— У меня уже есть покупатели, мои соседи: герцог и маркиз. — Но это сеньоральная земля. — Вы забыли, что я не сеньор по закону, поскольку уже не аристократ. Земля принадлежит мне, и я имею право распоряжаться ею по своему усмотрению. — Моргон заметил, что Жервез побледнел. — Но я пока еще только думаю об этом. — Если вы продадите Фьеф, он должен достаться кому-то из членов семьи. Вам следовало бы предложить его мне, — заметил Жервез. — Вы говорите о земле вокруг замка? Я не думал об этом. Я имел в виду остальную часть поместья, семь восьмых от него. Посмотрев фамильные книги, вы обнаружите, что бо́льшая часть земли не рассматривалась в качестве первоначального домена. В моей власти делать с этой землей все, что я захочу. Замок и Фьеф я сохраню и оставлю Антуанетте и, вероятно, Люси, если она решит жить во Франции и не выйдет замуж. Они будут пользоваться всем этим в течение жизни, а затем это перейдет к вам. Конечно, я не обязан заверять вас в этом, но это честное решение вопроса, особенно теперь, когда я слышу об этих феодальных фантазиях. — Вы называете фантазиями то, что наследник мужского пола рассчитывает получить собственность, принадлежавшую дворянской семье. Мне не верится, что вы намерены нарушить традицию и таким образом унизить наших предков. Поль-Арман рассмеялся, хотя это замечание обеспокоило его. — Напротив, я проявлю верность предкам, если продам землю кому-то более достойному. Они с успехом управляли имением в течение столетий, но более поздние поколения пренебрегали им. Вы были там недавно? Нанеся туда визит в прошлом году, я устыдился. Я провел свою жизнь, культивируя свою землю на Мартинике, а Моргон между тем прозябал. Что касается управления и агрокультурных методов, все это пришло в упадок. Имение не приносит мне дохода, и я не могу повысить ренту арендаторам. В таком случае иначе они умрут с голода, ибо земля уже не дает урожаев. — Увидев, что Жервез поморщился, Моргон спросил: — Ну, ладно, что вы стали бы делать с ней, если бы она принадлежала вам? — Ну… нанял бы хорошего управляющего, конечно. — А какие инструкции вы дали бы ему? — Выращивать немного больше пшеницы. Цены на нее в прошлом году были хорошими. — Земля, пригодная для пшеницы, уже используется, оставшаяся часть никуда не годится. У вас еще есть идеи, Жервез? — Я никогда не объявлял себя специалистом в сельском хозяйстве. — Верно, но мои соседи — специалисты. Вы когда-либо слышали об экономистах? Я прочитал несколько их работ во время путешествия, очень интересно. — Экономисты? — По их теории, именно земля обеспечивает богатство Франции. Аристократы же не умеют вести хозяйство. Старая французская аристократия в первую очередь должна отвечать за землю, которой владеет, но проявляет к ней полное безразличие. Реформисты полагают, что большие вложения в соединенные сеньоральные имения, гораздо полезнее, чем содержание некомпетентных арендаторов. Нужны также и современные агрокультурные методы. — Вы разрушили бы традиции, сохранявшиеся столетия. — Альтернатива — непродуктивная земля и в конце концов полное разорение страны. Что вы намерены делать со всем этим — присесть на корточки в середине поместья и кукарекать, как петух на… — Моргон едва владел собой. — Я понимаю, что удивил вас. Как человек деликатный, вы не упоминали о наследстве. Но поскольку мы уж обсуждаем этот предмет, скажу, что всегда намеревался оставить вам деньги. Конечно, моя земля на Мартинике отойдет моей жене и дочерям. — Заметив, как дернулся Жервез, Поль-Арман разгневался. Он всегда ощущал в Жервезе двойственность. Он не знал, что такое страсть, верность, не понимал, какие узы связывают с землей тех, кто проливал на ней пот. — Но мои вложения во Франции я готов передать вам, например, мою