Вид оттуда был, конечно, великолепный, а взору наблюдателя открывались почти все без исключения окрестности. Вон на северо-востоке застыли огромные белые сферы, возвышающиеся на железобетонных параллелепипедах, и трапеция между ними — похоже, элементы полноценной радиолокационной станции и, вероятно, системы противоракетной обороны Москвы. Интересно, работали ли они до сих пор? Далеко восточнее РЛС, циклопический даже по меркам текущей дистанции, над макушками деревьев застыл гигантский многокомпонентный радар — по всей видимости, огромный радиотелескоп местной обсерватории. Мог бы он использоваться в рамках единой системы вместе с РЛС, функционировал ли также до нынешнего момента? Обнаруженные объекты, безусловно, являлись примечательными, но сейчас наверняка могли охраняться армией, и соваться в них однозначно не рекомендовалось. В брошенной деревне Ивантеевка, располагавшейся на севере, развилась какая-то слишком бурная активность. Военная милиция выставил на въезд в бывшее поселение контрольно-пропускные пункты; по деревне постоянно перемещались патрули и курсировали бронеаэромобили. Согласно официальной информации, без прохода через Ивантеевку невозможно было попасть в Дубравино, а затем через него — в безымянную точку встречи. На северо-западе Ярослав различил разгромленную аэрозаправку, похожее на филиал типичного советского НИИ заброшенное здание с немаленькой территорией, включая неухоженный парк и заросший прудик, закрытую для гражданских вакуумнодорожную ветвь и громадные карьеры, над которыми, точно жадные до добычи осы, постоянно летала различная техника. «Мёртвое кольцо» не являлось таким мёртвым, каким оно казалось и описывалось на первый взгляд. Однако по спирали через густую чащу на северо-востоке, похоже, обойти Ивантеевку представлялось возможным. Практически поглощённые растительностью, в лесу попадалось всего лишь пара — другая заброшенных зданий. Ярослав напряг зрение. Вроде никаких обширных радиационных полей, зон химического заражения или просто непроходимых болот и буреломов. — Мусора что-то чрезмерно активизировались, — внезапно внизу послышался мужской голос с явной наглецой. — Уж не по нашу душу? — А чё сразу по нашу душу? — возмутился второй голос. — Это другой кто-то накосячил. Меж Гнёздно и Ивантеевкой всё высосано давно подчистую. Говорят, под филиалом НИИ есть чем позолотиться. Только в подвалы его никто ещё проникнуть не смог: то ли гермозатвор толстенный неподдающийся, то ли психотронная пушка на атомном реакторе там, то ли и то, и то. Вечно работающая выжигающая разум фигота, понял, да? — Да понял я. Выбраться бы теперь отсюда. И так хабар скудный, всех затратишек не окупит, — посетовал первый. — В следующий раз надо всё-таки попробовать сунуться в больничку. — Перекрестись и никогда больше не поминай всуе это название! Так, идти будем до полустанка по привычной схеме. Сначала через «Синее море», потом — через «Трактора». Местность открытая, так что молись, чтоб мусора на аэромопедах не явились. Чтоб, как Старого тогда, патруль прям перед электричкой не цапнул!.. — второй бросил окурок и со всей силы вдавил его сапогом во влажную землю. — В общем, перекур сделали, языком почесали и двинули. Понял, да? Полукриминальная парочка в капюшонах на головах, в плащах и бронежилетах, вооружённая укороченным «Калашниковым» и охотничьей двухстволкой, двинулась в ту сторону, откуда пришёл Ярослав. Слава богу, они даже не мыслили взглянуть наверх, где в кроне самого высокого дерева напряжённо застыл незнакомый им человек. Вскоре, прошуршав, экспедиционеры исчезли в кустах. «Так значит загрязнённый водоём они называют „Синим морем“, а МТС — просто „Тракторами“? И что за больничка, которую нельзя поминать всуе? Интересно-интересно», — прождав ещё минуту, Коломин пролетел при помощи «Кошачьей лапы» над деревьями и спустился вниз только около обочины. Он спешно пересёк дорогу и устремился в чащу, скрываемый от возможных взоров соглядатаев из Ивантеевки. Какое-то время Ярослав углублялся к сердцу леса. Ветви деревьев и кустов лезли в лицо, запах перегноя, смешанного с ранним снегом, размеренно отдавал в нос. Свет с трудом доставал до земли сквозь тесные кроны. Преодолев почти высохшее озерцо и пару глубоких оврагов, Коломин вышел к некогда второстепенной дороге. На западном направлении, что вело в Ивантеевку, навсегда застыл ЗАЗ-966Л. Страшная сила сбросила «Запорожец» ольхового цвета в придорожную канаву, в которой он полулежал одним из своих боков. Восточное направление же оканчивалось тупиком. Здесь за местами прогнувшимся железным забором зияли провалы окон двухэтажного детского сада типовой советской постройки. Ярослава встречал миниатюрный неработающий фонтан и две статуи танцующих детей, взявшихся за ручки. У мальчика частично оказалась разбита голова. «Что ж, жуткий детсад так жуткий детсад. Придётся пройти сквозь него, если не хочу нарезать девять кругов по ближайшим зарослям». — Коломин потянул на себя приоткрытую калитку. Та противно заскрипела чуть ли не на всю округу. Удивительно, но главный вход — толстые деревянные двери с мутными стёклами ромбиками — кто-то успел плотно закрыть. Ярослав от греха решил просто обойти здание, так как внутри можно было легко столкнуться с последствиями обветшалости, но тут же предупредительно защёлкал дозиметр. Присмотревшись, Коломин стрельнул «Кошачьей лапой» в карниз и быстренько подтянулся на крышу бывшего дошкольного учреждения. Пролетая вверх на тросе, путник не заметил в помещениях ничего, кроме запустения и безжалостного влияния времени — пыль, грязь, трещины, битое стекло, гниль, плесень и отсырелости являлись князьями этих богом забытых площадей. Единственной жутковатой деталью оказался одноглазый пластиковый заяц, стоящий на одной из парт по середине помещения второго этажа. Иногда сквозь дыры под ногами можно было увидеть внутреннее устройство помещений. Избегая наиболее неустойчивых и разрушенных участков, Коломин преодолел крышу и при помощи «Кошачьей лапы» спустился обратно на землю. Здесь радиация не зашкаливала, и он спокойно смог покинуть мрачную территорию детского сада, так и не заходя в само здание. Вдруг внутри здания что-то грохнулось, звякнув металлом о прогнивший паркет. Присев, Ярослав укрылся за пустой бетонной клумбой и прицелился из автомата в сторону тёмных оконных провалов. Сейчас вновь стояла идеальная тишина. Вспышка. Нет, никакой мистики, гипотетических мутантов или затаившихся в засаде врагов — просто изгрызенный сыростью и временем шкаф завалился под собственным весом. Движения Коломина по внешней поверхности, видимо, вызвали какие-то микроколебания, которые спровоцировали это падение мебели. Ярослав стал взбираться по крутому холму, также расположенному среди леса. Будучи сосредоточенным, чтобы не споткнуться о выступающие тут и там толстые корни, он без проблем достиг вершины, на которой сквозь могучие стволы открывалась ещё одна точка обзора. Перед лицом пролетел пожелтевший дубовый лист. Скрытая чащей, где-то на западе осталась занятая военной милицией Ивантеевка. А восточнее, на равнине, похоже, виднелось самое Дубравино. Коломин сделал увеличение при помощи мощных линз «Тиресия», и не увидел в брошенном поселении ни души. Лишь золотился в лучах редко выглядывающего солнца крест на небольшой белой церкви в центре села. Однако между холмом и Дубравино располагалось последнее препятствие. Очень большое здание — вернее, целый комплекс зданий — тёмно-серое, пятиэтажное, многоуровневое — ждало смелого духом путника. Сверху своей формой оно напоминало половину каббалистической пентаграммы, а сбоку создавалось ощущение, что ленивый и бесталанный архитектор просто слепил несколько муниципальных поликлиник в одну. Да, это была больница или госпиталь, но напоминала она по своему виду, скорее всего, не лечебное учреждение, а танатологический центр, в котором занимались погибшими насильственной смертью. «Уазики» и «Волги» «скорой помощи» небрежно остались припаркованными на территории госпиталя, некоторые — с открытыми дверьми, будто бригады в спешке бросили их. На асфальте вновь виднелись странные воронки средних диаметров, что уже встречались Ярославу на машинно-тракторной станции. Однако самым странным и пугающим оказалось не это. Большую часть окон госпиталя намертво заклеили противоэпидемическим герметичным брезентом, надёжно прилегающим к бетону стен. На каждом участке он усеивался значками биологической опасности. Из некоторых брезентовых барьеров с определённым чередованием выходили гибкие временные трубы, начинающиеся где-то в глубине здания и кончающиеся в также герметичных, добротно сделанных контейнерах большого объёма. Значки опасности тоже наносились на эти большущие резервуары с, вероятно, смертельным содержимым. Кроме того, картину омрачали контрольно-пропускные пункты, размещённые по технологии быстрого развёртывания, со встроенными системами дезинфекции, второй, более новый военный забор с тройным рядом проволоки, на которую, видимо, когда-то подавалось электричество, и многочисленные армейские палатки и кунги, находящиеся как на военных машинах, так и просто на земле. Грузовики прежние хозяева также, спеша, бросили, а на большинстве кунгов, являвшихся герметичными, красовался красный крест на белом кружке. Да, вокруг госпиталя успели разместить целый лагерь, если не маленькую базу. И, разумеется, не обошлось без аэробусов Львовского завода со странной конструкцией на крыше, заклеенными изнутри окнами и возможным жутким внутренним содержимым их салонов. Было их тут всего три штуки, но припарковали их более аккуратно в отличие от остальных машин. Вспышка. Попробуешь обойти лечебное учреждение слева — хватанёшь лишних рентгенов. Вспышка. При «прогулке» справа вообще будешь светиться, как новогодняя ёлка. Вспышка. Ярослав взбирается при помощи «Кошачьей лапы» на крышу и чуть ли не попадает сапогом в полутвёрдую синюю гадость, чем-то похожую на ту, что уже встречалась ему на заболоченном марше. Ей усыпана вся крыша, и едкие разъедающие пары плотным, почти прозрачным саваном упорно витают на своём собственном посту. Вспышка. Коломин идёт по тёмным страшным коридорам заброшенного госпиталя, но не заболевает никаким смертельным вирусом. Неведомая болезнь сошла на нет или вообще не было никакой эпидемии? Вдруг врачи и военные попросту ошиблись, изолируя лечебный комплекс? «Ладно, если нет иного выхода, кроме как пройти сквозь это дрянное здание, я сделаю это. Но на обратном пути я усиленно просканирую „Зевсом“ альтернативные пути до точки эвакуации. Екатерину через все эти декорации фильмов ужасов будет вести весьма затруднённо», — зная, что «Эссанс неттуайянт» и «Антимикробин-1990» принимаются уже после возможного заражения, Ярослав прямо сквозь специальное отверстие в «Пантере» при помощи инъектора из аптечки вколол себе «Биопрофилактин Нео». Средство это снижало вероятность заразиться опаснейшими бактериями, вирусами и грибами к минимуму. Ярослав трусцой спустился с холма и минуты через три оказался у бокового входа в госпиталь. Противогаз вновь был надет на голову. Дверь в кабину дежурного на контрольно-пропускном пункте выломали, а система дезинфекции не заработала, когда Коломин прошёл сквозь неё. Путник без единой трудности попал на территорию лагеря и решил оперативно изучить её. Он прошёлся сквозь пару полузакрытых палаток, изучил военно-медицинские принадлежности вроде аптечек, хирургических инструментов и боксов-капсул длиной с человека, осмотрел открытые кунги, включая жутковатые полевые операционные, почитал некоторую документацию. Особых намёков на инцидент не попадалось, что являлось достаточно странным, ведь военные всегда тщательно фиксируют любые мелочи. Может, самую основную информацию успели вывезти? Преодолев некоторые опасения, Ярослав попытался «Ключом от всех дверей» открыть один из ЛАЗов с заклеенными окнами, но к таинственному аэробусу требовалась электронная карта-пропуск, вставляемая в специальное отверстие у двери, а также сложный, массивный, явно изготавливаемый на заказ ключ, сымитировать который устройство из Экспериментального отдела явно бы не смогло. Окна аэробусов, похоже, являлись пуленепробиваемыми и взрывостойкими, так как при попытке Ярослава выломать одно из них тяжёлой мусорной урной стекло лишь слегка