– Понятия не имею. Их автор – пациент, когда-то занимавший эту палату. Его тут давно нет. Саре даже не нужно было оборачиваться, чтобы почувствовать, как он занервничал. – Почему вы же вы не покрасили стены? – Когда-нибудь этим займемся. Как я уже сказал, почти весь сектор C пустует, а у меня не хватает персонала, чтобы навести тут порядок. У нас пока другие приоритеты. – Он умер здесь? – Что?.. Сара, покосившись на офицера Нильсена, удостоверилась, что гигант не зевает и готов задержать директора, если тот попытается удрать. – Я знаю, что пациента Четыре-Восемь-Восемь держали в этой палате. Почему вы хотели нас убедить, что он умер в секторе A? – Да что вы несете?! – вспылил директор. – Четыре-Восемь-Восемь действительно жил здесь, но два дня назад мы перевели его в сектор A, поскольку пришли к выводу, что он больше не опасен. – Куда Янгера и Четыре-Восемь-Восемь отводили по ночам? Что вы с ними делали? Директор остолбенело уставился на нее: – О чем вы говорите? – Отчего на самом деле умер старик, у которого, как вы утверждаете, случился инфаркт? Зачем вы перенесли тело в другую палату? Хотели скрыть эти рисунки? Почему? – Так, послушайте, инспектор, раз уж вы решили дать волю своему воображению, начиная с этой минуты я буду отвечать на вопросы о покойном пациенте только в присутствии адвоката. Сару это заявление не удивило. Она вышла из палаты, сделав офицеру Нильсену и директору знак следовать за ней, и остановилась у двери с табличкой «C27». – Почему вы поместили Янгера в этот сектор, господин Грунд? Потому что здесь охрана надежнее или есть другая причина? Профессор раздраженно фыркнул: – Какие еще причины вам нужны? Позвольте напомнить, что Эрнест Янгер изнасиловал и замучил десяток женщин в машине скорой помощи несколько лет назад. Страдания каждой из них перед смертью длились пять дней. Так что да, он в этом секторе, потому что здесь охрана надежнее. И других причин нет. К чему вы клоните? – Когда он должен проснуться? – Не знаю… Часа через три-четыре. А что? Сара не ответила, с удовлетворением наблюдая, как в поведении и выражении лица директора все отчетливее проступает страх. – Послушайте, как бы там ни было, я должен вас предупредить, что Янгер все еще очень агрессивен, несмотря на лечение. Зачем он вам понадобился? – Он знал пациента Четыре-Восемь-Восемь и мог видеть или слышать то, что поможет нам прояснить обстоятельства смерти. Кроме того, у Янгера, в отличие от вас, нет причин меня обманывать. Открывайте дверь. Коренастый санитар с массивной шеей и оттопыренными ушами вышел из палаты Эрнеста Янгера, вытирая пот со лба. – Пациент проснулся. Смирительная рубашка надета, – доложил он и шумно перевел дух. Ханс Грунд шагнул к Саре: – Инспектор Геринген, Янгер не впадает в буйство только потому, что ему колют успокоительное и он уже несколько лет не видел женщин. Не провоцируйте его. И позвольте мне вмешаться, если я замечу, что он начинает терять контроль. – Офицер Нильсен, проводите господина директора в его кабинет и оставайтесь с ним до моего возвращения. – Сара взялась за дверную ручку. – Я не хочу, чтобы он был здесь. – Простите, вы серьезно? – Грунд схватил ее за локоть, но, получив в ответ пристальный, тяжелый взгляд, тотчас отдернул руку и попятился. Сара, еще раз смерив его взглядом, вошла в палату и чуть не задохнулась от острого запаха пота, смешанного с парами эфира. Пациент по имени Эрнест Янгер неподвижно лежал на койке в позе эмбриона спиной к посетительнице. Длинные, обернутые вокруг корпуса рукава смирительной рубашки были завязаны на животе. – Привет, Эрнест. Пациент медленно повернулся на голос, и она снова увидела лицо, которое так потрясло ее при первой встрече. Чудовище обладало задорной мальчишеской внешностью – нежная розовая кожа, золотистые кудри, округлые щечки. Почти ангел. Он смотрел на Сару и улыбался, демонстрируя щель между передними зубами, придававшую ему