Часть 19 из 40 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Постараюсь, — неуверенно пожал плечами Олег. — Вроде, спокойно всё.
— На тебя надеюсь! — напомнила боярышня, словно была тут самой главной. — Что-то есть не хочется. Рада! Давай, снедай по-быстрому и ко мне приходи. Мерзну.
Ночные смены распределили, как и в прошлый раз: Базану — вечернюю, ведуну — ночную, боярину — предрассветную. Середин, спутав коням ноги, обсыпал лагерь тонкой линией толченого угля, завернулся в шкуру и провалился в глубокий сон.
Он в очередной просыпался, шел к холодильнику, высыпал сваренные накануне макароны на сковороду, заливал яйцом, торопливо ел, после чего сбегал вниз, садился на мотоцикл и мчался, вдыхая ароматные сизо-белые выхлопные газы. Потом открывал кузню, разогревал уголь. И всё было бы хорошо, кабы не струя вентилятора, что выбила из горна один уголек, и тот упал ему прямо на запястье…
Олег открыл глаза, потер левое запястье, к которому плотной тряпицей был привязан крестик. Больно, конечно, — но лучше не снимать. Пару раз он уже попадался, переложив амулет в карман, а потом забыв прикрепить его обратно. Спокойнее потерпеть, чем остаться без предупреждения, когда нежить какая-нибудь явится.
Ведун приподнял голову, оглядывая лагерь. Холоп сидел у еле тлеющего костра, экономя дрова. Судя по позе — не спал. Вокруг стояла тишина, через заговоренную черту никто не рвался. Хотя, конечно, тут не болото, нежить стаями не мечется. Может, кто темный и незаметный тихо прорваться пытается — но это не страшно. Пока человек линию не порвал — духам ее не одолеть.
Середин опять закрыл глаза, опустив голову на мех, и подумал о боярине Радуле. Ведь наверняка изборский князь ему не меньше серебра отвалил, чем самому Олегу. А меч у него — булат высшего класса. Такой один целой деревни стоит. И конь редкостный. И всё это здесь, рядом. Только руку протяни и возьми. Боярин сейчас спит. Подойти тихонько, резануть ножом по горлу — и никто не узнает, как разбогател вольный охотник…
Ведун услышал шевеление возле сумок, схватился за рукоять сабли, откинул край шкуры, рывком вскочил:
— Ах ты, гнусь!
Холоп, что пытался развязать его мешок, развернулся, выхватил меч и оскалился. В красном от углей свете зубы показались рядками кровавых клыков. Базан рубанул — неумело, из-за головы. Олег отступил, вскидывая саблю вверх и давая клинку воришки соскользнуть с нее в сторону. Тот ожидал весомого отпора, а потому по инерции пролетел вперед вслед за тяжелым клинком, оказавшись от ведуна на удалении полуметра, а потому рубануть его Середин не смог и просто ударил в лоб оголовьем рукояти.
Мальчишка молча рухнул на спину — но было уже поздно. На шум из-под полога выскочили обе девицы. Рада остановилась, раздумывая, а Пребрана рванула на себе рубашку, раздирая ворот до живота, кинулась вперед, чуть не сбив Олега с ног, и завопила в голос:
— Помогите, насилуют! Люди!!! Люди добрые! Смотрите! Смотрите на него! Он меня…
Промелькнуло что-то светлое, похожее на детский эмалированный горшок, и смахнуло девушку, как муху. Пребрана ватным кулем откатилась к своей служанке, которая, пользуясь моментом, уже лезла Олегу в суму. Причем не в суму с деньгами, а в ту, что с кузнечным инструментом.
— Боя… — указал было Радулу на нее ведун, но увидел его оскаленное лицо и шарахнулся в сторону. В тот же миг рядом прошелестело что-то массивное, со смачным шлепком врезалось в землю. — Ты чего, боярин?
— Щ-ща… — Тот замахнулся снова.
Середин вскинул было по привычке саблю, но вовремя сообразил, что против палицы эта тростинка не спасет, и резко пригнулся.
Ш-ш-ш-ш-р-р-р-р — прошелестело над головой. Середин отскочил, облизнул губы:
— Боярин, ты чего?
