В этот момент у нее зазвонил мобильник. Опасения оправдались: эксперт по телекоммуникациям сообщил, что номер, полученный от Сандвика, одноразовый и срок его действия истек. Отследить местоположение телефона, на который звонили, невозможно, потому что сим-карта, судя по всему, уничтожена. Сара невозмутимо поблагодарила парня и сунула мобильник в карман. Оставалось выяснить еще кое-что, и она, не в силах устоять на месте, прошлась по камере. – Господин Сандвик, ваш коллега Элиас Лунде сказал мне, что в последнее время пациент Четыре-Восемь-Восемь все чаще впадал в буйство. Вы не знаете почему? Может, что-то изменилось в его курсе лечения? Вы увеличили дозу ЛС-34? Леонард Сандвик, сидя на койке, уперся локтями в колени и уронил голову в ладони. – Если б я знал, что все закончится именно так, ни за что бы этого не сделал… Да, я увеличил дозу ЛС-34, потому что мне приказали. – Ваш таинственный собеседник, я полагаю? – Да. – А зачем? Санитар умоляюще посмотрел на Сару снизу вверх: – Вы обещаете защитить моих жену и дочь? – Отвечайте на вопрос. – Нет, сначала поклянитесь, что защитите их! – Их возьмут под охрану как свидетелей по делу, если возникнет необходимость. – Дайте слово! – Хорошо, даю вам слово, – уступила Сара. – А теперь скажите мне, зачем понадобилось увеличивать дозу ЛС-34. – Я думаю, это его и убило… Они зашли слишком далеко… – Господин Сандвик! – нетерпеливо окликнула Сара замолчавшего санитара. – Все началось с того посетителя. У нее по венам прокатилась волна адреналина. – С посетителя? Кто это был? – Я соврал вам о том, что пациента Четыре-Восемь-Восемь никто не навещал. Чуть больше года назад в «Гёустад» пришел один человек и попросил о встрече с ним. Мужчина лет тридцати пяти. Сказал, что работает в лаборатории, которая поставляет в «Гёустад» ЛС-34, и что он хочет обследовать пациента, получающего инъекции этого препарата, – мол, им нужны данные для исследований в области психотропных веществ. – Что за лаборатория? – Французская. Довольно известная фармацевтическая фирма. Но я ему не разрешил увидеться с Четыре-Восемь-Восемь – сослался на внутренний распорядок и правила безопасности. Тогда он забросал меня вопросами, очень точными и конкретными, о поведении пациента. Я отвечал уклончиво. Его это раздосадовало, он пытался настаивать, но я не уступил, и ему пришлось убраться восвояси. Я немедленно позвонил своему… работодателю. Тот спросил, как звали гостя, велел немедленно убрать его имя из журнала регистрации и никому о нем не рассказывать. – Как его звали? – Теперь в голосе Сары уже не было притворного сочувствия – она говорила жестким, официальным тоном. – Господин Сандвик, назовите мне имя посетителя. На протяжении всего разговора пожилой санитар нервно стискивал и мял руки, так что кисти покраснели. Теперь у него задергалась нога. Тишина, воцарившаяся в камере, давила на нервы все сильнее, Сара не сводила тяжелого, немигающего взгляда с его лица. – Кончена моя жизнь, – пробормотал он уныло. – Все кончено… – Назовите мне имя, и я обеспечу охрану вашей семье. Леонард Сандвик со вздохом опустил голову еще ниже. – Он представился как Адам Кларенс, француз из фармацевтической компании «Жантикс». Глава 11 Старик проснулся, внезапно открыв глаза. Лицо было липким от пота, сердце бешено колотилось о ребра, всполошенное ночным кошмаром. Он медленно выровнял дыхание и повернул голову к окну. Солнце искрилось в листве огромной липы, ветерок мерно покачивал ветви, протянутые к оконному стеклу, и что-то шептал убаюкивающе; ему вторил стрекот цикад. – Все хорошо. Сегодня понедельник, пятнадцатое февраля. Вы дома, Лазарь, и я о вас позабочусь. Молодая блондинка ласково улыбалась старику, держа его за руку. Старик поблагодарил ее, прикрыв и подняв веки – на большее сейчас был неспособен. Уже два года он не вставал с постели, не мог долго обходиться без аппарата искусственного дыхания, а питание получал внутривенно. Взгляд, замутненный сном, обежал комнату, скользнул по потолку с лепниной и задержался на одной из картин, украшавших стены. На самой любимой. Почти идеальная копия портрета Пушкина кисти Петра Кончаловского. Поэт держит в руке перо, задумчиво покусывая кончик, словно вот-вот на бумагу вместе с легким дыханием творца повеют стихи. – Вам нравится эта картина, да? – спросила белокурая медсестра, надевая ему на руку какую-то медицинскую штуковину – браслет на липучке. – Напоминает о родной стране? «Если б ты знала, милочка, сколько крови было пролито, чтобы добыть оригинал, – подумал Лазарь. – Если б ты знала, за кем сейчас ухаживаешь, сбежала бы отсюда со всех ног, бедняжка. Хотя, может, и нет. Может, ты такая же, как те бабы, которых я немало повидал на своем веку, – они готовы притворяться слепыми и глухими, лишь бы им было тепло и не дуло». – Шесть целых три десятых. Лучше, чем вчера! Ну просто очень хорошо! – радостно сообщила блондинка. – Ничего хорошего. Но вы не дадите мне умереть до тех пор, пока я не найду ублюдков, которые со мной это сделали. Вам