Синьора Марци перебирала ключи, словно металлические четки. И наконец сказала: – Единственное, что интересовало Альдо в других, – это слабое место, которое можно использовать, чтобы получить то, что он хотел. – Она побряцала ключами и добавила: – Но я думаю, что при возможности он покупал бы и у других, да. Брунетти рассматривал дома на другой стороне канала. Голос синьоры Марци сменился позвякиванием ключей, потом – шагами людей, которые были на калле и теперь переходили мост. – Однажды Роберто показал ему книгу, – снова заговорила женщина, – и Альдо сказал, что у него уже есть один экземпляр, однако он купит и этот. – Не помните, что это была за книга? – Нет. Мне все они казались одинаковыми: старые, в кожаных переплетах. Не представляю, кому они вообще нужны. И прежде чем Брунетти решил, стоит ли ей это объяснить, синьора Марци продолжила: – Но если он продавал их, и за большие деньги, значит, они чего-то да стоят, верно? Комиссар кивнул, вручил ей свою визитку и попросил звонить на телефонино, если она еще что-нибудь вспомнит. Он удивился, когда синьора Марци подала ему руку на прощание, и изумился еще больше, осознав, что совсем не против ее пожать. 19 Брунетти вернулся к церкви Санта-Мария-дель-Джильо и сел на вапоретто номер первый, чтобы сэкономить время и не тесниться в толпе, хотя плыть на теплоходе в это время дня было, наверное, не очень разумно. Посадка и высадка на тех немногих остановках, которые проезжал комиссар, казалось, длились бесконечно; толпа блокировала проход как на пристани, так и на самом вапоретто. После шестиминутной заминки – Брунетти нарочно засек время – на остановке Калле-Валларессо он уже готов был захватить теплоход или позвонить Фоа, чтобы тот приплыл и спас его. До конца поездки комиссар утешал себя тем, что представлял, как бы это выглядело: Фоа причаливает к вапоретто на полном ходу – почти так же, как он подбирал их с Вианелло на Пунта-дела-Догана, – а сам он перепрыгивает на полицейский катер; тем временем остальные пассажиры следят за происходящим с удивлением и завистью. Выбросив этот сценарий из головы, Брунетти сосредоточился на рассказе синьоры Марци: Альдо Франчини, похоже, не страдал чрезмерной совестливостью; он не только скупал краденые книги, но и при случае воровал их сам. Впрочем, на данный момент у него в квартире обнаружено всего семнадцать изданий – маловато для вора и скупщика краденого. Полиция не нашла ни дневника Франчини, ни адресной книги, ни даже компьютера, лишь разряженный телефонино самой простой модели, в памяти которого не было записано ни одного номера; последние три месяца им не пользовались – не было ни входящих, ни исходящих звонков. В квестуре комиссар сперва зашел в оперативный отдел, но ни Вианелло, ни Пучетти там не оказалось. Оттуда Брунетти направился в кабинет синьорины Элеттры и застал ее за разговором с комиссарио Клаудиа Гриффони. Секретарша сидела за столом, в то время как Гриффони оперлась спиной о подоконник – в месте, которое Брунетти за столько лет привык считать своим. При его появлении женщины умолкли, и он сказал первое, что пришло ему в голову: «Не хотел вам мешать!», и только потом понял, что прозвучало это, как реплика ревнивого супруга. Клаудиа засмеялась и сказала: – Мы всего лишь обсуждали, как получить доступ к файлам Департамента иностранных дел! Эта ее фраза, и легкомысленный тон, и явное веселье синьорины Элеттры… Брунетти не сомневался: все это еще приснится ему в кошмарах сегодня или завтра, после того как они втроем за несанкционированный доступ окажутся в поле зрения спецслужб (комиссар решил называть вещи своими именами), поскольку эти две дамы, которые подружились далеко не сразу, теперь могли бы вместе горы свернуть. Брунетти подозревал, что они и Пучетти с Вианелло успели втянуть в свои киберсхемы, а это могло закончиться – он опасался этого больше всего! – лишь неминуемым крахом. – С какой целью? – спокойно поинтересовался комиссар. – Ходят слухи, – начала синьорина Элеттра, не уточняя их источника и диапазона, – что кому-то из Департамента удалось скопировать запись разговоров мафиози и высокопоставленных госчиновников. Интересно было бы послушать! Насколько помнил Брунетти, древние римляне весьма почитали Фаму[124], богиню, в чьем жилище из гулкой бронзы тысяча окон; она слышит каждый звук и повторяет его, сперва шепотом, а потом и во весь голос. Вот ей наверняка интересно было бы повторить телефонные разговоры политиков, записанные несколько десятилетий назад, в которых всерьез обсуждалась возможность заключить с мафией пакт о ненападении. Правда это или нет? Достоверный факт или фикция? Высочайший суд постановил уничтожить пленки с этими «предполагаемыми» разговорами, но молва утверждала, что прежде их все-таки успели скопировать. Брунетти не забыл времена, когда и сам мыслил так же, возмущался и злился из-за того, что подобное возможно, и даже потому, что люди верят, что такое может произойти. Теперь же он лишь слушал и кивал, без веры или недоверия, желая быстрее решить свои вопросы, а потом вернуться домой, к семье, и почитать что-нибудь, что оставили после себя люди, для которых