долю в сахароочистительных заводах. — Я бы немедленно продал ее. Дворянину не подобает принимать участие в мануфактурах. В отличие от вас, презирающего свое французское наследство, я хотел бы занять место среди губернаторов этой страны, аристократии шпаги, которая… — Статус и власть. А я всегда думал, что вас интересует только богатство. — Не все обладают вашей страстью к производству. И снова Поль-Арман удивился. Он знал, что Жервез не симпатизирует ему, но это никогда не задевало Моргона. Он и сам не питал к Жервезу привязанности. Однако враждебность к нему Жервеза была неожиданной. — Я на двадцать лет старше вас, позвольте мне дать вам один совет: дворянин иногда удостаивается милостей короля, но не многим удается пользоваться ими долго. Возможно, наступит день, когда вы будете рады вернуться к тому, что производите. — Или к тому, чем я владею. По происхождению я принадлежу к земельной аристократии Франции, я намереваюсь занять это место. — А, это класс, для которого земля не значит ничего, а служба все? Простите меня, кузен, но я не чувствую себя обязанным помогать вам в этом. Наступила пугающая тишина, и Поль-Арман прочитал вызов в глазах Жервеза. Это сообщение о том, что Моргон продает землю, довело его до такого состояния. Жервез годами мечтал, что наступит день, когда король разрешит ему вернуться к прежней семейной традиции и получить титул первого маркиза де Моргона с правом передачи его последующим поколениям. Поль-Арман взглянул на бледное лицо Жервеза, вздохнул и сделал еще одну попытку. — Вы похожи на Антуанетту. Вы полагаете, что мне следует бросить все мои предприятия, не соответствующие званию дворянина, и вернуться в Моргон во всем аристократическом блеске? Однако нужно восстановить имение, это не игрушка. Я знаю, сколько труда необходимо вложить в то, чтобы земля приобрела ценность. Я осуществил это в «Каскадах», там труд моей жизни, Жервез, и результаты его я оставлю моим детям. Что касается всего прочего, я смотрю на это иначе, чем вы. Если вы разочарованы, ничем не могу вам помочь. Жервез положил руки на стол и поджал губы. — Конечно, я не вправе указывать вам, как управлять семейной собственностью, но поймите: мне небезразлична семья Моргона. Поль-Арман встал: — Благодарю вас за обед, Жервез. Вынужден проститься с вами — меня призывают дела коммерции. Моргон сердился, проезжая по темнеющим улицам, но вскоре успокоился. Он не был уверен ни в чем, что касалось Моргонов, но знал, чего хочет в «Каскадах». Конечно, как правило, не оставляют все имение женщинам, но волю Поля-Армана всегда исполняли на Мартинике. Если Жервез попытается оспорить его завещание, другие плантаторы быстро отправят его следующим кораблем во Францию. Поместье во Франции — дело другое, здесь ему необходимо принять меры безопасности. Лучше всего действительно продать его. Никто не станет противодействовать ему, поскольку сам губернатор провинции поддерживает кооперативные предприятия сеньоров. Прежде всего следует сменить банкира и прекратить вести дела вместе с Жервезом. Они оба пользуются фирмой «Братья Бертран» и зафрахтовали пару кораблей для работорговли. Это принесло большую выгоду Жервезу благодаря опыту Поля-Армана. Жервез — неблагодарная свинья и не заслуживает, чтобы его принимали во внимание в будущем. Поль-Арман забыл о Жервезе, когда доехал до квартала возле сахароочистительного завода. Здесь он встретил и содержал свою первую и единственную любовницу много лет назад. Она служила в шляпном магазине, куда он зашел, чтобы купить чепчик для маленькой Люси. Девушка так поразила его, что Моргон подождал ее у магазина и проводил домой. Их связь началась той ночью. Шляпный магазин был еще здесь, узкий дом, в котором Моргон поселил