— Что, бродяжка безродный, разжился серебром из княжеской казны? — с ненавистью пробормотал богатырь. — Не бывать такому, чтобы смерд простой богаче боярина был. Мое всё будет! А тебя здесь закопаю!
Он снова взмахнул палицей. Олег отскочил, оказался рядом с Радой, уже вытряхивающей инструмент на землю, и коротко тюкнул саблей вниз — оголовьем по макушке. Дабы на чужое не зарилась. Холопка шлепнулась лицом на железяки, а ведун с кувырком ушел от очередного удара.
— Ты с ума сошел, придурок? — зло спросил он. — Смотри, игры кончились. Я тебя сейчас, как бабочку на булавку, наколю.
Но Радул швырнул палицу вперед, и Середину опять пришлось отскакивать. Под ноги попались какие-то узлы, грохотнул щит. Ведун радостно нащупал рукоять, рванул вверх:
— Всё, теперь ты покойник!
Правда, защитное оружие оказалось неожиданно тяжелым — похоже, он хватанул не свой, а Радулов щит. Но всё равно — теперь он мог не бояться за свои кости. Принять палицу на щит, укол снизу — и можно грузить добро боярина себе на коня.
— Получай! — Прошелестела палица, оглушительно грохотнула деревяшка…
Середин понял, что он летит. Порхает, как старый конверт на сквозняке. В этот момент он всем телом врезался во что-то твердое, и настала темнота. Потом перед глазами поползли розовые круги, и, наконец, ведун смог поднять веки.
— Где ты?! — кружил вокруг полыхающего, как овин, костра Радул. Видать, весь хворост в огонь засыпал. — Где ты, трус?! Иди сюда и сразись со мной!
Середин тряхнул головой, поднес к глазам правую руку — в ней была зажата сабля. Поднес левую — та сжимала рукоять от щита. На рукояти сиротливо болталась одинокая полукруглая дощечка. Ведун, сплюнув что-то вязкое и солоноватое, откинул мусор и крадучись двинулся вокруг лагеря, собираясь зайти громиле за спину. Крестик слегка отпустил — жар стал не так силен. И Олег остановился. Весь его опыт, многолетний навык, инстинкт охотника за нежитью кричали: «Ты идешь не туда! Сперва уничтожь колдовство!».
Ведун остановился, повернул обратно, шаря по телу левой рукой… Как назло, кистень остался возле шкуры, в кармане косухи. И его охраняла могучая фигура киевского богатыря. А сталь против магического существа может и не подействовать.
Крест с каждым шагом жег его всё сильнее, пока боль не перехлынула порог, за которым Середин перестал различать, теплее или холоднее становится серебро. Понятно было главное: нежить где-то здесь, совсем рядом! В пляшущем свете костра никаких существ разглядеть не удавалось. Только лес — сосны, мягкая подстилка, лиственница…
Стоп!!! Никаких лиственниц тут вечером не стояло…
Ведун замер, потом попятился на два шага и с размаху рубанул по странному стволу. Сабля впилась глубоко в плоть… И в тот же миг перед ним открылся глаз — огромный, с человеческую ладонь. Долгое, долгое мгновение они с нежитью созерцали друг друга в упор. Потом Олег снова взмахнул саблей — но нежить, видом и размерами похожая на дерево, скакнула, растворяясь во мраке, и на Середина обрушилась огромная, нестерпимая усталость. Он с трудом удержался, чтобы не сесть, не упасть прямо там, где стоит, на лесную подстилку и не уснуть.
У костра с шумным выдохом сел на бесчувственного холопа богатырь.
— Эй, боярин! — попытался крикнуть ведун, но из горла вырвался только слабый шепот: — Боярин, ты еще хочешь меня убить?
Вместо ответа Радул поднялся, с видимым усилием сделал два шага до своего ковра и рухнул на него. Олег, волоча саблю по земле, дошел до лагеря, обогнул костер. Подумал о том, что нужно восстановить линию вокруг лагеря, но тело его уже забиралось в мягкий мех, прикрываясь краем шкуры.
