Ярослав. — Я бы сказал даже, ложная радость, — мигом посуровел Боров, поняв, что они схватили не того. — Что это за урод? — Степанов Степан Степанович, детдомовец, шизофреник. Специалист по обслуживанию вентиляционных систем. Помните «висяки», связанные с «Вентиляционным террористом» и «Книжным маньяком»? Это он, два дела в одном флаконе, — объяснил Ярослав, который давным-давно всё узнал при помощи «Зевса». — К Тряпочнику он никакого отношения не имеет, за исключением того факта, что в некотором роде стал недавно вдохновляться его деятельностью. — «Книжный маньяк»? Это тот гад, который три года назад затерроризировал своими сообщениями все крупные издательства страны? — рыкнул Боровиков, с пренебрежением поглядывая на обезвреженного Степанова. — Чёрт, да им вообще другой отдел занимается! Сделали за кого-то лишнюю работу, нагнали шума. Возможно, сам Тряпочник после такого представления ещё больше заляжет на дно. Дур-рацкие книголюбы, затеяли у нас тут под носом свои идиотские литературоведческие споры, чтоб вас! — Пакуем его, товарищ полковник? — спросил один из спецназовцев. — Пакуйте, а что делать⁈ — в эмоциях приказал Боровиков. — Столько времени, столько сил и ресурсов съела у нас эта переодетая чмоня. Цирк-шапито с конями на выезде, вашу мать… Ты сам в порядке, Ярослав? Не то летал над пропастью сегодня похлеще Человека-паука, снова чуть не грохнулся вниз. Деморализованного Лжетряпочника силой повели в сторону вертолёта. — Всё хорошо, товарищ полковник. Я всё никак не могу заехать к нашему общему знакомому, нам наконец-то уже необходимо выяснить, кто же заказывал те аэромобили. — Иди, — проворчал Боров. — И пропусти там стаканчик заочно за меня. Мне сегодня это, возможно, будет необходимо… Ночь шагала по октябрьским улицам Москвы. * * * Посетители «Гаваны» ненапряженно веселились в красноватом полумраке ночного клуба. На сцене зажигала одна из знаменитых советских музыкальных групп с характерной приставкой «ВИА» перед основным названием коллектива. Лучи светоаппаратуры отражались в цветных и прозрачных стаканах, пустых и полных. Вентиляция тихо, но бурно гнала дым синтетических сигарет прочь из подвального помещения. Редко охрана выводила наружу совсем уже неадекватных посетителей, чтобы те не мешали отдыхать другим. Горилла завидел Ярослава издалека и по стандартной процедуре позвал его к себе. Они снова встретились в кабинете дельца со старой мебелью и жуткой картиной с «Летучим голландцем». Непонятно, чем этот вызывающий холодок предмет интерьера так полюбился Гориллину. — Ярослав Леонидыч, ты так и притягиваешь к себе приключения! — по-доброму рассмеялся Горилла. — Не успел вылезти из одного, как сразу угодил в другое. — Спасибо, что вызвал подмогу, — искренне поблагодарил Коломин. — Инструмент глюкнул, и Яхьяев чуть не отправил меня кормить рыб на дно Москва-реки. — А, ты уже всё узнал, — закивал делец. — Мой человек-таки ошивался по Швивой горке и заметил тебя. Потом он увидел, что тип со злобной бородатой рожей огрёб тебя электрошокером внутри «заброшки». Паря даже удивился, как легендарный Ярослав Леонидыч смог подпустить себе кого-то сзади. Так что после «инцидента» я сразу черканул Борову, что да как. — Устал я от всего, Горилла. Налей мне, пожалуйста, свой фирменный. — Ярослав положил на стол перед хозяином заведения бордовый чемодан без ручки. — Твоя вещичка найдена. — Хе-хе, то есть сейчас ты не при исполнении уже? О, что не новость, то песня. — Горилла отправился к мини-бару делать коктейль «Кошачий глаз». — Ярослав Леонидыч жив-здоров, беспредельщик Яхьев с дружками немножко лишились головы, вентиляционного долбодятла, который на уши однажды весь Газгольдер поднял своими задымлениями, отправили в казённый дом, и вещичка вернулась в родную… кхм, родные пенаты. Себе тоже, пожалуй, забабахаю, не глушить же тебе всё в одну физиономию. Гориллин без промедлений умелыми движениями сделал два «Кошачьих глаза» и поставил их на стол, себе и своему собеседнику. Ярослав, недолго думая, взял бокал на изящной ножке и мигом осушил половину. — Да куда ты ж ты залпом⁈ Его медленно потягивают, как бы наслаждаясь прекрасным видом туманности, бесконечностью Вселенной, величественностью космоса и т. д. Эх, ты, капитан… — Горилла с несколько неодобряющим видом пригубил из своего бокала. — Культура, Ярослав Леонидыч, существует не только еды, но и питья! — Не будешь проверять содержимое чемодана? — спросил Коломин. — Хм, но я-то знаю, что внутри. Но знаешь ли ты? — с хитрым прищуром Гориллин сделал ещё один глоток. — Я узнаю некоторые вещи против своей воли. Почему ты не сказал, что внутри простые чертежи? — «Кошачий глаз» оказался вкусным, но забористым напитком: от половины бокала даже крепкий физиологически Ярослав несколько захмелел. — Не простые чертежи, Ярослав, — серьёзно покачал головой Горилла. То ли из-за воздействия «Кошачьего глаза», то ли из-за томного октябрьского вечера, то из-а того и другого его разнесло на меланхолическую философию. — Если «инструмент» тебе показал всё полностью, то ты должен был увидеть марку и модель. Это последняя уцелевшая копия чертежей Ford`а Nucleon, единственного аэромобиля в истории с ядерным двигателем. Легенда среди легенд, последнее дерзновение человечества после изобретения космического корабля и полёта в космос. Ты только представь себе: вечная машина с почти вечным двигателем. Наноси новую краску, меняй обшивку кресел, обновляй сопла и трансмиссию — а сердцевина останется той же самой! И если б нас не поглотил проклятый постмодерн, то кто бы знал, как сейчас бы повернулся ход истории? Среди чистых и уютных городов, где приличные люди создавали бы Культуру и Историю, летали бы аэромобили с ядерными двигателями и ходили бы граждане с атомными сердцами! Чёртовы компьютеры и цифра не цель, а лишь средство для становления рационального общества, основанного на логике и здравом смысле. А сейчас сплошная проклятая антиутопия, тщетные попытки строительства равенства, справедливости и — о боже — одинаковости, которых никогда не существовало в истории, даже в демократических древнегреческих Афинах. Только в европейских народах существуют этот разрушительный пацифизм, эта чрезмерная доброта, эта самоубийственная тяга к справедливости. Этих свойств ты не отыщешь на Востоке и Юге, там совершенно по-другому функционируют мозги. Таких терминов просто не было в их лексиконе: всё это, как и ведущие достижения науки и техники, им завезли европейцы! Сейчас современный Запад напоминает мне бонюэлевскую Виридиану, которая пусть из честных и благих намерений пускает в собственный дом наглых агрессивных врагов, мерзкую душевнобольную заразу, да ещё кормит и содержит их за собственный счёт. Массовая психическая болезнь по Бехтереву, что поразила всю нашу цивилизацию — нет конца и края ей, столько точек невозврата пройдено, необратимых процессов запущено. А Цивилизация и Культура может быть только одна — западная! Всё остальное — это этники. Замятин, Оруэлл и Хаксли втроём вертятся в своих гробах на третьей космической скорости, образуя тот самый вечный двигатель. В мой клуб приходят отдохнуть от рутинной суеты совершенно разные люди. Но почитай великую литературу и посмотри грандиозный кинематограф первой половины двадцатого века, как отдыхали люди тогда. Классы не смешивались в «единую», «равную» и одинаковую сербурмалиновую массу, существовало разграничение между приличным и неприличным обществами. Общению, языку, мимике, жестам, такту, манерам, стилю и самому мышлению раньше учили — эстетика формировала этику. Действительно, ведёшь себя красиво, значит, ведёшь себя подобающе. А кто учил нас, Ярослав, кто будет учить наших потомков? Почти утеряно всё это знание. Приличные и утончённые люди страдают в бесклассовом обществе, в этом псевдокультурном общественном «равенстве». Сама жизнь при таком мироустройстве уже является пыткой, пусть порой незаметной и столь неявной. А таким, как мы, лишь остаётся собирать осколки прекрасной эпохи и в редкой тишине наслаждаться ими, звёздами и Луной. Мне интересна квантовая физика в той части, которую я своими недалёкими мозгами могу осознать. Я верю, что существует нечто за гранью нашего человеческого восприятия, трансцендентное, но одновременно научно кристаллизованное. Человек, к сожалению, иррационален, но если космос выстроен и организован в рациональном порядке, то значит, естественный порядок присутствует в нашем мироздании и смысл в нашем несчастном существовании всё-таки есть. И если существует мультивселенная, то, быть может, имеется реальность, в которой нашим ипостасям повезло несколько больше, чем в этом мире? Может быть, там у нас сложилось всё счастливо, хорошо и прекрасно? — Тогда явно не всё потеряно. Не выкинешь слова из песни, Горилла, — грустно улыбнулся Ярослав, сам проворачивая собственные судьбу и роль в этой жизни через слова собеседника. Медленно допил оставшийся «Кошачий глаз», наблюдая за уплывающей внутрь себя «туманностью». — Порой наблюдая золотое сечение в самых различных объектах, ты начинаешь понимать, что заложенная в этот мир гармония не могла появиться сама собой. Общество — тоже равновесная система. Маятник однажды обязан качнуться в обратную сторону, и все ужасы хаоса динамично сменятся логикой и чистотой порядка. Кстати, насчет Ford`а Nucleon. Зачем тебе чертежи, если у этого проекта даже не существовало опытного образца? — Говорят, что не существовало. — Горилла опять хитро улыбнулся и закусил канапе с маслиной. Несколько сменил тему: — Но я не зря затеял эту беседу под хороший коктейльчик, меня на это кое-что вдохновило, вернее, кое-кто. Ты вернул мне чертежи, так хочешь наконец-то услышать имя того, кто вместе с ретромобилями перевозил какие-то странные ЗИЛы в той странной «Мрие»? — Я весь внимание… — Ярослав откинулся на спинку кресла, глядя прямо в глаза собеседнику. — Философ, эстет, сумасброд и последний гений двадцатого столетия, недавно трагически почивший в бозе. — Горилла закурил сигару и выпустил дым сквозь волосатые бычьи ноздри. — Семиструнный-Проталин Эрнест Кириллович, режиссёр театра и кино. Часы зловеще начали отсчитывать полночь. Зловещий «Летучий голландец» на картине словно ожил, мерцая зеленоватым. Проклятый корабль вёл за собой идеальный шторм. Паззл продолжил складываться, а круг непросто дела стал замыкаться. Глава XXV ЭТИКА И ЭСТЕТИКА