— Нет-нет, не стреляйте! Я Базиль Горчаков! — Он нас спас, не стреляйте! — по-русски сказал из окна старший Бежич. Все еще прижимающий к себе девочку. Я хотел крикнуть, чтобы они догнали Доминику, но заткнулся. Сознание ожгла одна единственная мысль — она меня узнала. Если ее не убьют, а начнут допрашивать, Доминика уж точно не станет молчать на мой счет. И тогда… Тогда не будет ничего хорошего. Кто я такой точно, она не знает, но для фрицев достаточно будет и того, что я никакой не Базиль Горчаков. Так что я заткнулся и молча принялся отряхивать с одежды налипший, пока я прыгал по кустам, мусор. Целиться в меня перестали, но гауптман сверлил меня цепким взглядом. Пока остальные фрицы торопливо деловито обшаривали периметр. Через несколько минут напряженной игры в гляделки, к гауптману подскочил один и доложил, что они нашли еще два трупа. — Заходите в дом, — приказал мне гауптман, мотнув головой. Мы сидели в уже знакомой мне гостиной Бежичей. Старший Бежич, обе его дочери и девочка. Разговаривать нам не запретили, так что я узнал, что отца зовут Богдан Львович, а вторую сестру — Эмилия. Зося подчеркнуто не смотрела в мою сторону, хотя когда проходила мимо, чтобы сесть на стул, на пару секунд прижалась бедром к моему плечу. — Я возвращался к себе и заметил какое-то движение вокруг дома, — с простодушным лицом рассказывал я. — Сначала меня сбила с толку их форма, и я даже почти окликнул одного из солдат. Но они вели себя слишком подозрительно, так что я затаился, чтобы подслушать. Они разговаривали по-польски. И планировали проникнуть в дом. Я понял, что им надо помешать и быстро. А если я попытаюсь поднять тревогу, то тот, кто уже проник в дом, может причинить вред уважаемым Бежичам. Гауптман вошел где-то на середине моего рассказа и слушал, привалившись к дверному косяку. — Ты убил четверых, — отрывисто сказал он на немецком. Но судя по выражению его лица, мой русский он тоже неплохо понимал. — Они что, не сопротивлялись? — Я умею убивать, герр гауптман, — с тем же простодушным выражением лица сказал я. — Я восемь лет служил во Французском Индокитае. Гауптман сверлил меня взглядом, как будто пытался залезть под череп. Я не отводил глаза, всем своим видом изображая предельную честность. На самом деле я ступил прямо-таки на тонкий лед. Про Французский Индокитай я знал хрен да маленько. Только то, что он был, и в нем все время была масса каких-то проблем, восстаний и войнушек в джунглях. Если вдруг он возьмется придирчиво копать, выспрашивать мое звание, награды и еще какие-нибудь подробности, тут-то я и засыплюсь на все деньги. Потому что я понятия не имел, как там что называлось, и чем вообще в эти годы была славна французская армия. Надежда была только на то, что немцы чертовски редко изучают чужую историю и чужие языки. Сработало. Гауптман едва заметно кивнул и расслабился. Полез в карман за портсигаром, потом услышал голоса во дворе, и вышел наружу. А его место занял другой фриц. Который уже ни о чем не спрашивал, просто стоял и таращился. — Мы ведь вас так и не поблагодарили, — сказала Эмилия. Это были первые слова, которые я от нее услышал. Она держала девочку на коленях, прижимая к себе. Эмилия Бежич на свою сестру была совершенно непохожа. Она была значительно выше, светлые волосы заплетены в две косы. Лицо открытое, черты лица резкие, как у какой-нибудь валькирии. Этакая идеальная модель для советской женщины-ученого. — Вы спасли мою дочь, спасибо вам огромное. Вы рисковали своей жизнью за чужого ребенка. — Сделал, что мог, — ответил я. — В тяжелые времена каждый должен делать добрые дела. На лицо Эмилии набежала тень, в глазах мелькнула горечь и боль. Она явно хотела что-то сказать, но бросила быстрый взгляд на стоящего в дверях фрица и промолчала. Опустила глаза. Потом снова посмотрела на меня. — Знаете, давайте я вскипячу чай, — она встала, посадила девочку на свой стул и принялась хлопотать по хозяйству. Поставила примус, зачерпнула из бака воды ковшиком, наполнила