Поздним вечером Николай приехал к дому тёти Маши и вызвал Софью во двор. Она ждала его приезда и, как только он позвонил, тут же сбежала вниз. — Ну, что? — Отправили волос в область. Завтра будет предварительный результат по совпадению митохондриальной ДНК. — С трудом в это верится. Лобковому волосу убийцы уже двадцать лет. — ДНК этого типа полностью сохраняется, пока существует волос. — Уверена, что совпадение будет. — Я говорил с шефом. Мы решили: если завтра всё подтвердится, мы запросим официальное разрешение на забор биоматериала Рылькова. Вот только боюсь, что до этого времени Рыльков не доживёт. — Почему? — Шеф позвонил Ленкиному деду… — Илье Ефимовичу? Зачем? — Вероятно, Лейбман заплатил, чтобы иметь актуальную информацию. Он тут же приехал в отдел. О чём они говорили, не знаю, но после ухода Лейбмана шеф заперся в своём кабинете и крепко напился. — Ты думаешь, что Лейбман убъет Рылькова? — предположила Софья. — Это без вариантов. Считай, что смертный приговор Рылькову уже подписан. — А мне на это плевать. Пусть хоть так, но зло будет наказано. — А вот мне — нет. Чувствую себя соучастником. День шестой В летнее кафе на окраине парка, где была назначена встреча, Анна пришла с объёмной сумкой. — Что там у тебя? — спросила Софья. — Подарок Соколову на юбилей от учителей нашей школы. — Сколько ему исполняется? — Пятьдесят. — А мне казалось — намного больше. — Учитель и ученик — два разных поколения, даже если разница в возрасте всего десять лет. — Что дарите? — Шлем для картинга, специальный, с разными наворотами. — Зачем ему шлем? — Как зачем? — удивилась Анна. — Павел Алексеевич — мастер спорта по картингу. — Да ну?.. — А ты разве не знала? Он был тренером в детской спортивной школе. — Да-да… Что-то припоминаю. Мальчишки из нашего класса у него занимались. — Но я позвала тебя сюда не за этим. — Анна достала картонную папку для рисования и шлёпнула ею о стол: — Вот! Забери, а мне отдай ту. Я перепутала. — Что значит — перепутала? — растерялась Софья. — Вместо Ленкиной папки я отдала тебе свою. Они очень похожи. Ты же помнишь, и у тебя тоже была такая. — Моя вряд ли сохранилась… — проронила Софья. — А у матери всё на месте, в том же шкафу. — Ты уверена, что та папка твоя? — Софья открыла папку и стала перебирать рисунки. — Но эта же — Ленкина. Значит, в прошлый раз по ошибке я отдала свою. А тут сунулась в шкаф, дай, думаю, посмотрю. Открыла и сразу всё поняла. — Я тоже всё поняла. — Софья переворошила рисунки и выбрала тот, на котором был вид из окна Марты Самуиловны. — Вот, посмотри! — Что в нём удивительного? — не поняла Анна. — А я тебе расскажу. — Софья ткнула пальцем в рисунок Лены: — Здесь нет памятника. — Ну… — Его здесь нет, потому, что из вашего окна памятник космонавтам не виден. А на твоём рисунке он есть. Значит, твой рисунок был нарисован в другой квартире. И я знаю где. — Откуда? — побледнев, проронила Анна. — Николаю стало известно, что у Рылькова был ключ от двенадцатой квартиры, и он приводил туда женщин. Мы думали, что у него была связь с Леной Лейбман. — Нет! — Зажмурившись, Анна помотала головой. — Нет! Это неправда! — Его любовницей была ты? — спросила Софья, и Анна кивнула: — Да, я встречалась с Рыльковым в той квартире. — Тебе нужно всё рассказать Николаю. — Мне бы не хотелось… — Придётся. — Софья позвонила Николаю, и он немедленно приехал в кафе. Усевшись за столик, спросил: — Что у вас стряслось? Откуда такая спешка? — Тот рисунок рисовала не Лена, — пояснила Софья. — И у неё не было связи с отчимом. Любовницей Рылькова была Анна. Николай удивлённо посмотрел на Анну: — Правда? Анна кивнула: — Да. — Когда это началось? — За полгода до исчезновения Лены. — Она знала об этом? — Догадывалась. Из-за этого мы с ней поссорились. — В ту ночь Рыльков приезжал на пляж к тебе? — Ко мне. Мы сразу пошли на квартиру и провели там всю ночь. — Почему ты не рассказала об этом следователю? — Неужели не ясно? Рыльков был женат. — Значит, Рыльков всю ночь был с тобой? А потом? — Утром уехал в Зеленодольск. Он был в командировке.