поцарапалось. «Защищён, как ракета какая-то. Как будто они внутри оружейный плутоний перевозили…» — Коломин оставил попытки проникнуть внутрь ЛАЗа и подошёл ко входу в госпиталь. Тот оказался заварен толстенным стальным листом. Вспышка. Солнечный день, лучики игриво проглядывают сквозь сосны на холме. Им всё равно на людские проблемы и их вечную больную суету. В лагере оживлённо, повсюду занимаются своими делами военные и гражданские врачи. Многие из них одеты в костюмы химбиорадиозащиты уже устаревшего сейчас образца. На вышках дежурят снайперы и пулемётчики. Летают примитивные дроны позапрошлого поколения. На контрольно-пропускных пунктах строго проверяют входящих и уходящих, всех без исключения заставляют проходить через системы обеззараживания. Плотная изоляция уже наложена на госпиталь, но белых ЛАЗов на стоянке ещё нет. Тут из-за угла выходят двое — доктор, похожий на профессора Преображенского, с белоснежными усами и бородой, и старший офицер, лицом напоминающий маршала Жукова. — Полковник, быть может, противоэпидемические меры были излишни? — на ходу вопросил врач, разводя руками. — У меня имеется стойкое ощущение, что мы имеем дело с классической лучевой болезнью! Мне кажется, мы зря тратим ресурсы, включая самый драгоценный — время, на карантинные мероприятия и дополнительные проверки. — Профессор, я бы рад с вами согласиться. Но где вы видели последний раз в вашей многолетней практике, что накопленная радиация передавалась подобно вирусу? А потом, при появлении ещё непонятного нам катализатора, распадалась, вернее, выпадала, как осадок, в эту синюю дрянь⁈ — Скулы на, казалось, каменном лице полковника надулись. Он отвернулся и продолжил путь, желая оторваться от пожилого доктора. — Хм, пока из сто процентов наверняка подтверждённых мы имеем лишь несколько феноменов… — ненапряженно протянул профессор. — Эти «несколько феноменов» переполнили инфекционное отделение и сейчас уверенными темпами переползают в хирургическое! — прорычал полковник. — Профессор, да поймите вы наконец, что ситуация намного хуже, чем мы думали. Мне до сих пор не сообщили, что же всё-таки конкретно произошло в ИИ-2 и каковы истинные масштабы катастрофы. Мы пытаемся проводить обсуждения и строить предположения буквально на пылающей воронке от уже сброшенной ядерной бомбы! — Что именно вы хотите эти сказать? — Профессор уже не выглядел таким уверенно-оптимистичным. — Через пару — тройку дней здесь начнётся сущий ад. Вы и сами это прекрасно понимаете, хоть и пытаетесь сделать вид, что это просто промышленная авария средненького масштаба. Вроде утечки хлора из единичной цистерны, — выдохнув, тихо, чтобы подчинённые не слышали, ответил полковник. — У меня протокола даже нормального нет, чтобы адекватно реагировать на такую ситуацию. Поэтому я вызвал «Лямбду». — Что⁈ — взвился, казалось, по темпераменту сангвинический, а не холерический профессор. Мгновенно посуровел: — Полковник, я не отдам им своих пациентов и буду грызть землю зубами за каждого, слышите⁈ Только через мой… — Профессор, не бросайте зря пафосных слов на ветер. Не забывайте, я офицер медицинской службы, а значит, они и мои пациенты тоже, — снисходительно улыбнулся полковник. — Вы солдафон, и от вас за километр отдаёт казёнщиной, — прошипел доктор. — Не дай бог бы попасть к вам на операционный стол! — Ну будь вы моим подчинённым и не будь вы главврачом этого богом забытого госпиталишки… Свернул бы вам шею и записал бы как несчастный случай на фоне внезапно разыгравшейся депрессии. Знаете, как иногда вешаются солдатики, которых внезапно оторвали от мамкиной сиськи. — Полковник грозно навис над профессором, но и доктор буквально вбурил взгляд в переносицу собеседника, не отступая. — Вы будете спасать пациентов вместе со мной, профессор, или будете против меня. Тогда я депортирую вас вон вместе с подчинёнными за барьер, который как раз сейчас формируется. На что имею полный карт-бланш. А теперь прочь с дороги, и не смейте мне больше мешать! С этими словами полковник отмахнулся от профессора, словно от надоедливой мошки, и через боковой ход ушёл вглубь тёмного