ясно? Сорванный, скрипучий голос потонул в приступе кашля, и медсестра тотчас заботливо склонилась к больному: – Тише, тише, вы так себе только навредите. – Да вы хоть понимаете, во что они меня превратили?! – просипел Лазарь. Возле кровати, на тумбочке, заваленной лекарствами, стояла черно-белая фотография в рамке: молодой человек в ладном костюме, очень красивый, статный, с чеканным лицом и пронзительным взглядом. Глядя на него, медсестра каждый раз думала, что в ту пору, когда был сделан этот снимок, Лазарь показался бы ей не просто привлекательным, а прямо-таки неотразимым. Теперь же от него остался скелет, обтянутый бледной желтоватой кожей, и виной тому была не только старость. Глубокие морщины словно свидетельствовали о том, что это лицо долгое время кривилось от боли. Скрюченные пальцы, будто начавшие сжиматься в кулаки и застывшие в таком положении, хранили память о мучениях, от которых когда-то его не могли избавить ни крики, ни мольбы. А глаза, подернутые белесой дымкой, казалось, принадлежали человеку, мечтающему ослепнуть, чтобы даже мысленным взором не видеть собственных страданий. Но в самой глубине мутных светло-голубых, почти белых глаз ярко горел огонек ненависти – единственного топлива, которое поддерживало в нем жизнь. – У них поначалу было много подопытных… – заговорил Лазарь сдавленным голосом, схватив медсестру за руку. – Они искали тех, кто это выдержит, а когда находили, ставили на лоб клеймо, как скотине. Им нужны были люди, которые смогут сопротивляться их машине, вытерпят эксперимент до конца… Вот я таким и оказался. Не потому, что хотел, просто у меня была хорошая подготовка… специальные навыки… В общем, как дурак, попал в круг избранных. Очень узкий круг. Я был вторым и, видимо, последним… – Он привычным, механическим жестом поднес руку ко лбу и принялся остервенело чесать его скрюченными пальцами. – Мы не узнали, почему с нами это делали! А теперь я сдохну, так и не вырвав у них правду! – Перестаньте, сейчас опять до крови расчешете. – Медсестра ласково отвела руку старика, погладила его лоб ладонью, смахнув слипшиеся от пота волосы, и смазала кремом толстые покрасневшие рубцы, которые складывались в число «488». – Ну вот, так лучше. А теперь вам надо подкрепи… – Она осеклась, потому что в этот момент раздался звонок в холле на первом этаже. – Вы кого-нибудь ждете? Лазарь, не менее удивленный, взглянул на монитор видеонаблюдения, стоявший рядом с кроватью. Медсестра, увидев, что больной сверхчеловеческим усилием пытается подняться, поняла, что происходит нечто важное. – Помогите же мне! – просипел Лазарь. Девушка поспешно обхватила его за плечи и приподняла, подсунув под спину большую подушку, чтобы он мог сидеть. – Встретьте гостей и проводите сюда. Потом можете быть свободны. – А кто это? – Поживее, милочка! Через минуту в комнату вошли двое мужчин – широкоплечие, с грубыми, будто вырубленными из дерева лицами. Первый, тот, что пониже, с черными волосами и короткой бородкой, жевал жвачку и тотчас принялся шарить цепким взглядом по комнате. Второй, мускулистый бритый верзила с выдающейся челюстью, обернулся вслед выходившей медсестре. Несмотря на такую разную внешность, у гостей было общее выражение глаз, в которых читались равнодушие и презрение к жизни. – Ну? – уставился на них Лазарь. – Нашли что-нибудь? Бородатый, устало отдуваясь, закатал рукава рубашки. – Жарковато у вас тут, на юге Франции, – пожаловался он со славянским акцентом. – Да уж, не Москва, товарищ, – хмыкнул Лазарь. Бородатый ответил едва заметной улыбкой и еще раз придирчиво оглядел комнату, словно оценивал стоимость обстановки. Лазарь молча ждал, внешне сохраняя невозмутимость, и это было тяжким испытанием для надорванного сердца. – ЛС-34 толкнули в теневом Инете, – наконец проронил бородатый, перейдя на русский. Лазарь вздрогнул. Наконец-то! Известие, которого он ждал столько лет больше всего на свете, только что прозвучало! – Кто толкнул? Где? – Один из наших спецов проследил продавца до Норвегии. Короче, жена санитара из психушки «Гёустад» решила срубить бабла на продаже препарата после смерти пациента, которому его кололи много лет. – Стало быть, он мертв… Я последний, – взволнованно пробормотал Лазарь. – Откуда взялся этот ЛС-34? – К счастью для нас, женушка оказалась в курсе делишек мужа. – Еще бы! Эти делишки приносили ей неплохой доход, – осклабился бритый верзила. – Короче, – продолжил бородатый, – муж ей все выбалтывал, ну и она не стала кобениться, когда мы ей объяснили, что от этого зависит жизнь – ее и дочурки. Сразу дала нам координаты фармацевтической фирмы, которая снабжала мужа ЛС-34. Адрес во Франции, в Парижском регионе. Контора называется «Жантикс». – «Жантикс», – повторил Лазарь, и его глаза расширились, взгляд устремился в пространство, будто он смотрел сон наяву. Через столько лет безуспешных поисков ему удалось выйти на след своих палачей. Еще немного – и он вырвет у них ответы, которых ждет не дождется, чтобы можно было наконец спокойно умереть.