девушку и где она прожила два года, располагался дальше по улице. Он натянул поводья, проезжая мимо него. В этот момент коренастая женщина вышла из дома, вылила ушат воды и вернулась назад. Моргон остановил лошадь. Его память вернулась к минувшему. Вот окно ее спальни, прямо над улицей. В доме было много нарядных безделушек, которые она любила, но спальня отличалась простотой: белые занавески, белая кровать, перламутровое распятие на стене. Моргон оставлял на ее имя значительные суммы, но она не была транжирой. Он иногда спрашивал, что она купила. Обычно она отвечала, что сэкономила их. — Потрать их, ради бога. — Поль-Арман никогда точно не знал, что она делала во время его пребывания на Мартинике. Его поверенный обеспечивал ее всем необходимым. Когда же Моргон приезжал в Нант, все ее время принадлежало только ему. Однажды он задержался в городе на два месяца. Затем предстояло плыть в Рошфор. Перед разлукой она прижалась к нему так, что Моргон подумал, не полюбила ли она его. Во время их короткой разлуки он страстно желал ее. Порой, беседуя с кем-нибудь, Моргон забывал, о чем говорит и где находится. Он вернулся на день раньше и поскакал через весь город к ее дому. Стоя перед окном, она прощалась с молодым человеком, который вышел на улицу, не заметив Поля-Армана. Ее тонкие руки опирались на подоконник, волосы ниспадали черными волнами через плечо, когда она, склонив голову, улыбалась молодому человеку. Это был Реми, поверенный Моргона. Поль-Арман никогда не видел прежде улыбку на ее лице, сиявшем сейчас доверием и теплом. Ее большие темные глаза сверкали. Заметив Поля-Армана, она побледнела и отпрянула от окна. Он понял все. Охваченный гневом, Поль-Арман взлетел по лестнице. Она закрыла дверь спальни. Вышибая ногой дверь, он удивлялся, что она так боится его. Ведь он постоянно старался доставить ей удовольствие и позволял ей все. Она казалась ему такой прекрасной, что он удовлетворял все ее желания. Выломав дверь, Поль-Арман вошел. Она стояла у окна и теребила кружевную занавеску. Первым ее побуждением было спрятаться, вторым — солгать. — Он никогда не прикасался ко мне! — Ее глаза метались от паники, но голос звучал спокойно. — Он говорил со мной, вот и все, мы болтали. Поль-Арман рассмеялся: — О чем? — Он любит меня и хочет жениться на мне. — Дура, он получил то, что хотел. — Остановившись в нескольких дюймах от нее, Поль-Арман спросил: — Почему? Она выпустила занавеску и с вызовом посмотрела на него. — Он нежен со мной. Пощечина была такой сильной, что девушка пролетела через комнату, стукнулась о кровать и упала. Поль-Арман зарыдал от бессильной ярости. Подавив рыдания, он встал над ней. Она откинула волосы и плюнула в него. Приподнявшись, она выдержала его взгляд, ожидая, что он снова ударит ее. Поль-Арман не мог двинуться. Ему казалось, будто он что-то убил в ней. — Я для тебя ничто, — сказала она. Он бросился бы перед ней на колени, просил бы прощения и сказал бы всю правду о том, что она значила для него, но понимал: уже слишком поздно. Впервые в жизни ударив женщину, Поль-Арман разрушил то, что когда-то бросило их в объятия друг друга. Он помог ей подняться. Она избегала его прикосновений, ее глаза были пусты. Его гнев иссяк, осталась только беспомощность. Не в силах видеть ее холодный взгляд и красный след на ее щеке, Поль-Арман вышел и бросился вниз по лестнице. Он уволил поверенного, не пожелав выслушать его. Реми не женился на ней, и несколько месяцев спустя, когда деньги кончились, покинул ее. Об этом Поль-Арман услышал во время своего следующего визита в Нант и хотя поклялся себе, что может находиться здесь, не думая о ней, его терзало желание посетить девушку. Когда он все же решился на это, выяснилось, что она покинула Нант. В последующие годы Поль-Арман так и не нашел ее. Поль-Арман вспоминал ее, направляясь к сахароочистительному заводу, видел ее глаза, когда она, лежа на полу, высказывала ему горькую правду. Он до сих пор раскаивался в том, что ударил ее, но это было не единственным его огорчением. Только люди, подобные Жервезу, полагают, что их жизнь пойдет точно по плану и всем остальным придется ежедневно расплачиваться за свои промахи. Поль-Арман подумал о своем последнем просчете. Если бы ему не пришло в голову продать Айшу, ни она, ни Жозеф не убежали бы и он по-прежнему пользовался бы расположением Лори. Теперь, потеряв дочь, она питала к нему ненависть. Ему не удавалось осмыслить события той дьявольской ночи до тех пор, пока через два дня Мели и ее отец не рассказали о плане Жозефа и Айши убежать на корабле. Велев прекратить поиски в горах, Поль-Арман сообщил Лори, что, вероятно, ее дочь утонула. Лори резко похудела и осунулась, и он ожидал, что она вот-вот сляжет и умрет, но союз с семьей Романы оживил ее. Тело Жозефа протащили через поле с сахарным тростником на веревке и положили в назидание другим на главном дворе. На третий день Поль-Арман приехал похоронить Жозефа. Он вздрогнул при воспоминании об окровавленных, покрытых грязью останках, над которыми вились мухи. Его управляющие выказывали неудовольство, но для Поля-Армана этот труп означал зря потраченные деньги и некомпетентность, за что в значительной мере нес ответственность он сам. Он не показывался никому несколько дней, после чего с облегчением уехал из «Каскадов» и занялся делами во Франции. Когда Поль-Арман ушел, Жервез налил себе стакан вина и снова сел за стол. Его кузен позорил имя их семьи. Беспринципный стяжатель, не понимавший, что должен делать в соответствии со своим происхождением. Жервез закрыл глаза и возблагодарил небо за то, что Поль-Арман не заметил его удивления и неудовольствия. У Жервеза давно уже созрел план. У него было множество каналов, по которым к нему стекалась информация о делах кузена. Если Поль-Арман начнет скрытничать, как предполагал Жервез после сегодняшней ссоры, сам он усилит бдительность. Жервез пригласил Поля-Армана к обеду, желая угодить ему, поскольку располагал сведениями о сбежавшей рабыне. Сцена у Бертрана заинтриговала его, а вскоре после этого он услышал о мальчишке гораздо больше от офицеров с корабля «Сен-Жан Баптист». Весьма важное сообщение сделал его грум, спасенный от неминуемой смерти мясником, владельцем магазина, в котором грума чуть не повесили. Из слов его стало очевидно, что необычный месье Шарль — молодая женщина. Он знал, что она направлялась в Париж через Орлеан. В конце концов она объявится в филиале банка «Братья Бертран», поэтому Жервез без всяких хлопот выследит ее. Между тем над поместьем Моргон нависла угроза. Жервез собирался в Бургундию получить несколько уроков по ведению сельского хозяйства от высокомерных соседей, а также узнать об отношении ко всему этому губернатора. Одно Жервез пообещал себе с уверенностью: поместье не будет продано при жизни его кузена. ГИ ДЕ РИШМОН Женщина, с которой де Ришмон ужинал в тот вечер, когда появился его новый гость, была первой любовью Ги. Он встретил ее в восемнадцать лет. Очаровательная двадцатипятилетняя баронесса де Шату считалась в Орлеане одной из первых красавиц. Барон, который наряду со многими другими мужчинами в Орлеане был ослеплен своей хорошенькой женой, терпел ее страсть к обществу, и Шату развлекалась с размахом. Заметив впечатление, произведенное ею на Ги, баронесса обычно включала этого красивого юнца в список своих гостей. Мать Ги давно умерла, отец часто проводил время в Париже, поэтому главным советчиком юноши остался его старый преподаватель. После каждой