совсем уж невинный и простодушный вид. Янгер был похож на деревенского парня, который всю жизнь провел на свежем воздухе и не боится разрушительного действия времени. Сара опустилась на привинченный к полу стул за низким столиком в двух метрах от койки и закинула ногу на ногу. Янгер не отрывал от нее взгляда. Вначале Сара увидела в его глазах привычный мужской интерес – на нее так смотрели многие. Но через секунду он перестал сдерживаться, и глаза полыхнули хищной похотью. Янгер, неуклюже приподнявшись, сел на краю койки, покусывая нижнюю губу. – Эрнест, вы знакомы с пациентом из палаты C32? Он задумчиво уставился в потолок, будто припоминая. – Инспектор Геринген… До чего ж непредсказуема жизнь! Вы и представить не можете, какое удовольствие доставили мне своим неожиданным визитом! Сара прекрасно понимала, что может означать слово «удовольствие» в устах этого извращенца. – Я здесь не по вашу душу, Эрнест. – Да что вы? Какая жалость, а я уж думал, посидим, с наслаждением вспомним наше общее прошлое, – промурлыкал Янгер, откровенно раздевая ее взглядом. Несмотря на весь свой опыт, Сара поморщилась от отвращения – то, что сейчас делал Янгер, на ее профессиональном языке называлось «визуальным изнасилованием». – Я пришла поговорить о пациенте, которого здесь называли Четыре-Восемь-Восемь. Вы его знали? – Четыре-Восемь-Восемь? О да, еще бы… А почему вы говорите о нем в прошедшем времени? – жизнерадостно поинтересовался Янгер. – Он умер, – сказала Сара. – Вы были друзьями? – Умер? Ну надо же! А что с ним случилось? – Пока неизвестно. Но вы могли бы нам помочь. Вы хорошо его знали? – Мы были добрыми приятелями, хотя за четыре года он не сказал мне ни слова. – Четыре-Восемь-Восемь был здесь этой ночью? – Да. И как всегда, кричал. Своим особенным криком, жутким таким… Реально жутким. Вам ли не знать, что уж я-то к крикам привычный, всяких наслушался. Но поверьте, оттого, как вопил этот старик, даже меня до печенок холод пробирал. – Он кричал каждую ночь? Вы знаете почему? – Может, и знаю. – На этот раз в улыбке Янгера не было ничего невинного, но в следующую секунду его лицо снова стало по-мальчишески обаятельным. – Господин Янгер, – жестко сказала Сара, – что вам известно о пациенте Четыре-Восемь-Восемь? – Вы, наверное, желаете знать, кто его убил? – Убил? Вы считаете, это было убийство? – Хочешь меня расколоть, сука легавая?! – вдруг заорал Янгер. Сара машинально отпрянула, сердце отчаянно заколотилось. Подобного поведения надо было ожидать, и все же внезапная вспышка ярости у серийного убийцы, который прежде казался вполне безмятежным, застала ее врасплох. Она решила зайти с другой стороны: – Эрнест, я знаю, что каждую ночь вас и Четыре-Восемь-Восемь куда-то уводили и, вероятно, делали что-то плохое. Расскажите мне об этом – возможно, я сумею вам помочь. – Его убил черный сон. Я следующий. – Черный сон? Что это такое? Янгер оскалился, втиснув язык в щель между зубами, и все его лицо перекосилось от бешенства. – Тебя я тоже вылечу, сука! – прорычал он и резко вскочил, будто в тощем теле рывком распрямилась пружина. Сара с трудом заставила себя усидеть на месте. – Вылечу, как остальных баб! Поиграем с тобой в больничку в моей «скорой»! – Его лицо разгладилось, оскал вновь сменился ангельской улыбкой. Янгер тихонечко опустился обратно на койку. – Не волнуйтесь, госпожа Геринген, курс лечения будет очень эффективным, вы поправитесь, – ласково заверил он и посмотрел с сочувствием санитара. В свое время Сара не раз допрашивала Янгера и уже сталкивалась с такими припадками безумия, поэтому знала, что нельзя показывать свою растерянность и упускать инициативу в разговоре. – Эрнест, что такое «черный сон»? – Директор не тот, за кого себя выдает, – гневным шепотом сообщил Янгер. – Он главный сумасшедший во всей психушке. Сара мысленно подобралась. Она слышала шумное дыхание убийцы, отмерявшее время, как обратный отсчет.