кособокий чайник. Руки ее действовали уверенно и споро. Лицо стало безмятежно-непроницаемым. «Это ее доспехи, — подумал я. — Чтобы не сойти с ума, она занимает руки. Пока руки работают, страшные мысли отступают…» Я посмотрел на девочку. Она сонно улыбалась, терла глаза. Кажется, она даже испугаться толком не успела. А еще она была очень похожа на свою мать. Светлые волосы в косичках, здоровенные ясные глазищи, чеканные черты лица. «Вот значит ты какая, маленькая звездочка Аненербе», — подумал я. «Пора уходить из Заовражино», — думал я, когда суета закончилась, и гауптман дозволил всем разойтись спать. Где-то тут по соседству бродит разъяренная Доминика, которая может меня рассекретить буквально одним движением. Но до школы я шел в сопровождении фрицев, в самом помещении усилили охрану, врубили освещение и снаружи тоже выставили часовых. Не то, чтобы непреодолимое препятствие, но прорываться с боем не хотелось бы. Так что я с относительно спокойной душой лег спать, резонно подумав, что сон на нормальной кровати и в теплом помещении сейчас такая роскошь, которой нужно пользоваться при любом удобном случае. Проснувшись, я обнаружил, что Анхель свою койку уже покинул. В отдохнувших мозгах созрел план. Сейчас я позавтракаю, сделаю вид, что пошел смотреть подходящее место, потом вернусь и сообщу, что мне надо съездить в Псков на согласование суммы и договориться о поставках стройматериалов. Сяду на машину и свалю. А дальше — все как обычно. Чтобы выполнить задание Лаврика, необязательно быть внедренным агентом. Воспользуюсь партизанскими методами. Но планы пошли по бороде. Я спустился в столовую, получил свою порцию каши, колбасок и кофе. Сел за стол, почти напевая от предвкушения. Как же все-таки начинаешь ценить простые удовольствия, когда их лишаешься! И тут на соседний стул плюхнулся Анхель. — Герр Базиль, у меня появилась отличная идея, — сказал он. — Ты как-то скептически был настроен к нашим экспериментам с собаками, как насчет посмотреть, как это все происходит? Уверяю тебя, ты будешь удивлен! — Вообще-то я собирался сегодня заняться своей работой, — сказал я. — Мне нужно посмотреть несколько подходящих помещений, и… — А ты слышал, что утром нашли еще одну жертву вервольфа? — вполголоса спросил он. — Эээ… Нет, — оторопело пробормотал я и сунул в рот кусок хлеба, чтобы придать лицу более идиотское выражение. — Взялись прочесывать местность после твоих героических подвигов, — усмехнулся он. — И наткнулись… Я Ганса предупреждал, чтобы он в одиночку не ходил. И тебе тоже не стоит ходить в одиночку. — Так я же… — попытался возразить я. — Это не просьба, герр Базиль, это приказ, — Анхель усмехнулся. В глазах его опять мелькнуло… нечто. Я под колпаком? Анхель меня подозревает и намерен вывести на чистую воду? Или действительно пока я спал, отдали такой приказ? В принципе, ничего удивительного. Но блин… — Помещения для беспризорников подождут, — Анхель похлопал меня по плечу. — Доедай, и идем в питомник. Тебе понравится, правда! — Яволь, герр Анхель, — я незаметно вздохнул. С одной стороны, мне было даже интересно, посмотреть, что там делает маленькая Милена с собаками такого, что Аненербе встало на уши. С другой — каждый лишний час в образе Базиля Горчакова грозит мне массой неприятностей, типа очень близкого общения с дознавателями. Сами собой как-то вспомнились псковские застенки на бывшей улице Ленина. Я тряхнул головой, отгоняя от себя призрачный допрос. Внутренний голос отвесил мне оплеуху: «Рановато ты начал дергаться. Что, нервы ни к черту, дядя Саша?» Я активно заработал ложкой, запивая кашу дрянным кофе. Но даже дрянной кофе лучше никакого. Доел и поднялся. Анхель, терпеливо меня дожидавшийся, тоже встал. «Ну что ж, получается, сегодня я проведу время с дедом», — мысленно усмехнулся я. Милена деловито прошлась мимо клеток с собаками. Лицо стргое, руки заложила за спину. Как взрослая, прямо. Шарфюрер и Богдан Львович молча стояли в стороне и ждали. Как мне