госпитального коридора. Пожилой доктор остался стоять посреди лагеря в тяжёлых размышлениях. Ведь правда, что судьба всех находящихся здесь будет трагичной? Глава XXVII МРАМОРНАЯ ЛЕДИ И НЕМИРНЫЙ АТОМ От темноты кружится голова. Человеку необходим свет. Кто углубляется в мрак, тот чувствует, как у него замирает сердце. Когда перед глазами тьма, затемняется и сознание. В ночи, в непроницаемой мгле даже для самого мужественного человека таится что-то жуткое. В. Гюго, «Отверженные». Вспышка. Ярослав стоял на крыше белого ЛАЗа. «Так вот оно что. Я тогда не успел разглядеть». На крыше аэробуса чёрной краской была выведена греческая буква «λ», лямбда. Да уж, наверное, слишком много в биографии Ярослава оказалось связано с буквами греческого алфавита. Поморщившись, Коломин выстрелил «Кошачьей лапой» и зацепился за подоконник окна на четвёртом этаже. Его не успели перегородить изоляционным брезентом. Путник почти бесшумно пересёк расстояние в воздухе и влетел в ординаторскую. Ярослав порадовался, что попал не в одну из палат, где, вероятно, лежали пациенты с очень странными симптомами. Коломин прицелился и шаг в шаг направился к выходу из помещения. Хоть проёмы первого этажа являлись намертво заваренными, а на втором и третьем этажах — закрыты плотным брезентом, нежелательной встречи исключать не стоило. Кто знал, вдруг госпиталь обладал подземными коммуникациями с окружающим миром или в других частях стен от времени возникли крупные дыры и трещины, через которые могли пробраться бандиты и жадные мародёры? «Я сердечно рассчитываю, что эта радиация, которая вроде как вирус, вычищена отсюда или хотя бы слегка сошла на нет. Испытывать её на себе или принести с собой за барьер я не хочу». — Коломин открыл дверь ординаторской. Его встречал полутёмный коридор с застывшими каталками и рядом настежь открытых палат. Умеренный беспорядок и запустение царили в помещениях. В комнатах на солнечной стороне здания в лучиках светила умиротворяюще летали пылинки. Зелёная и голубая краска давно начали слезать со стен, обнажая гнилую штукатурку, однако внутри госпиталь сохранился на порядок лучше, чем это могло случиться со зданием, за которым не ухаживали двадцать с лишним лет. Только ветер, где это являлось возможным, подчищал кафель, выложенный в шахматном порядке, и местами привносил свежесть в душный застоявшийся воздух. Кое-где, не до конца свалившись, полусвисали вытянутые энергосберегающие лампы. Ярослав решил выйти к лифту, где обычно висел план эвакуации, по которому можно было узнать, как выбраться из здания. Пассажирский лист остановился где-то на другом этаже, а вот грузовой оказался как раз здесь. В его мрачном подрагивающем мраке за тяжеленными распахнутыми дверьми зловеще застыло инвалидное кресло. А вот и план эвакуации. Согласно ему переход располагался на третьем этаже и связывал все корпуса в чём-то вроде переходной башенки. Ярослав аккуратно преодолел пару лестничных маршей и, попав на третий этаж, сразу включил прибор ночного виденья: все окна оказались закупорены противоэпидемическим брезентом. Путник шагнул в бывшее отделение нефрологии, через которое можно было попасть в переход. Сестринский пост военные переоборудовали, превратив его в контрольно-пропускной: успели поставить полноростовой турникет и систему дезинфекции. За КПП виднелись палаты, изолированные уже знакомой плотной тяжёлой тканью с прорезью в ней вместо второй двери. Ярослав побоялся, что застрянет в изъеденном временем турникете, а поэтому специально проверил ближайшее будущее на предмет возможных неприятностей. Вспышка. Нет, ничто его не заблокирует, так что Коломин спокойно прошёл сквозь начинавшее ржаветь устройство. Протяжный скрип, казалось, раздался на всё отделение и весьма неприятно подействовал на нервы. Обычно анализаторов не мучило чрезмерное иррациональное любопытство, свойственное обычным людям. Но в этом страшном месте, некогда ставшем ареной неясной трагедии, Ярославу хотелось узнать, что же именно тут произошло. «Зевс» больше ни о чём не предупреждал, и Коломин было занёс руку над проходом в ближайшую