– По-вашему, он мог их украсть? Поверьте, мой отец даже близко не подходил к Меруле за последние полгода, а может, и год! Брунетти улыбнулся, довольный тем, что к его собеседнице вернулось хорошее настроение после странной реакции на имя контессы. – Вам много известно о редких книгах? – Вовсе нет. Отец иногда мне их показывал, объяснял, чем именно они ценны, но я не оправдала его надежд. – Почему? – Ну, я считаю, что старинные книги по-своему прекрасны – бумага, переплет, но особого восторга они во мне не вызывают. – Сказано это было так, словно синьорина Элеттра была недовольна собой. – В душе я не коллекционер. Не понимаю этого, не чувствую. – И, опережая следующий вопрос, добавила: – Не то чтобы я не любила красивые вещи. Я просто недостаточно дисциплинированна для того, чтобы не только собирать их, но и систематизировать, а именно этим, по-моему, и занимаются настоящие коллекционеры: стремятся заполучить экземпляр каждого объекта классификации, которая им интересна, будь то немецкие почтовые марки с цветочным рисунком, крышечки от бутылок Coca-Cola или… в общем, что бы они ни решили собирать. – А если у тебя нет их энтузиазма… – начал комиссар. – То ты никогда не почувствуешь их восторга, – закончила синьорина Элеттра. – Не говоря уже о том, чтобы понять его. Настроение у нее улучшилось еще больше, поэтому Брунетти спросил: – Так что насчет контессы? Синьорина Элеттра тут же нахмурилась: – А что с ней? Комиссар мысленно прикинул, чем можно оправдать то, что он снова упомянул графиню в разговоре. – Я хотел попросить вас узнать как можно больше о подарке, который она сделала библиотеке лет десять назад. Все, что вам удастся выяснить об условиях, на которых книги были переданы Меруле, может нам помочь, – пояснил Брунетти, вспоминая слова Патты о том, что контесса может потребовать книги обратно. Склонившись над блокнотом, синьорина Элеттра записала его просьбу. – Еще я был бы вам очень признателен, если бы вы навели справки об Альдо Франчини, проживающем в конце Виа-Гарибальди. Он преподавал в частной школе в Виченце, но последние три года там не работает. Его младший брат учился вместе с директрисой библиотеки Мерула, а ей сейчас пятьдесят с хвостиком. Так что наш синьор Франчини уже не молод. – Что-то еще? – Нужно проверить, как он связан с Церковью. Синьорина Элеттра посмотрела на него и улыбнулась. – Мы живем в Италии, комсиссарио! – Ну и что? – А то, что, хочется нам того или нет, все мы связаны с Церковью. – С этим не поспоришь! – Это было первое, что пришло Брунетти в голову. – Особенно в случае с синьором Франчини: в свое время он был священником. – Вот как? – Да! – И комиссар повернулся, собираясь уходить. Глядя ему в спину, синьорина Элеттра спросила: – А какого рода информацию вы хотели бы получить об этом Альдо Франчини? – Не знаю, – признался Брунетти. – Может оказаться, что он находился в читальном зале, по крайней мере некоторое время, когда там орудовал преступник. – И, видя, что девушка удивленно вскинула брови, добавил: – Последние три года синьор Франчини читал в Меруле труды по теологии. – И сколько времени он там провел? За чтением? – Я не спросил. Но думаю, что много. По словам библиотекаря, он стал там едва ли не сотрудником. Или чем-то вроде мебели. – И он даже словом не обмолвился о том, что происходит? – спросила синьорина Элеттра. – Возможно, он ничего не заметил. – Зачитался бреднями святых отцов? – Или же сидел, повернувшись лицом в другую сторону. После короткой паузы девушка спросила: – Мог ли он быть вовлечен в это преступление? Брунетти пожал плечами. – Это будет означать, что целых три года он сидел и читал труды по теологии или притворялся, что читает, – не знаю, что хуже. Можете ли вы вообразить себе алчность, которая подвигла бы человека на такие жертвы? – И прежде чем синьорина Элеттра успела ему ответить, добавил: – Но если он обстоятельно изучал их труды, то крайне маловероятно, что он как-то в этом замешан. Девушка торопливо перевела взгляд на пустой экран монитора; она молчала так долго, что Брунетти решил, что ей больше нечего сказать. – Вы правда так считаете? – спросила она наконец. – Да. – Поразительно! – сказала синьорина Элеттра и добавила, даже не пытаясь скрыть изумления: – Я тоже. 6 Брунетти постоял на лестнице, размышляя о том, почему они с синьориной Элеттрой склонны