объяснили, суть сегодняшнего эксперимента такая — девочка выбирает собаку-партнера, но задания выдает шарфюрер, она заранее не знает, что им придется делать. А наблюдателям при этом позволялось разговаривать и даже отвлекать девочку. Но не в самом начале. Так что сейчас мы просто сидели в сторонке и молчали. Девочка еще раз прошлась мимо клеток. Все собаки прыгали и радостно поскуливали. Кажется, что каждая мечтала поиграть с Миленой. Наконец она остановилась. — Шатци! — звонко сказала она, ткнув пальцем в лобастую немецкую овчарку. Шарфюрер отпер клетку, девочка радостно взвизгнула, снова став похожей на ребенка, и бросилась обниматься с собакой. Которая немедленно поставила свои лапищи ей на плечи и облизала лицо. Прямо не грозный охранник концлагерей, а уютная домашняя болонка. — Мы готовы! — сказала она, почесывая овчарку за ухом. — Зер гут, — шарфюрер кивнул и пристегнул к ошейнику собаки поводок. Первая задача была очень простая и больше была похожа на цирковой номер. Девочка сидела напротив собаки. Перед собакой в ряд лежало десять карточек с разными фигурами — квадрат, круг, треугольник, овал. Перед девочкой стоял ассистент, который показывал ей карточку. Потом девочка смотрела на собаку, и Шатци должна была выбрать нужную из ряда тех, что лежали перед ней. Справились они без единой ошибки. Чем вызвали одобрительные хлопки всех зрителей. Кроме нас тут было еще человек восемь. Вторая задача была сложнее. Девочку посадили спиной к собаке, так, что она не видела, какую карточку выбирает Шатци. А другой ассистент принес патефон, покрутил ручку, поставил иглу на пластинку. Заиграл бравурный немецкий марш. Теперь нам было видно и карточки, которые показывает ассистент, и собаку. А девочка сидела к нам спиной. Треугольник, квадрат, овал… Овчарка безошибочно выхватывала зубами картонки с теми же самыми фигурами, практически сразу, как только они появлялись перед девочкой. Н-да, реально впечатляет. Я что-то читал про фокусы с собаками. Вроде бы, дрессировщики подают какой-то незаметный сигнал, чтобы собака выбрала нужное… Но девочка даже не видит, что там делает собака! — Очень хорошо! — сказал шарфюрер. И обратился к ассистенту. — Отведи ее в лабораторию. Как договаривались. Ассистент молча кивнул, взял девочку за руку, и они ушли с площадки. Музыка доиграла, иголка взялась противно шкрябать по пластинке. Шарфюрер потрепал собаку за ухом и снова разложил перед ней карточки. Повисло напряженное молчание. Шатци нетерпеливо поскуливала, но сидела, как ей и приказал шарфюрер. С места не двигалась, только хвостом мотала туда-сюда. Шарфюрер посмотрел на часы. Потом на собаку. Шатци вдруг вскочила, покрутилась разок вокруг себя, будто пытаясь ухватить свой хвост. И бросилась к карточкам. Круг, квадрат, ромб, треугольник, трапеция… Шарфюрер брал карточки, которые приносила ему собака, и складывал в ряд на столе. По очереди. Собака звонко гавкнула и снова села. Завиляла хвостом. В глазах светилось вот это всегдашнее собачье: «Кто хороший мальчик?» Голос девочки мы услышали раньше, чем увидели ее и ассистента. — Мне вчера мама принесла акварельные краски, — рассказывала она. — Я очень люблю рисовать, но с красками у меня как-то не складывается. Рисунок расплывается, получается некрасиво. Я видела, что ты рисуешь, может ты покажешь мне технику? — В сфопотное фремя, — кивнул ассистент. — Ура! — девочка радостно подпрыгнула. — Милена, почему ты отвлекаешься? — строго спросил Богдан Львович. — Опыты еще не закончились. — Деда, я и так знаю, что умница Шатци все сделала правильно! — личико девочки стало возмущенным. — Ничего не перепутал? — спросил шарфюрер у ассистента, забирая стопку карточек. — Они идут строго по очереди, — кивнул ассистент. — Я даже записал на бумаге отдельно. Он полез в карман, но шарфюрер отмахнулся и направился к столу. Девочка бросилась обниматься с собакой, а зрители вытянули шеи, чтобы посмотреть, что там на столе. Круг, квадрат, ромб, треугольник, трапеция…