– Жаль, что мы никогда не обсуждали эти темы за ужином в доме Донателлы, – сказала контесса. – Бывая там, я стараюсь вести себя как муж Паолы, а не как полицейский. – Но сегодня вы пришли ко мне как полицейский? – Да, – ответил Брунетти, открывая портфель и вынимая блокнот и ручку. – Одна из украденных книг, – начал он, – была когда-то подарена вами библиотеке. Дотторесса Фаббиани говорит, что это Рамузио, но я понятия не имею о ее ценности. – Почему это так важно? – спросила графиня. – Благодаря этому я смогу понять, насколько серьезно совершенное преступление, – пояснил Брунетти. – Вопрос не в серьезности, – строго сказала контесса. – Это редкая и прекрасная книга! Брунетти качнул головой, стряхивая замешательство. – Боюсь, я подхожу к делу несколько иначе, контесса. Я – полицейский. Стоимость книги повлияет на то, как это преступление будет классифицировано. Хозяйка дома задумалась, и Брунетти показалось, что он ее обидел. – Полагаю, упоминания о том, за какие деньги эти книги были куплены, есть в семейном архиве, – наконец сказала она. – Но разве эти сведения не устарели? – спросил Брунетти, заранее зная, что так оно и есть. Хотя… У него появилась идея. Возможно, стоимость Рамузио удастся рассчитать с помощью… – Скажите, украденная книга была застрахована? – спросил он. – Мой свекор, – начала контесса со слабой улыбкой, – однажды сказал, что размышлял о том, не застраховать ли ему все, что есть в палаццо. – Она выдержала паузу в три долгих биения сердца и продолжила: – Но потом понял, что дешевле сделать так, чтобы в доме постоянно находился хотя бы один слуга. Взгляд у нее был холодный, безмятежный. – Вне всяких сомнений, это дешевле, – согласился Брунетти. – В те времена так и было, – сказала контесса. Подчеркнув таким образом высокое социальное положение и богатство семьи своего супруга, она продолжала уже более прагматично: – Чтобы узнать актуальную стоимость старинных книг, можно проверить перечни лотов на аукционах и прайсы торговцев – в онлайн-режиме. Брунетти об этом уже задумывался, поэтому произнес: – Я найду, кто сможет это сделать. У него тоже были «слуги», которыми он распоряжался по своему усмотрению. – Что еще украли? – спросила контесса. – Есть факт, о котором в библиотеке еще не слышали, – сказал Брунетти. – Человек, вырезавший страницы, никогда не заказывал и не прикасался к двум отсутствующим книгам. – А вы уверены, что они украдены? – спросила графиня. – Да. После паузы она поинтересовалась: – Это означает, что воров было несколько? – Похоже на то. Контесса издала звук, который, не будь она титулованной особой, можно было бы назвать фырканьем, и произнесла: – Я полагала, в библиотеке книгам ничего не грозит. Брунетти благоразумно промолчал. – Этот человек посещал библиотеку три недели, – продолжала контесса, – и никто ничего не заметил? Вопрос прозвучал довольно резко, однако комиссар продолжал хранить молчание. – Синьора Фаббиани сказала, что этот человек – американец, – проговорила контесса и добавила: – Впрочем, это ничего не меняет. Брунетти наклонился и взял из портфеля папку с документами. – Его зовут Джозеф Никерсон, – произнес он и посмотрел на графиню. Может, это имя ей о чем-то говорит? Нет, вряд ли… Он сообщил ей то немногое, что сам знал о Никерсоне: об Университете Канзаса, о курсе «История мореплавания и средиземноморской торговли», о рекомендательном письме и паспорте. – У вас есть его фото? – спросила контесса. – Да, – ответил Брунетти, протягивая ей ксерокопию паспортных страниц. – Похож на американца, – заметила она с легким пренебрежением. – Так он представился в библиотеке. Брунетти взял у нее из рук ксерокопию и снова внимательно всмотрелся в текст. Сотрудники Мерулы общались с Никерсоном по-итальянски, и он говорил с акцентом. Он вполне может быть англичанином или выходцем из любой другой страны. На итальянском он изъяснялся бегло. Что, если приобретенным был именно акцент, а не язык? И злоумышленник на самом деле итальянец? Если паспорт поддельный, стоит ли верить всему остальному, что он говорил о себе? Комиссар посмотрел на фотографию, представил