— Ведун…
Олег взвыл от боли, вскочил и шарахнулся в сторону от богатыря. Потом расстегнул ворот рубахи, сдвинул его к плечу… Весь бок и левая рука до самого локтя представляла собой один огромный кровоподтек.
— Электрическая сила!!! — Середин полуприкрыл глаза и застонал.
— Мне тут сон приснился недобрый, ведун, — виновато кашлянул Радул. — Я тебе пересказать хотел, да токмо вижу… Это… Щит мой расколотый у дерева валяется. И сумки твои раскрытые… Ну, и сабля тут, палица…
— Еще один такой сон, — с чувством ответил Середин, — и для поминального костра ты сможешь свернуть нас в трубочку.
— Прям не знаю, что на меня нашло, ведун, — виновато потупился могучий воин. — Ты, это… Ты не держи… Наговорил я тебе ночью… Не знаю… Не от души это… Ты это… Прости меня, что ли?
— Это не ты, — искреннее раскаяние боярина заставило Олега воздержаться от дальнейших подколов. — Это абас.
— Какой абас? — оглянулся по сторонам Радул.
— Тварь такая, нежить. Одна нога, одна рука, один глаз. Неуклюжая, на дерево похожа. Сама толком пакостить не умеет, но зато людей на преступления способна направлять. Что есть у кого гнусного глубоко в душе, то она всё наружу и вывернет. Кто красть начинает, кто людей резать, кто еще чего. Абас, одним словом. — Прикусив губу, Олег поправил рубашку. — Одного понять не могу: как он здесь оказался? Ворон сказывал, они только в Сибири живут. Или, как попрошайка говорил, «за Булгарией».
— Значит, честно он нас упреждал?
— Не уверен, — сморщился ведун. — Может, предупреждал, а может — завораживал. Иначе чего мы тут все оказались? Чего нас сюда понесло? В общем, либо знал колдун наш, что еще у Себежа отметился, про абаса, либо специально его сюда вызывал. В любом случае, враг это опасный, ухо нужно держать востро. Одного не пойму — чего он к нам так привязался?
Олег наклонился было свернуть шкуру — и опять взвыл от боли.
— Дай, я, — попросил боярин. — Ты отдохни.
Единственное, что могло утешить Середина в этой ситуации, так то, что прочие его попутчики, прячущие друг от друга глаза, выглядели не лучше. У Базана на лбу выросла такая шишка, словно вот-вот должен открыться третий глаз. Раде железки, в которые она рухнула, посекли все лицо. Пребрана имела распухшее ухо и синяк во всю левую щеку, куда пришлась оплеуха богатыря. Показываться в таком виде на людях не хотелось никому — но еще меньше хотелось остаться у ручья еще на одну ночевку. Разумеется, в отличие от Олега, они могли спокойно шевелиться — ни руки, ни бока при каждом движении не болели. Зато ведун имел куда более важный плюс: поддавшись влиянию абаса, он всё-таки не успел натворить ничего, за что сейчас пришлось бы краснеть. Однако… Однако, глубоко в душе он, оказывается, жаден, как скупой рыцарь. Чуть не зарезал Радула ради полкило серебра и меча с лошадью… Неужели правда?
Завтракать не стали — навьючили лошадей, поднялись в седла и широким шагом выехали обратно на тракт. Но не успели одолеть и двух верст, как крест на запястье начал плавно наливаться теплом. Середин придержал гнедую, поднялся на стременах, оглядываясь по сторонам. Справа тянулся лужок с несколькими кустами вербы, слева пологий гладкий склон уходил к воде.
— Где-то здесь он… — пробормотал Олег. — Проверяет, кто после ночевки выжил. — И он громко, в голос, пообещал: — Зря прячешься, черная душонка! Всё равно я тебя найду и наизнанку выверну! Беги, колдун, беги! Не то будет поздно.
В ответ луг внезапно зашелся утробным зловещим хохотом. От неожиданности кони захрапели и понесли, отказываясь слушаться поводьев. В первую минуту Середин, вырвавшийся вперед, попытался управиться с кобылой, но потом махнул рукой и только пригнулся к гриве. Лошадь не мотоцикл — в стену не врежется, на таран не пойдет. Выдохнется — сама на шаг перейдет.