незначительной милости, оказанной ему мадам де Шату, Ги возвращался домой в мечтах и проводил долгие часы, воображая свои любовные сцены с баронессой. Эти туманные сцены пьянили Ги и, конечно же, отличались от действительности. Проведя однажды холодную ночь на улице, под окнами ее спальни, Ги подхватил лихорадку, к которой имел предрасположенность с детства, и всю следующую неделю болел. Ему представлялось, что он лежит на смертном одре, а она склоняется над ним в облаке муслина и кружев и роняет слезы сожаления на его лицо. Мадам де Шату, не слыша об этой драматической болезни, месяцем позже пресекла ухаживания Ги, вручив ему перевод «Памелы». Радуясь тому, что баронесса держала томик в своих руках и, возможно, читала его в постели, как и он, Ги изучил злоключения целомудренной английской героини с легким разочарованием. Однако он надеялся, что это даст ему материал для разговоров с баронессой. На следующий день Ги впервые попытался побеседовать с ней. Леди не удалось избавиться от его безмолвной горячей привязанности, но она с удовольствием обнаружила, что Ги умен и способен развлечь ее. Идиллию нарушила смерть барона от несчастного случая при верховой езде. Любящая баронесса была потрясена своей потерей, и несколько недель Ги не осмеливался навещать ее, но в конце концов его удостоили короткой аудиенции и позволили прикоснуться к ее руке в перчатке. Месяц спустя он стал ее любовником. Ги обнаружил, что может заставить ее стонать от наслаждения и смеяться. Он отдал баронессе всю свою нежность и пылкость, каких никогда ни к кому не испытывал. Ги очень нравился баронессе, но сам стремился к тому, чтобы об их связи не узнали его отец и знакомые. Через несколько недель Ги выяснил, что не только он утешает мадам де Шату. Правда открылась ему самым неприглядным образом. Когда беззаботная горничная открыла Ги дверь в будуар баронессы однажды утром, он увидел, что она стоит перед туалетным столиком в дезабилье, обнимая приятного на вид, распутного месье Омаля, управляющего имением Шату. Возлюбленные, не замечавшие его присутствия, выказывали все признаки давних интимных отношений. Ги вышел, пораженный в самое сердце, и баронесса поступила мудро, не остановив его. Преследуемый терзаниями, Ги понял, что его любовь к баронессе, открытая, страстная, означала для нее нечто иное. Ее измена внушила ему отвращение, и он поклялся никогда не видеть ее. Однако они принадлежали к одному аристократическому кругу, поэтому через две недели Ги оказался на обеде вместе с баронессой. Сидя напротив нее, он с болью наблюдал, как весело она щебечет. Ги решил, что женщина, которую он считал такой чувствительной, — на самом деле одно из самых себялюбивых существ. Однако каждый наблюдательный человек, и особенно сама баронесса, замечали, как унижен отвергнутый Ги. Его бледное лицо и пристальный взгляд преследовали баронессу во время всего обеда. Опасаясь, как бы он не выдал их обоих, она решила поговорить с ним вечером, когда они стояли вместе в углу большой комнаты, скрытые от общества тяжелыми портьерами. С гордой непреклонностью, но внутренне дрожа, Ги слушал ее заверения в дружбе, и презрение его возрастало. Он старался не злить баронессу, но она проливала слезы раскаяния. Их было слишком много для удрученного Ги. Баронесса призналась ему, что нуждается в дружбе, и предложила новый союз. Он означал, что время, которое они проводят вместе, будет принадлежать только им и никогда ему не помешают требования другого мужчины. Слушая все это, Ги понял: ему предлагают делить ее милости сознательно, а не оставаться по этому поводу в полном неведении. Позднее, вспоминая момент, когда он отверг это предложение, Ги решил, что это и положило начало его печальному возмужанию.