Никерсона с более темными и длинными волосами. Да, это вполне вероятно. Жаль, что нет образца его почерка, хотя бы пары-тройки слов: по почерку определить национальность проще, нежели по акценту или внешности. Контесса довольно долго молчала, пока Брунетти обдумывал идею с образцами почерка. Разве не написал в свое время Набоков, что, переехав в Америку, он сознательно перестал пририсовывать к цифре семь горизонтальную черточку – своеобразная публичная декларация того, что Старый Свет остался в прошлом? Но каким образом Никерсон заказывал книги? Разве при этом не нужно заполнять формуляр? Или теперь и это компьютеризировано? Контесса нарушила ход его мыслей вопросом: – Кстати, как мне к вам обращаться? Комиссарио? Дотторе? Синьор? – Мужа Паолы зовут Гвидо, – ответил Брунетти. – Не будет ли слишком самонадеянно с моей стороны предложить вам такой вариант? Чуть склонив голову набок, графиня посмотрела на него так пристально, испытующе, что комиссару стало не по себе. Невзирая на то что он и теперь, фигурально выражаясь, находился под крылом семьи Фальер, Брунетти сомневался, что, глядя на него, графиня это понимает. – Да, я припоминаю… Но что именно вы хотели узнать о книгах? – спросила она, не использовав никакого обращения, помимо формального lei[83] – так же, как и он по отношению к ней. Пару мгновений у Брунетти ушло на то, чтобы переварить ее отказ от более доверительного общения, выраженный в столь ясной грамматической форме, и снова сосредоточиться на преступлении. Cui bono?[84] Кто выиграет от кражи и как измерить эту выгоду? Если вор и будущий владелец не одно и то же лицо, то что получит каждый из них? Оба хотят завладеть книгой или отдельными страницами, но мотивация у них разная. У одного – чистый меркантилизм, у другого… Тут оказалось сложнее подобрать правильное слово. Может, потому, что ему был непонятен мотив? Контесса снова отвлекла Брунетти. Деликатно кашлянув, графиня дала понять, что пауза затянулась. – Я слышал, что вы тоже коллекционер, – начал комиссар. – Коллекционер-интеллектуал. Он немного помолчал. Интересно, отреагирует ли она на его комплимент? Но графиня с непроницаемым лицом ожидала продолжения. Что ж, пришлось добавить: – Мне непонятно желание обладать редкими фолиантами. – И Брунетти тут же пояснил: – То есть когда эта тяга настолько сильна, что люди крадут книги или находят кого-то, кто сделает это для них. – И?.. – И я прошу вас помочь мне понять, зачем кому-то это делать. И что должен представлять собой этот кто-то. Графиня улыбнулась, чем удивила его. – Донателла немного рассказывала мне о вас, – произнесла она, обращаясь к комиссару все в той же формальной манере. – Мне уже начинать волноваться? – иронично отозвался Брунетти. Улыбка не исчезла с лица контессы. – Нет, не стоит. По ее словам, для вас важно понять все: события, людей, их поступки. – Прежде чем комиссар успел поблагодарить за комплимент – а ее слова он воспринял именно так, – графиня продолжила: – Но в данном случае вам это не поможет. Здесь нечего понимать. Люди крадут книги ради денег. – Но… – начал было Брунетти, однако графиня перебила его: – Это единственное, что будоражит вора. Забудьте все эти статьи, в которых говорится о людях с нездоровой тягой к географическим картам, фолиантам и рукописям. Все это – романтическая чушь. Теория Фрейда применимо к библиотеке… – Она наклонилась вперед и подняла руку, хотя нужды привлекать его внимание не было. – Люди крадут книги, карты и рукописи, вырезают отдельные страницы и целые главы, потому что хотят их продать. Брунетти не нужно было убеждать, что алчность – мотив для многих преступлений, поэтому он спокойно спросил: – А кто все это покупает? – До меня доходили слухи… Издатели, галеристы, владельцы аукционных домов – все они охотно, и без лишних вопросов, приобретают подобные вещи. – А по заказу воры работают? – Если на страницах нет библиотечного штампа и издание довольно редкое, его можно продать. – И с куда большим ожесточением, чем прежде, контесса добавила: – Клиентам рангом повыше! Брунетти какое-то время молчал, потом спросил: