Из уст этой крохи фраза прозвучала комично. Марина Ивановна улыбнулась, но не сдалась: — В чем-то вы правы. А сейчас — все по домам! Старик вдруг резко выпрямился и, взявшись за руль, сказал: — Кажется, поехали. И вправду, машины стали понемногу продвигаться вперед. Мы — вместе с ними. Наконец поток машин разогнался и значительно поредел. — Через пять минут будем на месте, — заверил старик. Но я от этого заверения только расстроилась. — На обратном пути расскажете, что было дальше? — Да что там рассказывать, — между делом сказал он, и я поняла, что рискую не узнать, чем все закончилось. По прибытии я молниеносно сбегала в кассу театра, купила билеты и вернулась в машину. К счастью, на обратном пути мы «догнали» еще одну пробку и встали надолго. Старик продолжил рассказ. В тот вечер Марине Ивановне удалось отправить нас по домам, но она твердо пообещала, что назавтра мы непременно пойдем в музыкальный кабинет и заберем наши деньги. Нужно ли говорить, что утром мы все снова собрались в кабинете черчения. Это был первый день новогодних каникул. В школе, кроме нас, сторожа и уборщиц, никого не было. Ровно ко времени, в девять утра пришел папа Нади Перфильевой и принес с собой все, что было нужно для изготовления макета. Он распределил между нами задания, и дело пошло. В двенадцать часов дня Марины Ивановны в школе еще не было… Включившись в работу, мы за три часа отмахали чуть ли не половину макета. Пятеро самых умелых под руководством архитектора кроили белый картон и клеили здание школы. Кто-то сколачивал щит, другие резали стекло для ледяной глади пруда. Самохина укладывала ватный сугроб, Тася Калинкина мастерила новогоднюю елку, а я лепил фигурку конькобежца, который должен был кататься по льду. Никто из нас не заводил речь о событиях вчерашнего дня. Пообещав никому не говорить о пропавших деньгах, мы все, как один, держали слово. Марина Ивановна пришла в пять часов вечера. Осмотрев нашу работу, она поразилась: — Как много сделали!! Стало ясно: она специально пришла позже, чтобы дать нам поработать. — Осталось совсем немного, — сказал отец Нади Перфильевой. — Они доделают макет завтра. Но уже без меня. Мы не возражали. Каждый думал: «Скорей бы он вышел из класса». И архитектор ушел. Настал долгожданный момент, когда, рассевшись по партам, мы ловили каждое слово учительницы. — Ждите меня здесь, — сказала она. — Только не шумите. Я скоро вернусь. Марина Ивановна вышла из класса, и до тех пор, пока она не вернулась, нами не было произнесено ни одного слова. — Вот! — появившись в классе, Марина Ивановна показала нам ключ. — Кто пойдет вместе со мной? Все разочарованно загудели: — У-у-у-у-у! — Что? — удивилась Марина Ивановна. — Хотите пойти все? — Все-е-е-е! — А если нас кто-то увидит? Как мы все объясним? — Школа — пустая! — заверил ее Митин. — Ну, хорошо. Идемте, только тихо, — сказала Марина Ивановна и прижала указательный палец к губам. Все поднялись со своих мест и безмолвно, как призраки, проследовали за ней в кабинет музыки. Последним вошел я и плотно прикрыл дверь. В темноте раздался голос Марины Ивановны: — Включите кто-нибудь свет. Не нужно доводить ситуацию до абсурда… Я щелкнул выключателем. Вспыхнул свет, и все взгляды устремились на портрет Петра Ильича, который висел над школьной доской. — Снимать Чайковского? — спросил Шелегеда, поскольку он был самым высоким в классе и на физкультуре стоял первым. — Зачем же, — проронила Марина Ивановна и указала на учительский стол: — Придвинем его к доске. Кто-нибудь встанет и проверит, что за портретом. Мы передвинули стол, Васька Шелегеда влез на него и пошарил рукой за портретом. — Ну, что? — не выдержала Марина Ивановна. Она, конечно, волновалась, но мы переживали не меньше: стояли вокруг стола и все до одного смотрели наверх. — Васька-черт! Говори, что там? — у меня сдали нервы. Не вынимая руки из-за портрета, Шелегеда сказал: — Денег там нет… Мы начали обескураженно переглядываться. У всех было одинаковое выражение лиц: как будто нам что-то пообещали, а потом бессовестно обманули. — Как нет? — недоверчиво переспросила Марина Ивановна. — Ты хорошо проверил? — Да что там проверять. — Он вытащил руку из-за портрета и показал листок величиной в половину тетрадной страницы. — Только вот это. — Дай сюда! — Марина Ивановна забрала бумажку и, бросив на нее один только взгляд, сообщила: — Опять пляшущие человечки… Тогда мне показалось, что она вот-вот разревется. Но Марина Ивановна повела нас в кабинет черчения. Когда мы туда пришли, она взяла мел и перерисовала пляшущих человечков с бумаги на доску. — Сейчас мы с вами расшифруем послание. На этот раз оно было маленьким, всего пять слов. Вскоре весь его текст был записан мелом на школьной доске: «— инал/ истории/ зрим/ идите/ курсом/ альберта». В нем отсутствовала первая буква, потому, что в предыдущем послании не было такого пляшущего человечка. Поочередным подбором оставшихся букв алфавита мы нашли подходящую. И это была буква «ф». Таким образом, в законченном виде послание гласило: «Финал истории зрим. Идите курсом Альберта». Должен признаться, большей бессмыслицы в своей жизни я не встречал. Другие ребята отреагировали на нее каждый по-своему. — А в нашем классе Альберта нет! — обидчиво заявила Тася Калинкина. — Его нет во всей нашей школе! — по-командирски отрубила Люся Самохина. — Может быть, кто-нибудь из родителей?… — без особой надежды в голосе спросила Марина Ивановна. Я покачал головой и вдруг понял, что знаю только одного Альберта, и он был Эйнштейном. В тот же момент из-за парты вскочил Женька Митин. Он крикнул: — Физика! — И стал центром вселенной.