палату, но что-то — и вовсе не первоклассное устройство — остановило его. Хотел ли он вновь становится невольным свидетелем страстей минувшего прошлого? «Это место напоминает мне лаборатории Института, в которых нас испытывали химией. С меня хватит и этого… А, к чёрту! Возможно, тут случилось такое, что не сможет быть обуздано даже анализаторами. Мне нужно найти Екатерину! Вперёд!» — Коломин отвернулся от палаты и в темпе пробежал нефрологическое отделение. На втором посту его проводил пластиковый плакат, содержимое которого поведывало зрителю о строении почек и их наиболее распространённых патологиях. Вот и переход. Осталось добраться до противоположной стороны и вновь подняться на четвёртый этаж, а там будет проще простого выбраться при помощи «Кошачьей лапы». Бетонная прямоугольная артерия с изолированным окнами оказалась плотно забита медицинскими саквояжами, приборами, каталками, носилками и рулонами неиспользованного брезента. Создавалось ощущение, что военные и персонал госпиталя запутались и сами не понимали, как распределить принадлежащие им ресурсы, и свалили всё по середине лечебного комплекса. «Самое страшное в таких местах — увидеть кого-то на противоположном конце», — усмехнувшись, попытался приободрить сам себя Ярослав. Зря он так пошутил. Внезапно Коломин встал как вкопанный. В противоположной части перехода прямо по середине лифтовой площадки стояла высокая, весьма статная женщина. Лицо её скрывали неухоженные пепельно-золотые волосы, а одета она была в простой больничный халат, местами дырявый и сильно изношенный. Босые ступни силой упирались в грязный шершавый пол. На вид незнакомке приходилось не более тридцати лет. Выглядела она крайне измождённо, смертельно устало, по худобе напоминая узницу концентрационного лагеря. На руках и ногах синими проводками проступали вены, ногти сточились, чётко различались рёбра и тазобедренная кость. Женщина, будто сомнамбуличка, неподвижно и бесшумно продолжала стоять на пути Ярослава. Однако самым странным являлось не появление ничуть не постаревшей жительницы территорий, что в будущем вошли в зону отчуждения. Время от времени — то ли при моргании ока, то ли при какой-то иной закономерности — оттенок кожи незнакомки мигал, будто изменяя её цветовую гамму. То она становилась полностью серой, точно высеченная из мрамора, то вновь приобретала свою естественную окраску. Женщина своими контурами словно проваливалась в плёнку чёрно-белого кино, а потом возвращалась обратно. «Ещё это чёртово место. Много нехорошего я о нём слышал». «Не один храбрый и подготовленный человек сгинул в этом чёртовом „Мёртвом кольце“. Я бы туда никогда добровольно не сунулся…» — опешившему Коломину живо вспомнились слова Боровикова. Чуточку придя в себя, Ярослав поднял АЕК-971-Э на жутковатую незнакомку. «Я, конечно, без ума от блондинок, но вместо этой дамы, пожалуй, вновь встречусь со Светой, — в такой страшной ситуации Ярослав вспомнил любимую женщину, с которой, возможно, провёл самое хорошее время в своей жизни. Мысленно обратился к „Зевсу“: — А ты что опять замолчал, дружище⁈» — Дима! Димочка, это ты? — внезапно заговорила незнакомка, словно пробуждаясь ото сна. — Где Яна? Где наша девочка? «Дима, Яна… Это что, жена того моториста⁈ Сколько же лет она тут пробыла? Да и не выглядит она настолько постаревшей!..» — от греха Коломин стал пятиться в обратном направлении. — Внимание! — «Асклепий» предупредил через «Гекату». — Выявлена неопределённость. Повторяю: выявлена неопределённость. Подробный отчёт будет отправлен вашему куратору. Подобного страха Коломин не испытывал с тех пор, как его возможность использовать «Зевс» была временно приостановлена Шуриком при помощи генераторов псевдогоризонта событий. Но тогда Ярослав и Виолетта на остаточном «Псио» всё равно смогли выяснить, как действовать в ближайшем будущем. Неопределённость же выявлялась «Зевсом» в очень редких случаях, и происходило подобное обычно во время первых испытаний при использовании ранних версий прибора или «Псио». Неопределённость означала, что устройство столкнулось с такими условиями пространства