Так и получилось. Бешеной скачки хватило от силы на полчаса, после чего гнедая, устало хрипя и мотая головой, затрусила мелким шагом. С губ, из-под ремней упряжи падали крупные хлопья пены. Немного погодя подтянулись и остальные путники. Кони у всех дышали тяжело, прядали ушами, кивали головами в такт каждому шагу. Однако останавливаться маленький отряд не стал — лошади после такой нагрузки выходиться нужно, остыть, дыхание успокоить. Потом уже, спокойную, поить можно. И в самую последнюю очередь — кормить. Не то не будет лошади — запарится, отечет, заболеет. Какой тогда с нее толк?
Дорога тем временем отвернула от реки куда-то в поля.
— Петлю тут Днепр делает, — пояснил богатырь. — Верст десять. А тракт прямо идет. Как Тумановку минуем, вскоре опять к воде выйдем.
— Святилище есть у Тумановки? — переспросила Пребрана.
— Как же без него? Люди, чай, живут.
— Зарям обеим дары хочу принести, на исцеление. — Девушка осторожно коснулась черной шеки подушечками пальцев и с надеждой спросила: — Остановимся?
— И мази хорошо бы купить на барсучьем жире, — добавил от себя Олег. — И хорошо бы, чтоб в состав входили мед, свинец и маковое молочко.
— Ты умеешь изготавливать снадобья? — удивился богатырь.
— А куда я денусь? — Ведун попытался пожать плечами и тут же застонал. — Против нежити и злых духов мало мечом махать. Их и травануть нужно уметь, и испугать, и отгородиться. Жаль, хлопот много с приготовлением. Травы многие только в определенный день и час собирать можно. Хвосты мышиные да змеиную кожу по полтора года сушить надобно в тени, в тепле, где-нибудь на чердаке. Мыло варить тоже никто не даст — вонь от этого процесса месяца три выветриваться будет. Где мне этим заниматься? Оттого своих снадобий и не имею совсем. Не с руки.
Тумановка — деревенька на пять дворов — частокол имела чисто символический, годный разве против диких зверей. Похоже, в случае военной беды жители рассчитывали больше не на меч и отвагу, а на темнеющий за оврагом густой лиственный лес, к которому от ворот тянулись сразу три дорожки, не считая тропинок. Постоялого двора тут почему-то не было, но боярин договорился с хозяевами крайней избы, что путников пустят на сеновал, на чердак над длинным хлевом. Крестьяне были бы не против уложить гостей и в доме — но ведун напомнил Радулу про мстительного колдуна и посоветовал ночевать всем вместе, чтобы поодиночке не попасться. Причем отдельно от ни в чем не повинных людей.
Сложив вещи и оставив лошадей на хозяйской конюшне, все вместе они пошли к местному святилищу, что поднималось над деревней, чуть в стороне, на вершине взгорка правильной полукруглой формы. Олег даже подумал, что это — древний могильный курган. Хотя вряд ли люди стали бы ставить идолы богов на таком месте.
Внутри святилище выглядело весьма скромно — как, впрочем, большинство маленьких деревенских капищ. Три неизменных центральных идола — Сварога, Даждьбога и Велеса, — несколько второстепенных. В здешнем храме не оказалось Перуна и Похвиста, столь почитаемых в новгородском крае, не нашлось места для Макоши. Зато Триглава возвышалась почти рядом с главными богами, а Заря-Заряница, к радости Пребраны, была даже в двух ипостасях — Утренняя и Вечерняя. Разумеется, никаких алтарей тут не имелось, и свои подарки путники положили прямо на землю: два венка из собранных по дороге полевых цветов, крынку с тушеной свининой да четырех связанных за лапы цыплят, взятых на хозяйском дворе.
— Помоги нам, Заря-Заряница, — торопливо забормотала девушка, — помоги нам в исцелении, от ран кровавых в избавлении. Одари нас своею ласкою, избави от страданий и горестей.
Ей вторили холоп и служанка. Боярин положил две монеты к ногам Сварога. Впрочем, ему никакого исцеления не требовалось.