— Старик, ты ж понимаешь, что если найдутся доказательства, то дочери твоей не сносить головы? — Господин начальник уезда, я готов поступиться личными интересами ради справедливости… Вот только имущество моей дочери… Цао Мэнцзю рассердился: — Ах ты, жадный старый сукин сын! Из-за денег готов возвести поклёп на родную дочь! Неудивительно, что она тебя знать не хочет. Какой из тебя отец? Всыпать ему пятьдесят ударов подошвой и выгнать вон! Подать жалобу у прадедушки не получилось, ещё и пятьдесят ударов подошвой получил, задница превратилась в клейкое месиво, он даже на ослика сесть не смог, пришлось вести его за поводья. Он тащился домой, прихрамывая, а в душе было так горько, что и словами не опишешь. Не успел он отойти далеко от уездного города, как услышал за спиной стук лошадиных копыт, обернулся и увидел какого-то человека, скакавшего верхом на вороной лошадке Цао Мэнцзю. Прадедушка решил, что ему пришёл конец. Ноги подогнулись, и он рухнул на колени посреди дороги. Оказалось, что это правая рука начальника уезда Сяо Янь. — Старик, — обратился к прадедушке Сяо Янь, — поднимайся. Начальник уезда сказал, что твоя дочь — его названая дочь, так что вы с ним дальние родственники, он тебя побил подошвой, чтобы научить тебя быть хорошим человеком. Это не то же самое, что бороться с торговлей опиумом. Он дарует тебе десять серебряных долларов, чтобы ты вернулся домой и занялся торговлей, а не пытался разбогатеть нечестными способами. Прадедушка обеими руками[71] принял деньги, не вставая с колен, начал рассыпаться в благодарностях и поднялся только тогда, когда чёрная лошадка уже пересекла железнодорожные пути. Начальник уезда Цао долго сидел в одиночестве в судебном зале и что-то обдумывал. Когда Сяо Янь отдал деньги и вернулся с докладом, Цао Мэнцзю затащил его в тайную комнату и сказал: — Я не сомневаюсь, что у этой женщины, в девичестве Дай, спит на кане именно Пестрошей, главарь всех разбойников дунбэйского Гаоми. Если схватить Пестрошея, то приспешники разбегутся — как говорится, обезьяны бросаются врассыпную, когда дерево падает. Сегодня я побил этого старикана, чтобы ввести всех в заблуждение. — Тонкий расчёт, господин начальник. Цао Мэнцзю сказал: — Эта Дай меня тогда обдурила. — И у самого мудрого бывает промах. — Сегодня ночью возьми с собой двадцать солдат, оседлайте быстрых коней, отправляйтесь в дунбэйский Гаоми и схватите этого бандита. — И женщину вместе с ним? — Нет, нет, нет, ни в коем случае. Если схватите заодно и ту женщину, я ведь потеряю лицо. Да и я в тот день намеренно ей помог. Подумал, это же настоящая трагедия, что такую красавицу выдали за прокажённого. Можно понять, почему она сговорилась с любовником. Схватим Пестрошея, а женщину оставим, пусть себе живёт в довольстве. Сяо Янь сказал: — Усадьба Шаней обнесена высокой стеной, двор там очень большой, хозяева держат злых собак. Этот Пестрошей очень бдительный, если кто посреди ночи постучит в ворота или перелезет через стену, то определённо напорется на пулю! Начальник уезда Цао успокоил его: — Не бери в голову, у меня давно уже появился хитрый план. По замыслу начальника уезда, Сяо Янь с двадцатью солдатами посреди ночи покинул город и отправился в дунбэйский Гаоми. Дело было глубокой осенью, в десятый месяц по лунному календарю, гаолян уже подчистую убрали и сложили в огромные кучи, рассеянные по всему полю. Когда конный отряд достиг западного края нашей деревни, уже начало рассветать, пожухлую траву посеребрил иней, осенний ветер вонзался в кожу иголками. Солдаты спешились и ждали приказа Сяо Яня. Тот распорядился отвести лошадей за одну из гаоляновых скирд, связать их поводья вместе и оставить двух солдат охранять. Остальным надлежало переодеться и приготовиться. Показался красный край солнца, чернозём был укутан белым инеем. Иней осел на бровях и ресницах людей и на длинной шерсти вокруг лошадиных губ. Лошади похрустывали гаоляновыми листьями. Сяо Янь вытащил из-за пазухи карманные часы, взглянул на них и сказал: — Выступаем! Восемнадцать солдат, следуя за ним по пятам, тихо двинулись в сторону деревни. Они были вооружены пистолетами, которые заранее зарядили. На околице двое солдат остались в засаде. На входе в каждый проулок в засаде оставляли ещё двух солдат. В итоге к воротам нашего дома подошли только сам Сяо Янь и шесть солдат, одетых как крестьяне. Один