Молва действительно была богиней. – Могу ли я вам чем-то помочь, комиссарио? – спросила синьорина Элеттра. Гриффони отодвинулась от окна, но Брунетти жестом остановил ее и обратился к секретарше: – Я по поводу синьоры Марци… По глазам синьорины Элеттры он понял, что она ничего не нашла, и поэтому не удивился, когда девушка сказала: – У меня есть копии ее свидетельства о рождении, школьных характеристик, медицинской карты, сертификата налогового резидентства, трудовой биографии, банковских выписок, налоговой отчетности, но во всем этом нет совершенно ничего примечательного. Ни одного привода в полицию, не считая допроса в качестве потенциального свидетеля – я имею в виду нападение на Франчини, – но синьора Марци ничего не смогла сообщить, потому что в момент нападения отсутствовала. Еще на ее имя выписано судебное постановление, запрещающее приближаться к ней ее бывшему сожителю, угрожавшему ей при свидетеле. Брунетти не удивился. То, что синьора Марци какое-то время жила с мелким жуликом, не делало ее преступницей, и к своему работодателю она, бесспорно, испытывала признательность. Но даже учитывая все это, Брунетти не мог закрыть глаза на ее полнейшее равнодушие к собственному невежеству. Меняя тему, он спросил: – Есть новости от Риццарди? Синьорина Элеттра покачала головой. – Еще слишком рано, – сказала она, напоминая о том, что прошел всего лишь день, с тех пор как был обнаружен труп Франчини. – А что насчет пожертвования контессы Морозини-Альбани? Синьорина Элеттра кивнула. – Она сделала это в память о покойном супруге. По слухам, стоимость подаренного – несколько сотен тысяч евро, – произнесла секретарша и добавила с ноткой разочарования: – Я не успела проверить стоимость изданий по отдельности, поэтому у меня есть пока только приблизительная сумма. Помолчав немного, она сказала: – Я поговорила с сотрудниками других библиотек; все они настаивают, что у них установлены специальные системы защиты против кражи книг. Брунетти посмотрел на Гриффони, которая вскинула брови, но промолчала. – Я разослала копии паспорта Никерсона с его фото и рекомендательное письмо, чтобы они проверили, работал ли он над своим исследованием в их библиотеках. – И каков ответ? – спросил Брунетти. – Ничего определенного. Но все сказали, что поищут его имя в своих записях. – А если он пользовался другим именем? – вмешалась Клаудиа. – Какие записи в таком случае они будут проверять? – Есть ли у кого-нибудь из них централизованная система учета людей, ворующих в библиотеках? – спросил Брунетти. Синьорина Элеттра лишь сердито фыркнула. Комиссар взглянул на Гриффони: – Как насчет того, чтобы отправиться в Кастелло и еще раз осмотреть квартиру? Помощь мне не помешает. Комиссарио улыбнулась. – Сейчас только схожу за жакетом… По пути Клаудиа дала понять, что в общих чертах знакома с делом; она даже знала, кто такие синьора Марци и Роберто Дура. Брунетти рассказал ей о встрече с этой женщиной и о своей уверенности в том, что Франчини наживался на краже книг и при возможности скупал ворованные фолианты. Гриффони, похоже, знала, почему редкие книги для многих представляют такую ценность и становятся объектом поклонения. Когда Брунетти спросил ее об этом, она объяснила, что в свое время у нее был фиданцато[125], который изучал нотные манускрипты в библиотеке Джироламини в Неаполе. – Он верил, что утерянный манускрипт Арианны Монтеверди находится там. Видя недоумение Брунетти, комиссарио пояснила: – Эту оперу поставили при жизни автора. Сохранились копии либретто, но музыка утеряна, за исключением арии Il Lamento d’Arianna. – Брунетти заинтересовался, и его коллега охотно стала рассказывать дальше: – С его слов я поняла, что эта опера – своего рода лох-несское чудовище в музыковедении: в последний раз ее партитуру видели лет сто назад, но некоторые еще верят, что она существует. – Ты бывала в Джироламини? Гриффони остановилась, словно невозможно было одновременно идти и разговаривать об этом. – Да, и это был рай. Там больше ста тысяч томов, сотни инкунабул. Мой друг посещал библиотеку ради нотных манускриптов, я же два дня просидела над книгами по истории Неаполя. У меня нет слов, чтобы их описать! Это что-то невероятное! – Сейчас, по-моему, эта библиотека закрыта? – спросил Брунетти. – Как только началось расследование[126], карабинеры все опечатали. – Клаудиа снова зашагала вперед. – Оказалось, что эти негодяи обчистили библиотечные фонды! – По сравнению с этим в Меруле произошла лишь незначительная кража, – сказал Брунетти. С неожиданным ожесточением Гриффони сказала: – Я бы таким рубила руки! – Что, прости? – Людям, которые крадут книги или уродуют картины, вообще всем вандалам! Я бы отрубала им руки. – Надеюсь, в переносном смысле? «И чему только в наше время учат детишек в Неаполе?» – промелькнуло в голове у Брунетти. – Разумеется, в переносном! На самом деле я бы отбирала у них все ценное, пока стоимость украденного или уничтоженного не будет возмещена, или держала бы за решеткой, пока они не выплатят ущерб! – А если бы они так и не смогли заплатить? – спросил комиссар. Его коллега резко остановилась и повернулась к нему лицом: