Часть 29 из 38 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Молодая женщина вознаградила Сильвию улыбкой, необычайно украсившей ее лицо. Сильвия была тронута. Она вспомнила себя в дни своей молодости. У этой девушки вся жизнь впереди. Сильвия с болезненным любопытством размышляла, что сулит ей эта жизнь.
Айша стояла в передней на верхнем этаже дома Калцабиджи в Пасси, прислушиваясь к голосам двух мужчин в соседней комнате. За ней наблюдал младший Калцабиджи, мальчик лет восьми. Он ходил за Айшой по пятам с того момента, как она пришла сюда. Айша встретилась с женой Калцабиджи, крупной француженкой, которая занималась чем-то в глубине дома. Калцабиджи, на публике казавшийся настойчивым и уверенным, дома был покорным и услужливым.
Старший брат не принимал даже самых скромных гостей, поэтому Айшу сначала отправили на кухню, где никого не было. Повар ушел в лавку, а остальные слуги работали в доме. Айша пыталась узнать хоть что-нибудь от мальчишки, сверлившего ее взглядом, выражавшим презрение и любопытство. Она не опасалась Гульермо Калцабиджи и хотела посмотреть на его брата — мужчину, жившего отшельником на верхнем этаже и окруженного книгами и музыкой. Гульермо говорил о нем с восхищением и любовью.
— Что ты здесь делаешь? — спросил мальчишка, подняв брови и вперив в нее нахальный взгляд.
— Меня пригласили спеть твоему дяде Раньеро.
— Спорю, у тебя ничего не получится. Спорю, ты ничего не умеешь делать как следует.
Айша сунула руку в карман и вынула колоду карт, которая не позволила ей и Флорусу скучать во время путешествия через Атлантический океан. Она протянула карты мальчику.
— Вытащи одну. Не показывай ее, но запомни. — Разумеется, мальчик послушался. — А теперь положи карту обратно. — Прислонившись к стене, Айша перетасовала колоду и протянула мальчишке карту: — Вот твоя карта, дитя мое.
Тот взглянул на карту, и глаза его полезли на лоб.
— Да! Как раз та, которую я вытащил!
— Карта трефовой масти. Сколько всего трефовых карт?
Мальчик вернул ей карту:
— Какое это имеет значение?
— Десять, — сказала Айша. — Никто не учил тебя считать? Хотя бы до десяти? В этой колоде шесть таких карт. Поэтому все гораздо проще. Вот, смотри, я покажу тебе, как это делается.
Оба сели на пол и начали играть в кости, бросая их в расправленный фартук Айши, чтобы никто ничего не услышал. Было смешно наблюдать, как мальчик учится считать, скрывая, что не умеет этого. Айша поняла, что он довольно смышлен, просто никто и ничему не учил его. Играть было весело, но оба говорили тихо, считая себя заговорщиками. Наконец послышались шаги, и Айша тут же вскочила. Мальчик подмигнул ей, когда отворилась дверь.
Айшу провели в комнату, заставленную книгами. Почти все свободное место занимали аккуратно разложенные стопки бумаг. Деревянная мебель и фортепиано были отполированы до блеска. Красивые восковые свечи в серебряных канделябрах весело мерцали. В их свете Айша отчетливо увидела Раньеро де Калцабиджи. Он не встал из-за стола, но она заметила, что это высокий и хорошо сложенный мужчина с правильными чертами продолговатого лица. Черные глаза внимательно смотрели на нее. Раньеро можно было бы назвать красивым, если бы не кожа, местами покрытая красными пятнами, а местами — белыми. Показалось, будто он то краснеет, то становится мертвенно-бледным. Это так смутило Айшу, что она остановилась в нескольких шагах от стола.
— Подойди, — сказал Раньеро и иронически добавил: — Это незаразно.
Айша пожалела, что выказала смущение. Младший Калцабиджи нахмурился, заметив ее досаду. Другой молча рассматривал ее. Румянец на щеках Раньеро мог быть следствием лихорадки, ибо его глаза блестели, а губы пересохли. Проявляя нетерпение, он то и дело потирал предплечья сквозь тонкий батист белой сорочки.
— Вот до чего я дошел, если моя семья развлекает меня, приводя домой служанок.
Лицо Гульермо вытянулось, Раньеро поднял голову и похлопал его по руке, словно извиняясь за свое нелюбезное замечание. Айша подумала, что тот заболел, а настойчивый брат вытащил его из постели. Вскочив со стула, Раньеро подошел к фортепиано, сел на табурет, не спуская глаз с Айши, и коснулся клавиш. Прозвучала и угасла чистая нота. У мадемуазель Антуанетты было фортепиано, привезенное из Италии, но она редко играла, так что этот звук Айше был почти незнаком.
— Послушай еще раз, затем спой мне эту ноту.
Раньеро нажал на ту же клавишу, и Айша спела эту ноту так, что она прозвучала, как припев к креольской песне, и тут же добавила к ней еще одну ноту, длиннее.
Удивленно приподняв брови, Раньеро взглянул на брата и почесал затылок.
— Вот эти три.
Он сыграл три ноты, и Айша повторила их.
— И пониже.
Голос Айши понизился. Казалось, он устремляется в глубины моря, а что-то несется в бездну в нескольких дюймах перед ней. Пальцы Раньеро дошли до высокого регистра клавиатуры и замерли.
— Превосходно!
— Пусть она споет что-нибудь по собственному выбору. Тогда ты все поймешь.
Раньеро Калцабиджи поднялся с табурета и встал рядом с Айшой.
— Пусть будет так.
Айше не хотелось повторять песню, которую она пела сегодня днем: та звучала скорбно и ярко напомнила ей о длинных, жарких ночах в «Каскадах», когда одни рабы будили других жалобными песнями об утраченной любви. Она исполнила песенку о поре жатвы, которая рассказывала о сборе бобов, когда один человек работает на грядке, тянущейся через все поле. Айша покачивалась в такт мелодии; ее голос звучал то звонко, то глухо. Раньеро де Калцабиджи расхаживал перед фортепиано, а Гульермо опустился на стул и наблюдал за обоими, подперев голову руками. Когда песня закончилась, Айша взглянула на Раньеро, не понимая, заработала ли она еще три ливра или эти странные итальянцы вот-вот вышвырнут ее на улицу.
— Подумать только! — Раньеро снова сел на табурет. — О чем была эта песня?
— Говори же, девочка, — подбодрил Айшу Гульермо. — Рассказывай.
Айша пожала плечами.
— Она очень проста, — наконец ответила она.
— Тогда подойдут односложные слова. — Раньеро крепче обхватил свои предплечья, и Айша поняла, что кожа его все время зудит и ему мучительно прикоснуться к чему-либо. Он также не выносил, когда кто-то прикасался к нему. Айша жалела его, но встречала болезни куда ужаснее у своего народа. Айша снова пожала плечами: верно, содержание этой песни можно было объяснить одним словом.
— Ну? — нетерпеливо произнес Гульермо.
— Это песня о страсти.
Раньеро захохотал. Он ухватился за край табурета, чуть качнулся и снова выпрямился. Его глаза блестели.
— Твоя откровенность похвальна. — Он взглянул на Гульермо. — Брат мой, это не совсем то, что ты обещал мне.
— Нет, это именно то! К черту лирику! Самое главное — свойство ее голоса. Ты ведь этого и искал, когда писал свои сочинения.
— Конечно же, ты незнакома ни с одной оперой, — заметил Раньеро.
Айша покачала головой:
— Мои песни предназначены для работы и отдыха. Та, которую я пела на ярмарке, исполняются мужчинами: один мужчина собирается покончить с собой, потому что любимая им женщина отдала предпочтение другому.
— Вот именно! — воскликнул Гульермо. — Замечательное контральто. Представь, как ее голос, к примеру, будет контрастировать с сопрано Камиллы.
— Хорошо, хорошо. Ты ведь выступала на сцене? — Айша снова покачала головой, но Раньеро настаивал: — Однако у тебя ведь есть честолюбивые намерения?
— Я не вынашивал грандиозных планов, — вступил в разговор Гульермо. — Я лишь хотел, чтобы ты послушал ее голос и поставил его. Тогда она будет петь так, как ты задумал. И ты снова займешься привычным делом. Ты слишком давно пренебрегаешь работой. — Раньеро нахмурился, но Гульермо обратился к Айше: — Мой брат пишет либретто для опер. Его интересует такой голос, как у тебя. Ты сможешь исполнять определенные роли. Мы проведем эксперимент. Моя жена возьмет тебя в этот дом на несколько недель. Тебе дадут комнату в мансарде, и ты займешься работой по дому. Когда брат сочтет нужным, будешь заниматься с ним.
— Подожди, — прервал его Раньеро. — Петь на итальянском? Как же она выучит слова?
— Я умею читать. — Айша схватила лист бумаги и произнесла слово, написанное на нем: — Мета… стасио.
Заметив их удивление, она уверенно вскинула голову. Это сулило работу и крышу над головой, какими бы безумцами ни были эти двое мужчин.
Гульермо промолчал, а Раньеро задумался. Наверное, он угадал, что ей очень хочется остаться. Он не понимал причину этого, ибо не видел, как Айша последние дни брела от двери одной кухни к другой, а ее прогоняли отовсюду. Раньеро не видел, как она съеживалась, когда конная гвардия или городская полиция двигались мимо нее. Он не видел, как она торчала на улице перед парижскими «Братьями Бертран» и уходила, так и не решившись попросить у банкиров свои деньги.
Айша мяла в руках листок с нотами. Раньеро подошел к ней, вырвал листок у нее из рук и разгладил на столе. Он оглянулся на Айшу через плечо.
— Вы получите от моей невестки десять су в день. За два часа занятия музыкой после работы я добавлю еще пять. Пятнадцать су в день. Музыкой будете заниматься четыре часа. Двадцать су в день на всем готовом. Идет?
— Да, месье.
— Великолепно! — воскликнул Гульермо. Он встал и указал Айше на дверь. — Ты отужинаешь вместе с нами? — спросил он Раньеро.
Тот покачал головой:
— Тогда все станут такими же безумцами, как и я. Пусть принесут мне ужин сюда. — Он одарил Гульермо теплой улыбкой. — Жду новую ученицу завтра вечером, в семь. — Раньеро кивнул Айше.
Гульермо и Айша вышли в коридор, где все еще ждал мальчик. Как только Гульермо затворил дверь, из комнаты донеслась приглушенная мелодия. Гульермо улыбнулся, но выражение его лица изменилось, когда сын залез в карман передника Айши и вытащил оттуда игральные кости, да так торопливо, что те выпали у него из рук.
— Что это такое?
Мальчик смотрел на кости, лежавшие у его ног.
— Это кости, папа. Две одинаковых: смотри, две тройки. Получается шесть. — Он торжествующе посмотрел отцу в глаза. — Это она показала мне, — торопливо пояснил мальчик, взглянув на Айшу.
— Хорошо, а теперь ты покажи ей, где находится буфетная. Отведи ее вниз, к повару, и пусть она присмотрит за тобой, пока ты ужинаешь.
Айше он ничего не сказал, даже когда мальчик снова засунул игральные кости в карман передника и ухватился за ее рукав.
Она последовала за мальчиком.
Проведя месяц в доме Калцабиджи, Айша поняла, что образ жизни этой семьи зависит от капризов жены Гульермо. Эта женщина ранее была замужем за генералом де ла Моттом. Члены семьи и друзья всегда именовали ее Генеральшей. Она происходила из средних слоев, любила общество, к тому же занялась делом. В глубине сада в Пасси бил природный источник; из его свежей воды она готовила микстуру, прозванную «Золотыми каплями». По общему мнению, эта микстура лечила все — от зубной боли до болотной лихорадки. Большую часть недели Генеральша проводила вместе с прислугой в пристройках, окружавших задний двор, и та под ее руководством наполняла бутылки, закрывала их пробками, наклеивала ярлыки и упаковывала их. Хозяйка сама готовила это зелье, чтобы остальные не проведали, какие ингредиенты в него входят. Зелье содержало значительное количество эссенции цветка горечавки. Обнаружив, что Айша знакома с цифрами, хозяйка позволила ей вычислять заказы и выписывать счета, которые вместе с микстурой разносили доставщики. Таким необычным способом, благодаря именам и адресам клиентов, беседам с возчиками, Айша начала составлять представление о различных кварталах Парижа.
Продажа «Золотых капель» зависела от спроса, поэтому в те дни, когда не было покупателей, все работали по дому. Домашняя прислуга состояла из поварихи, трех служанок, швейцарца (он открывал парадную дверь и в случае необходимости напускал на себя свирепый вид), личной служанки Генеральши, дворецкого, кучера, лакея и садовника. Экономки не было, поскольку хозяйка полагала, будто всем в доме управляет сама. В действительности домочадцам приходилось кое-как справляться со всеми делами. Когда возникали трудные ситуации, от Генеральши доставалось всем. Тогда повар и одна из служанок, весьма чувствительные особы из Милана, разражались слезами. Синьор Гульермо де Калцабиджи, видя такие сцены, велел запрягать экипаж и отправлялся навещать друзей или в оперу, чтобы не мешать жене бушевать и угрожать увольнениями, чего так и не происходило.
Часть дня Айша проводила вместе с Эдуардо, младшим сыном единственного из детей Калцабиджи, жившего в этом доме. Мальчик занимал небольшую комнату для уроков наверху, рядом с апартаментами дяди, где было много книг и бумаг. Здесь он вместе с Айшой часами рисовал географические карты, что было увлечением Эдуардо, играл в карты, рассматривал большие иллюстрированные тома из библиотеки дяди. Он позволял Шарлотте обучать его полезной части математики и читать с ним хорошую литературу. Только в этих двух областях она была осведомлена больше, чем мальчик. Калцабиджи собрали прекрасную библиотеку современных драматургов, и Айшу очаровал Мариво. Она читала Эдуардо самые забавные отрывки из него.