В салон своего внедорожника она бросилась, как в убежище, отогнула солнцезащитный козырек, еще раз осмотрела себя в маленьком зеркальце. «Может, сделать перманентный макияж? Заодно неплохо бы нарастить ногти…» Сара сняла заколку – рыжие волосы рассыпались по плечам, – затем уложила длинные пряди так, чтобы они скрывали правую половину лица, захлопнула козырек и поехала в управление. В половине десятого она уже входила в величественное здание Главного управления полиции Осло. Здесь царила страшная суета из-за пожара в «Гёустаде», на нее никто не обращал внимания. За исключением Стефана Карлстрёма – тот разговаривал с офицером в вестибюле, но, как только вошла Сара, отослал подчиненного и направился к ней. Стефан на голову возвышался над остальными сотрудниками управления. Плечи устрашающей ширины, коротко стриженные волосы с сединой, цепкий взгляд, легкая, стремительная походка – весь его облик внушал впечатление, что этот человек – скорее полевой командир, чем кабинетный начальник. Стареющее лицо в соответствии с чином хранило суровое выражение, но при виде Сары на нем отразилось искреннее участие. Стефан внимательно осмотрел ее правый глаз, затем, не сказав ни слова, жестом позвал за собой. – Шеф, вас требует министр внутренних дел. Переключить звонок в кабинет? – подбежал к нему молодой полицейский. – Нет, скажите, у меня собеседник на другой линии, я перезвоню, как только закончу разговор. – Слушаюсь! – невозмутимо кивнул молодой человек – видимо, был привычен к неудобным приказам руководства. Пропустив Сару в кабинет, Стефан закрыл дверь и опустил жалюзи на застекленной стене, чтобы избавиться от взглядов сотрудников. Только после этого он порывисто шагнул к Саре, словно отец, одновременно разгневанный и счастливый оттого, что дочь наконец-то вернулась после ночных приключений. – Три вопроса. Первый: ты в порядке? Второй: почему ты мне не позвонила? Могла бы хоть сообщить, что ты жива! И третий: что происходит? – Прости, не было времени держать тебя в курсе, – вздохнула Сара. – Да, я в порядке, мне крупно повезло с командой – парни меня спасли. А что происходит, честно говоря, сама пока не знаю. И нам понадобится немало времени, чтобы разобраться. – Что с глазом? – Ничего, легкий ожог. Выгляжу как распоследняя уродина, но мне наплевать. Стефан пожал плечами: – Видал я тебя и в худшей форме, когда мы работали в ФСК. Но ты никогда не выглядела уродиной. Сара, смутившись, на секунду опустила глаза. Она ничуть не стыдилась близких отношений со Стефаном, которым сама же и положила конец давным-давно. Дело было в другом – сегодня ей меньше, чем когда-либо, хотелось задаваться вопросом, правильно ли она по жизни выбирает мужчин. – Ладно, извини, я просто расчувствовался, увидев тебя живой и относительно невредимой. Не надо было этого говорить. Поэтому скажу вот что: сегодня ты всем доказала, что не изменяешь своей привычке очертя голову бросаться в пекло. В буквальном смысле. Сара сделала вид, что шутка ее позабавила, и поправила волосы, чтобы они получше закрыли правую половину лица. – Ну, давай рассказывай, – потребовал Стефан. Она вкратце изложила хронологию событий, а когда закончила, начальник с озабоченным видом поерзал в кресле. – Ты права, с наскока разобраться в этой чертовщине не получится. Какой у тебя план? – Попробую расколоть санитаров Лунде и Сандвика. Проанализирую рисунки из палаты жертвы и допрошу директора Грунда, когда он придет в себя. – Хорошо. Со своей стороны могу предложить следующее… – Стефан облокотился мускулистыми руками о стол. – Я отправил людей разбираться с пожаром, жертвами и всей кутерьмой. Тебе этим заниматься не придется. Твоя задача – расследование убийства пациента. Знаю, ты не любишь работать в команде, но, поскольку дело назревает масштабное, я нашел тебе помощника. – Кого? – забеспокоилась Сара. – Норберта Ганса. Она с облегчением вздохнула. – Я знал, что тебе понравится! – заулыбался Стефан, глядя на нее с нежностью, но скорее отцовской, чем романтической. – Норберт – парень скромный, толковый и не ноет из-за переработки. Еще тебя приятно удивит, что он уже отчасти ознакомился с делом благодаря капитану Карл-ку, который привез сюда двух санитаров. Кстати, они в твоем полном распоряжении. Кроме того, я думаю, Норберт уже проявил инициативу и предпринял некоторые шаги, чтобы сэкономить тебе время. Сара молча поднялась с кресла. – Подожди! Сара, ты не обязана заниматься этим расследованием. Если… скажем так, психоневрологический антураж тебя напрягает, я могу поручить дело кому-нибудь другому. – Нет. – О’кей… Ну, береги себя. Хорошо? Сара кивнула, хотя именно сегодня не смогла бы поклясться, что выполнит обещание. Уже взявшись за дверную