* * * Новый день выдался, как на заказ — светлый, теплый, безветренный. Князь Владимир стоял у стены Киева, у северных ворот, а далеко внизу, под горой, выше причалов для торговых кораблей, толпилось людей русских без числа. Они вошли в воду и стояли там кто по шею, кто по грудь. Подростки сидели в воде у берега, некоторые женщины держали младенцев, многие взрослые киевляне бродили, словно не находя места, но везде, куда они ни шли, у воды стояли священники, совершая молитвы. — Ты считаешь это обращением в новую веру, княже? Ты привел в город тысячи победителей, которые сейчас за тебя готовы порвать всех и каждого, ты отказался от своей доли, тем вдвое увеличив их добычу. Против тебя сейчас в Киеве даже собака тявкнуть побоится — враз желающие найдутся шею свернуть. Потому-то все в реку и полезли. — А ты почему здесь, ведун? — не оборачиваясь, спросил Владимир. — Ты не желаешь принять от меня истинную веру? — Наверное, приму, — кивнул Олег. — Но сперва ответь мне на один вопрос, князь Киевский. Ты клялся принять веру христовую, когда просил бога отдать тебе Корсунь. Потом — когда он вернет тебе зрение. Потом — когда собрался жениться на византийской принцессе. И, наконец, сегодня ты звал народ креститься вместе с собой. Так скажи, княже, — а когда ты намерен креститься сам? — Я? — На этот раз Владимир соизволил повернуть голову к ведуну. — Никогда. Не собираюсь изменять вере отцов, что не первый век от победы к победе, от богатства к богатству нас ведет. Что родилась от земли русской и с молоком матери во мне выросла. — Тогда зачем все это? — указал на реку Олег. — А ты забыл, ведун, как всего три месяца назад какой-то жалкий волхв меня чуть со стола княжеского не сковырнул? — Но ведь нет этого волхва более! — Плохим князем я бы был, ведун, коли просто победой ограничился. Победить мало. Надобно всё так сотворить, чтобы опасность истребленная снова зародиться не смогла. Посему отныне в пределах русских не волхвы, а попы будут сидеть, что главному митрополиту подчиняются. Никто из них от себя, от своего бога лишнего сказать не посмеет — не то его самого тут же другие, верные попы изведут. Один бог, один хозяин. Так надежней, и в руках держать проще. — А если через священников базилевс начнет тебе свою волю диктовать? — Ужели ты не понял, ведун? Царьград — не Рим. Коли что не так — дружину на коней посажу и через месяц там буду. Поверь, кованые сотни смогут быстро показать, кто из нас с базилевсом действительно прав. — Мечом ты можешь покорить тело, но не душу, княже, — вздохнул Олег. — Ты думаешь, хоть кто-то из тех, кто сидит сейчас в реке, действительно уверовал в нового бога? — Какая разница, ведун? — пожал плечами великий князь. — Вера не от бога и не от людей идет. Она идет от земли русской, земли-матушки. Не святилища делают молитвенные места священными. Наоборот — на священных местах воздвигают идолов. Я велю сносить капища, а на их местах строить церкви. И люди станут приходить на те же места, где веками молились их предки. Они увидят в церкви тех же богов — но нарисованных на досках, а не вырезанных из дерева. Летом в церкви прохладнее, а зимой теплее. В них красиво, много золота и бронзы. Греки умеют красиво петь и одеваться. Людям понравится. Они привыкнут. Они начнут молиться земле новым способом. Но теперь больше нигде не появятся волхвы, которые считают себя умнее других, которые становятся главными и незаменимыми в своих святилищах и на которых нет никакой управы. Власть должна быть одна! Княжеская! И никаких других. — Может, ты и прав, княже, — молвил Середин. — Да токмо берегини наши для греков дьяволицами станут, травники — бесами, полевики — нечистью болотной. Даже из Бабы-Яги — и то пугало сотворят. — Не может такого быть, — отмахнулся Владимир. — То ж от веков наши помощники! Олег в ответ только вздохнул. Потом спросил: — Скажи, княже, а сумки, с которыми я к тебе приехал, вещи и припасы мои где? — У тиуна спроси, он куда-то убрал. Ты, никак, уезжать собрался? — Я ведун, великий князь. Ведун, а не отшельник. Для меня в христианстве места нет. — Смотри, не прогадай. — Никогда не знаешь, чем обернутся сегодняшние благие намеренья, княже. В пути увижу. — Ну, что же. Тогда прощай, ведун. Коли надумаешь вертаться, советчиком моим называйся. Пропустят. — Спасибо на добром слове, княже. И тебе — прощай. Эпилог Анна встретила монаха в своей светелке, под самой крышей жилого дома в детинце, где из распахнутого окна открывался вид на полноводный Днепр и бескрайние поля за ним. — Я хотела бы поблагодарить тебя, отче, — скромно начала она, — за помощь твою, за советы об обычаях русских, о нравах и привычках здешних. — Всегда рад помочь, дитя мое, — с улыбкой поклонился Ираклий. — А теперь ответь мне, отче. Кто я, по-твоему? — Ты — порфирородная Анна византийская, сестра базилевса Василия, госпожа. — Я так и знала, что ты ошибешься, грек, — вскинула подбородок женщина. — Имя мне — Анна, великая княгиня земель русских. Русских, а не византийских, Ираклий. Русские честны и наивны, но я выросла в другом мире и знаю, откуда берутся беды, о которых мне поведали мои новые служанки. И я не хочу, чтобы на моей, на моей, Ираклий, земле похожие пакости возродились снова. Поэтому слушай внимательно и запоминай, отче. Коли на Руси внезапно чудеса всяки начнут твориться: иконы плакать, знамения являться, пророчества возникать, что супротив князя или меня направлены, коли кто-то вдруг званием русским тяготиться начнет, иное имя племени своему придумывать и свободы искать, коли кто-то неведомый заместо нас бедами русскими озаботится — тебя, именно тебя, Ираклий, посадят на кол, обитель вашу развалят по камушкам, а братию всю вырежут до последнего. И я не пожалею всего своего приданого, чтобы нанять варягов для этого святого дела. — А если это сделает кто-то иной, госпожа? — Кто? На запад от Руси — язычники, на восток — магометане. Все они слишком чисты, чтобы придумывать подобные деяния. И только на юге есть Византия, которая считает себя самой умной. Поезжай туда, отче, и молись в своей обители богу о покое на моей земле. Я очень благодарна тебе за помощь, а потому дарую тебе два дня, дабы покинуть русские пределы. Если на рассвете третьего дня тебя заметит кто-то из моих подданных, тебя немедленно повесят. Да пребудет с тобою милость господа нашего, Иисуса Христа. Прощай. * * * notes Примечания 1 Следует напомнить, что Булгария и Болгария — разные страны. Первая находилась на Каме и Волге, вторая — на Балканском полуострове. 2 Евагрий Понтийский (346–399 гг.). Диакон и проповедник в Константинополе, затем (с 383 г.) монах в Питримской пустыне. Считается одним из провозвестников исихаизма — мистического течения в христианстве. Исихаизм возник примерно в IV веке, спустя несколько веков исчез вместе со своими тайнами и был возрожден в XIII веке как учение Григория Паламы, ставшее затем официальной доктриной Византийской церкви. 3 Этот факт являлся причиной того, что все армии, захватывавшие Рим или Византию, неизменно обращались с подобным «культурным наследием» так, как требовали погребальные обряды победившего народа: сжигали или захоранивали. 4 Китайская стена — стена из кит, то есть деревянных срубов, засыпанных камнями и землей. 5