рослый солдат тащил на коромысле пустой кувшин для вина. Тётка Лю открыла ворота, Сяо Янь моргнул солдатам, и здоровяк с коромыслом тут же юркнул во двор. Тётка Лю рассвирепела: — Вы что творите? Солдат с коромыслом пробубнил: — Мы к вашим хозяевам. Позавчера купили у вас два кувшина вина, вернулись, и у нас дома от этого вина померло десять человек. Что вы за яд туда положили?! Сяо Янь и остальные солдаты тоже под шумок просочились во двор и тихонько встали у ворот. Свора собак окружила здоровяка с коромыслом и бешено залаяла. Тут вышла заспанная бабушка, на ходу застёгивая пуговицы, и сердито сказала: — Если есть вопросы, то обращайтесь в лавку! Здоровяк опять пробубнил: — В вашем вине отрава, у нас померло десять человек, тут нужно уже с хозяевами говорить! Бабушка рассвирепела: — Ты что несёшь? Наше вино продаётся по всей округе, никогда никто не травился, почему же померли ваши родственники? Пользуясь тем, что здоровяк отвлёк бабушку и всех собак, Сяо Янь тихо подал сигнал и вместе с пятью солдатами ворвался в комнату. Здоровяк бросил коромысло с кувшинами, выхватил из-за пояса пистолет и наставил на бабушку. Дедушка как раз одевался. Солдаты повалили его на кан, связали руки за спиной верёвкой и вывели во двор. Собаки, увидев, что дедушку схватили, кинулись спасать его, люди Сяо Яня начали беспорядочно палить по ним, и по всему двору полетела собачья шерсть и брызги собачьей крови. Тётка Лю повалилась на землю, словно её разбил паралич, и наделала в штаны. Бабушка сказала: — Братья, мы с вами в былые дни никогда не враждовали и сейчас не обидим, если вы хотите деньги или зерно, то скажите прямо, зачем сразу хвататься за оружие? Сяо Янь рявкнул: — Хватит болтать! Уводите его! Тут бабушка узнала Сяо Яня и поспешно сказала: — Вы ведь работаете на моего названого отца? — Тебя это не касается! Живи себе да радуйся! Дядя Лохань, услышав стрельбу в западном дворе, выбежал из лавки, но только высунулся, как мимо уха просвистела пуля. Он перепутался и спрятал голову. На улице было тихо и безлюдно, только по всей деревне собаки зашлись лаем. Дедушку под конвоем повели по главной улице. Два солдата, которых оставили охранять лошадей, уже подогнали их к деревне. Солдаты, сидевшие в засаде, поняли, что дело завершилось успехом, разом выскочили, и каждый оседлал своего коня. Дедушку перекинули через спину коня, уложив на живот и прижав к конскому хребту. Сяо Янь гаркнул, и копыта вразнобой застучали по земле. Отряд помчался в уездный город. Во дворе уездной управы солдаты сняли дедушку с коня. Цао Мэнцзю, подкручивая висячие усы, с улыбкой подошёл и сказал: — Ну что, Пестрошей, ты тремя выстрелами сбил шляпу с моей головы, а сегодня я отблагодарю тебя тремя сотнями ударов подошвы! После поездки вниз головой дедушка чувствовал себя совершенно разбитым, в глазах рябило, тошнило без остановки. Когда его сняли с коня, он уже был еле жив. — Бейте! — приказал Цао. Несколько солдат перевернули дедушку пинками и с размаху начали осыпать его ударами подошвой огромного изготовленного на заказ шлёпанца, привязанного к деревянной палке. Дедушка сначала молчал, стиснув зубы, а потом под конец начал кричать. Цао Мэнцзю спросил: — Ну что, Пестрошей, понял теперь, что с Цао Второй Подошвой шутки плохи? Дедушка опомнился и заверещал: — Вы ошиблись, ошиблись! Я не Пестрошей… — Ещё спорить со мной смеешь? Всыпьте ему ещё триста ударов! — рявкнул начальник уезда Цао. Солдаты снова повалили дедушку на землю и осыпали градом ударов. Дедушкин зад уже потерял чувствительность, он приподнял голову над землёй и громко крикнул: — Цао Мэнцзю, вас зовут Неподкупным, а оказывается, вы тупой чиновник! У Пестрошея на шее пятно! А у меня вы на шее пятно видите? Цао Мэнцзю очень удивился, махнул рукой, и солдаты расступились. Двое солдат поставили дедушку на ноги, начальник уезда Цао подошёл, чтобы оглядеть дедушкину шею. — А откуда ты знаешь, что у Пестрошея на шее пятно? — спросил он. — Так я своими глазами его видел, — объяснил дедушка. — Раз знаком с Пестрошеем, то, без сомнения, и сам разбойник. Так что я не ошибся! — Да в дунбэйском Гаоми Пестрошея все поголовно знают, неужто все они разбойники? — Ты глухой ночью спал на кане у вдовы. Даже если ты не разбойник, то всё равно подонок, так что я не ошибся. — Ваша названая дочь так захотела! — Она захотела? — Ну да.