и времени, при которых оно не может адекватно выстроить оптимальную траекторию будущего. Анализаторов, несмотря на низкую вероятность таких событий, учили не впадать в панику и бороться с ситуациями неопределённости. — Дима… Где же Яночка? Где наша доченька?.. — Надя, выпрямившись, резко сомкнула, казалось, хрупкие лопатки и уверенно двинулась навстречу Ярославу. Тело её вновь «мигнуло», став мраморным. Дьявольская по мощи сила внезапно пробудилась в ней, и красивые ноги гневно подталкивали тело при каждом шаге. Женщина злобно прошипела, как змея: — Дима, куда ты дел нашу Яну⁈ — Внимание, опасность! Возможно негативное развитие будущего. Внимание, выявлена неопределённость! Внимание, опасность! Внимание, выявлена неопределённость! Внимание, опасность! Внимание, выявлена неопределённость! Внимание, опасность! Внимание, выявлена неопределённость! Внимание, опасность! Внимание, выявлена неопределённость! Внимание, опасность! Внимание, выявлена неопределённость! — беспокойно затараторил «Асклепий», словно заевшая плёнку кассета. Действительно, прибор сигнализировал о грандиозной опасности, нависшей над его хозяином. Ярослав смело остановился, но ещё испытывая заметный мандраж. Ему пришла в голову кое-какая идея. — «Зевс», внимание: код «красный»! Активировать дополнительную надстройку системы. Акцент на планковские единицы. Оптимальную траекторию будущего искать по меньшему пространственному радиусу, зависимость линейная. Временной радиус без изменений, — приказал Коломин. — Ярослав, не желаете ли использовать экспоненциальную зависимость? — преспокойно, точно в обычной обстановке, предложил «Асклепий». — Времени нет, пока будем разгоняться по экспоненте, она меня достанет. Делай, как я сказал! — подтвердил Коломин. Вспышка, но более короткая, нежели обычно. В окне слева брезент совсем истончился, его уже можно достаточно пробить, в отличие от других участков. Ярослав, недолго думая, повернулся боком и выпустил очереди так, чтобы пулевые отверстия очертили в барьере квадрат. Мощный удар прикладом, и кусок очень плотной ткани вылетел наружу и устремился куда-то под переход. Коломин, не оглядываясь, взобрался на подоконник и со всей силы оттолкнулся ногами, словно пловец, ныряющий в бассейн с вышки. Один великий философ писал, что если долго смотреть в бездну, бездна начнёт смотреть на тебя, но эта пропасть устремилась на Ярослава гораздо быстрее. Мир перевернулся вверх тормашками, но пара выстрелов «Кошачьей лапой» исправили ситуацию. Коломин, раскачиваясь, как Тарзан на лиане, двумя рывками преодолел расстояние между корпусами, двигаясь под переходом. Ювелирно ему удавалось миновать раскинутые тут и там прожигающие пятна радиации. Достигнув противоположный стороны, Ярослав не стал забираться внутрь. Опасливо держась от оконных проёмов и чередуя залпы «Кошачьей лапой», он пробежал по вертикальной поверхности несколько десятков метров и завернул за угол. Отцепившись, он через секунду снова воспользовался устройством с надежнейшим тросом, рванул уже по новой стене и, снижаясь, повернул за очередной угол. Наконец, Коломин оказался на минимальном расстоянии от земли, отцепил «Кошачью лапу» от бетона госпиталя и, кувыркнувшись, безболезненно перекатился на площадке перед зданием. Не давая себе возможности для передышки, Ярослав спринтом устремился обратно в лес прочь от кошмарного лечебного заведения. «Теперь я понял, почему тот бродяга заклинал своего товарища даже не упоминать это место лишний раз», — нервно улыбнувшись, Коломин вбежал в заросли, словно рассчитывая, что они скроют его от того, что таилось в стенах мёртвого госпиталя. Перед тем, как окончательно покинуть его территорию, Ярослав явственно почувствовал, как в спину ему ударил ужаснейший взгляд. — Яросл… ав… пшшшшшш… привет! Это Градов, не отвлекаю? — в наушнике послышался голос профессора. — Сейчас… пшшшшшш… сижу в Институте… с… Копачем. И вд… руг… от твоего «Зевса» при… ит во-от такая нехилая физи… ко-математическая задачка по… неопределённости. Давно такого не видал! Что… пшшшшшшш… там у тебя произошло, ты… пшшшшш… в порядке?