ручку, она обернулась: – Можешь на меня положиться. Как всегда, – и вышла из кабинета, так и не сказав Стефану, что рада его присутствию в своей жизни больше, чем он думает. Пусть даже для нее их связь осталась в прошлом. – Инспектор Геринген! В коридоре ее поджидал Норберт Ганс, молодой человек, похожий на идеального банковского клерка: в безупречном костюме, собранный, со скупыми жестами. Больше всего Сара ценила в нем то, что он знал о ее презрении к пустой болтовне и в разговорах быстро переходил к делу. – Рад снова поработать с вами. Обыски у санитаров, надзирателя и директора уже в полном разгаре. – Хорошо. Фотографии стен из палаты C32 получены? – Загружаются на ваш компьютер. Файлы тяжелые, в высоком разрешении, все будет готово через полчаса. – Где Элиас Лунде и Леонард Сандвик? Мне надо их допросить. Норберт Ганс повел инспектора к допросным комнатам, расположенным на подземном этаже здания. По дороге она налила себе крепкого черного кофе – уже жалела, что приняла таблетку транквилизатора, потому что препарат подействовал как снотворное, а тревожность не снял. «Идеальное состояние для того, чтобы вести допрос», – иронически подумала Сара. Выпив кофе одним глотком, она снова поправила волосы с правой стороны и вошла в комнату к Элиасу Лунде. Санитар, парень лет тридцати, сидел за пластиковым столом; свет от лампочки под потолком падал на круглое азиатское лицо с матовой бледной кожей. – Я инспектор Геринген, – сказала Сара, опустившись на стул напротив. Молодой человек затравленно уставился на нее. – Ваше имя? – Элиас Лунде. Она достала блокнот и сделала пометку. – Хорошо. А теперь, господин Лунде, я попрошу вас забыть о пожаре и сосредоточиться на событиях, предшествовавших смерти пациента, которого вы в «Гёустаде» зовете между собой Четыре-Восемь-Восемь. – Погодите… Мне бы очень хотелось забыть о пожаре и вообще о чем прикажете, но все-таки что там произошло? Все вдруг загорелось, раз – и уже полыхает, как будто коридоры облили бензином… Это же невозможно! Сара молча буравила его взглядом, выработанным за годы службы специально для таких случаев. В этом взгляде не было ни грамма сочувствия. Элиас Лунде опустил глаза. – Итак, расскажите мне, что произошло этой ночью. Санитар нервно покусал костяшку большого пальца и заговорил: – В общем… я, как обычно, делал ночной обход в секторе А и вдруг услышал крик. Почти сразу зазвонил дежурный телефон на этаже, но я был слишком далеко от него и решил бежать туда, откуда кричали, в палату Четыре-Восемь-Восемь. Вы правы, мы так его и зовем. Он сидел на полу, привалившись к кровати. Я сразу понял, что старик мертв, – он был белый как бумага и не дышал, а рот… рот был разинут, вот как-то так. – Элиас изобразил гримасу мертвеца и продолжил: – А руками он цеплялся за шею, будто душил себя… Честно, я слегка сдрейфил, когда его увидел… Не знал, что делать. А потом до меня дошло, что у него случилась паническая атака, за которой последовал сердечный приступ. – Что было дальше? – Мне вспомнились полицейские сериалы – там всегда говорят, что на месте происшествия нельзя ничего трогать, поэтому я сразу вышел в коридор. Тут подоспел Леонард, а за ним Аймерик, надзиратель из комнаты видеонаблюдения. Аймерик сказал нам, что уже сообщил в полицию о самоубийстве пациента. Мы-то с Леонардом понимали, что это чушь, но еще раз звонить вам и объяснять, что парень ошибся, побоялись – вы бы подумали, что мы и сами тут психи. Сара одобрительно кивнула, чтобы вдохновить свидетеля на дальнейшее повествование. – Ваш коллега Леонард добрался до палаты позже, чем вы. Почему? – Он колол пациентам снотворное, эта процедура требует последовательности и сосредоточенности, нельзя прерываться. Сара еще раз кивнула, что-то записав в блокноте. – Давно вы работаете в «Гёустаде», господин Лунде? – Пять лет. Если точно, с десятого февраля две тысячи одиннадцатого. – Расскажите мне о пациенте Четыре-Восемь-Восемь. Санитар поскреб в затылке, как будто его внезапно укусил комар. – Ну, вообще-то о нем мало что известно. Он страдал амнезией и ни с кем не разговаривал. – То есть за пять лет вы ни разу не слышали его голоса? – Только когда он кричал. – А эти цифры, «четыре, восемь, восемь» у него на лбу? Вы знаете, откуда они взялись? – Понятия не имею. Другие санитары говорили, что шрамы уже были, когда он поступил в «Гёустад». – Сколько раз к нему приходили посетители за то время, что вы там работаете? – Посетители? – удивился Элиас. – На моей памяти ни разу. И мне говорили, что его никто не навещал в больнице все тридцать с чем-то лет. Или сорок. Регистрационные журналы наверняка сгорели в пожаре, так что Сара понимала – проверить слова санитара вряд ли удастся.