считать человека порядочным лишь на основании того, что он запоем читает в библиотеке теологические труды? Объяснений выбору синьора Франчини могло быть множество: например, он интересуется риторикой или историей, выискивает богословские противоречия и прочее. И все же и Брунетти, и синьорина Элеттра автоматически решили, что этот человек не может быть причастен к кражам и знать о них не знает – как будто покров презумптивной святости, присущей отцам Церкви, накрыл и его… Брунетти не помнил, в каком духе Тертуллиан-теолог высказывался о кражах, однако его вряд ли причислили бы к отцам Церкви, если бы он не порицал воровство. А в заповедях говорится, что отца надо слушать. В которой из них? В четвертой?[46] Зато вожделение стоит в самом конце списка. Этот грех Брунетти считал чем-то вроде антипасто[47] к оруэлловскому «мыслепреступлению»[48]. Комиссар привык думать, что это нормально – желать чью-то жену или имущество. Разве не потому так популярны кинозвезды, разве не ради этого возводят королевский дворец в Казерте[49], покупают мазерати или роллс-ройсы? Зависть и вожделение у нас в крови… Вернувшись к себе в кабинет, Брунетти сел за стол и, забыв о разнице в часовых поясах, решил позвонить на кафедру истории Университета Канзаса. Набрал номер и после пяти гудков услышал сообщение автоответчика о том, что кафедра работает с девяти до шестнадцати ежедневно, с понедельника по пятницу, так что «Нажмите, пожалуйста, цифру “один” и оставьте ваше сообщение». Брунетти объяснил по-английски, что он комиссар итальянской полиции и будет признателен, если ему перезвонят или пришлют имейл. Назвал свое имя, номер телефона и электронный адрес, поблагодарил и повесил трубку. Брунетти посмотрел на часы, на пальцах обеих рук подсчитал, который теперь час в Канзасе. Оказалось – середина ночи. Зная, что полагаться на технику и офисных сотрудников довольно рискованно, он включил компьютер и нашел имейл-адрес кафедры истории Университета Канзаса. Изложил подробнее, что ему нужно, указал имя Никерсона и область его исследований, а также кто подписал рекомендательное письмо, и попросил, как о любезности, ответить поскорее, ведь речь идет о правонарушении. Брунетти быстро просмотрел входящие сообщения электронной почты, но ничего интересного для себя не нашел, хотя некоторые адресаты требовали срочного ответа. Затем открыл базу данных квестуры, раздел «Аресты за последние десять лет», и вбил имя «Пьеро Сартор». Подумав немного, добавил «Пьетро» – чтобы уж наверняка. Получил два совпадения, одно – на Пьеро, второе – на Пьетро. Но возраст (первому – больше шестидесяти, второму – всего лишь пятнадцать) исключал обоих a priori. Чтобы исключить также и директрису, комиссар проверил по базе и ее, но Патриция Фаббиани в полицейских файлах не значилась. Занимаясь этим, Брунетти подумал о том, чтобы продублировать поиски синьорины Элеттры, и вбил еще одно имя – «Альдо Франчини». – Так-так! – пробормотал он себе под нос, когда система выдала информацию о некоем гражданине шестидесяти одного года, проживающем по адресу Кастелло, 333. Брунетти не мог бы с уверенностью сказать, где это, но помнил, что где-то за пределами Виа-Гарибальди. Шесть месяцев назад Франчини допросили в связи с инцидентом на бульваре Виале-Гарибальди, в результате которого он попал в больницу со сломанным носом. Об аресте речи не шло. Очевидец, мужчина, расположившийся на бульваре на соседней лавочке, рассказал полиции, что видел, как Франчини, сидя с книгой в руке, разговаривал с какой-то дамой, которая стояла прямо перед ним. Через некоторое время свидетель услышал сердитый возглас, посмотрел в ту сторону – и на том месте, где стояла женщина, был уже мужчина. В следующий момент он вцепился в Франчини, рывком поднял его на ноги и ударил, после чего ушел. Нападавшего вскоре идентифицировали и разыскали. У него была судимость за мелкие кражи и скупку краденого, а также имелось судебное постановление, запрещавшее ему менее чем на сто метров приближаться к своей бывшей сожительнице, которую он грозился убить. Оказалось, что это та самая дама, которая незадолго до происшествия беседовала с потерпевшим. Франчини, однако, писать заявление отказался, объяснив это тем, что нападавший всего лишь накричал на него, а когда он попытался встать, то споткнулся и при падении повредил нос. Брунетти «пробил» по базе имя нападавшего, Роберто Дура́, и обнаружил множество приводов в полицию за мелкие правонарушения, которые ни разу не закончились тюремным заключением, – как правило, за неимением свидетелей или доказательств или же потому, что в прокуратуре решили, будто этот случай не стоит их усилий. Еще выяснилось, что в настоящее время Дура в тюрьме, в Тревизо: три месяца назад его приговорили к четырем годам заключения за вооруженное нападение и грабеж. Брунетти посмотрел в окно и увидел голубое небо и плывущие по нему на восток пушистые облака. Чудесный день… Так почему бы не прогуляться по кварталу Кастелло, тем более что там у него есть дела? По пути к выходу Брунетти задержался в оперативном отделе, где увидел испетторе[50] Вианелло, – сидя на рабочем месте, тот склонился над столом с телефонино возле уха, одной рукой прикрывая трубку, чтобы собеседник лучше его слышал. Брунетти остановился в нескольких метрах. Глаза у Вианелло были закрыты, выражение лица – сосредоточенное, с таким видом обычно кричат на скачках: «Ну же, давай! Гони!» Не желая отвлекать Вианелло от разговора, комиссар подошел к столу, который офицер Альвизе занимал вместе с офицером Риверре, и увидел первого из них с ручкой и блокнотом, что-то спешно записывающим. Подойдя поближе, Брунетти понял, что это не блокнот, а сборник кроссвордов: наверное, судоку для Альвизе были слишком сложными. Он настолько увлекся кроссвордом, что не заметил приближения начальника. И подскочил на месте, когда Брунетти окликнул его по фамилии. – Si, signore![51] – воскликнул Альвизе и вскинул ко лбу руку с зажатым в ней карандашом, рискуя выколоть себе глаз. – Когда Вианелло закончит, передай, что я жду его в баре. – Есть, комиссарио! – сказал Альвизе и все тем же карандашом сделал пометку на полях своего кроссворда. – Спасибо, – поблагодарил Брунетти, впервые не находя предлога, чтобы завести с Альвизе непринужденный разговор. Выйдя из квестуры, комиссар прошел вдоль рива к бару. Бамбола, сингалезец, который с некоторых пор управлял заведением вместо его владельца, встретил комиссара улыбкой и налил ему белого вина. Брунетти взял бокал, свежий номер Il Gazzettino и прошел к столику, возле которого стояли два дивана с высокими спинками, расположенному в самом конце зала, у окна, – комиссар хотел видеть, когда придет Вианелло. Брунетти развернул газету на странице, где обычно публиковались сенсации. Лениво глянул на часы и только тогда понял, что проголодался. Брунетти достал свой телефонино, собираясь отправить Паоле эсэмэску с извинениями за то, что он не придет домой на обед, но потом решил, что это будет трусостью, и позвонил ей. Жена поворчала немного, но перечислять блюда, которые ему не достанутся, не стала, и Брунетти понял: она чем-то занята. Он пообещал быть дома к ужину, сказал, что любит ее безмерно, и нажал «отбой». Потом подозвал Бамболу и попросил его принести три трамеццини[52] на свой вкус для него и три – для Вианелло, после чего вернулся к чтению газеты. Обычный политический хаос, но Брунетти зарекся читать о политике до конца года или… до пришествия царя-философа[53]. Пятьдесят акров фермерских земель в Кампании отравлены токсичными отходами: статья с фотографиями овец, которым хороший аппетит стоил жизни… Гвардиа ди Финанца[54] проводит неожиданную проверку офиса политической партии, правившей в Ломбардии последние десять лет… Стоп, разве это не политика? Высшая награда за вклад в развитие города присуждается человеку, желающему построить на самом большом из островов невероятно уродливую башню, которая будет видна из каждого уголка Венеции… Брунетти вздохнул и стал листать страницы в обратном порядке, к передовице, и тут его внимание привлекло фото бывшего руководителя проекта MOSE[55] – семь миллиардов евро уже потрачено на защиту лагуны от затопления! – теперь арестованного и обвиненного в коррупции. Брунетти усмехнулся, приподнял бокал, словно провозглашая ироничный тост, и сделал несколько глотков. – Альвизе сказал, вы меня звали, – произнес Вианелло, опуская на стол блюдо с трамеццини и бокал белого вина. Прежде чем Брунетти успел открыть рот, инспектор направился к барной стойке и вернулся с двумя стаканами минеральной воды. Поставил их на стол и опустился на сиденье напротив комиссара. Брунетти поблагодарил его кивком головы и взял сэндвич.