– Натаниэл Эванс… Двадцать два года, пять месяцев и… шесть часов. Ровно столько времени я тебя искал. Кристофер отвел взгляд от Симона, чтобы не пропустить реакцию отца. Но лицо Эдварда оставалось невозмутимым. – Я искал тебя с того самого дня, когда мне удалось наконец сбежать из психушки во Франции, где ты со своими дружками-коллегами меня держал. И с тех пор вся моя жизнь была подчинена одной цели – найти тебя. Маргарита попыталась перехватить взгляд мужа, но он не смотрел в ее сторону. – О, полагаю, жена и сын не знают твоего настоящего имени, – устало продолжал человек на другом конце линии. – И какое чудовище скрывается за маской респектабельного главы семейства, им тоже неизвестно… Отец Кристофера устремил на телефон тяжелый, немигающий взгляд. – Эдвард, скажи, что это недоразумение! – взмолилась Маргарита. Он медленно повернул голову к жене: – Разумеется. Я понятия не имею, почему этот безумец так меня называет и… – Натаниэл! Разве ты не помнишь Лазаря? – перебил его скрипучий голос из динамика. – А ведь ты столько ночей провел, не позволяя мне заснуть на лабораторном столе. Я кричал, умоляя тебя прекратить, но это не помогало. Как же ты мог забыть наше долгое и содержательное общение? Я вот сразу узнал тебя на фотографии, хотя прошло столько лет… – Чего вы от меня хотите? – наконец спросил Эдвард. – Вы несете какую-то чушь. Я не знаю, кто такой Натаниэл. Отпустите нас и найдите того, кто вам нужен. – Забавно, – вздохнул Лазарь. – Однако же я понимаю – тебе неловко говорить правду в присутствии жены и сына. Я бы тоже, наверное, почувствовал неловкость, если бы мне довелось встретиться с семьей. Видишь ли, все те годы, что ты издевался над моим телом и разумом, меня поддерживали только мысли о них, о любимых людях, и о том чудесном мгновении, когда я снова смогу их обнять. Но вот настал день, когда мне удалось вырваться из персональной тюрьмы, где ты меня держал и мучил каждый день. Я уже предвкушал встречу с моими близкими, представлял себе, как это будет, и вдруг понял, что они увидят не меня, а это искалеченное тело, пустой взгляд и – самое ужасное – выжженную душу, которую ты препарировал с таким наслаждением день за днем и в конце конце не оставил от нее ни единой искры. И тогда я подумал, что лучше уж им по-прежнему считать меня пропавшим без вести… Слабый голос Лазаря смолк, в гостиной воцарилась гнетущая тишина. Все происходящее казалось нереальным. В воздухе еще витал запах еды, которую мать приготовила на ужин; каждая безделушка, каждая диванная подушка была на своем месте. Только все члены семьи сидели, привязанные к стульям, а незнакомый человек держал их на прицеле пистолета. – Что вам нужно? – спросил Кристофер Лазаря, наблюдая, как Симон бледнеет на глазах. – Кто это говорит? – Кристофер, сын Эдварда Кларенса. – Моя жизнь подходит к концу. И перед смертью я хочу увидеть, как умрет тот, кто виноват в моих бедах. Но сначала я хочу узнать правду. – О чем? – Кристофера злило молчание отца и приводило в ужас отчаяние матери. – О том, зачем все это было нужно! Годы моих мучений – ради чего, Натаниэл? Что вы исследовали? Почему нас называли «пациенты Четыре-Восемь-Восемь»? Кристофер повернул голову к отцу – в глазах Эдварда была такая свирепая решимость, что сразу вспомнились детские годы, когда они с Адамом боялись приступов его гнева. – Он говорит правду? – спросил Кристофер отца. Эдвард так крепко стиснул челюсти, что у него задергались мышцы лица. – Правду о тебе? Отвечай! В тишине раздались рыдания Маргариты. – Я говорю правду, – сказал Лазарь. – И то же самое намерен получить от тебя, Натаниэл. Слышишь меня? Правду. Немедленно. Бородатый бандит настороженно следил за каждым движением пленников. – Признайся в том, что ты сделал, Натаниэл. Поздно отпираться. Облегчи душу. Освободись ото лжи, в которой ты живешь столько лет. – Эдвард! – выкрикнула Маргарита, не переставая всхлипывать. – Я прощу тебя за все, что ты сделал, только ответь ему! Умоляю! Ее муж шумно дышал, не раскрывая рта. – Ты убийца и садист, но уж точно не трус, – снова донесся из динамика скрипучий голос. – Так не разыгрывай труса перед женой и сыном! Постыдился бы… Кристофер увидел, как быстро багровеет лицо отца – теперь тот уже не мог сдержать вспышку ярости: – Да кто ты такой, чтобы меня стыдить, Лазарь?! Ты предал свою страну! Ты убивал невинных людей ради информации! А скольких ты лично замучил до смерти, чтобы получить какое-нибудь имя, адрес, шифр? Для тебя работа в разведке была всего лишь прикрытием, возможностью дать волю собственным извращенным наклонностям! Голос Эдварда оборвался в полной тишине. Маргарита смертельно побледнела и перестала всхлипывать, только из глаз по-прежнему катились слезы. А Кристофера, хоть он и ожидал от отца чего-то подобного, охватила нервная дрожь. Помощник Лазаря поигрывал пистолетом, перекидывая прицел с одного пленника на другого. Эдвард переводил дух, пытаясь унять бешеное сердцебиение, но его глаза все еще полыхали гневом. – Ну вот, признание наконец прозвучало, и не важно, в какой форме, – сипло констатировал Лазарь. – А теперь ответь на мой вопрос: что вы искали и что нашли, проводя надо мной научные эксперименты? – Ты этого никогда не узнаешь. Я, в отличие от тебя, свою страну не предам. Кристофер смотрел на отца и не верил собственным ушам. Маргарита с каждым словом мужа все глубже впадала в оцепенение. – Я знаю, что когда-то ты и твои коллеги были большими учеными, истинными визионерами, – вздохнул Лазарь. – Может, даже гениями. Но теперь это уже не имеет значения. Я даю тебе последний шанс раскаяться, открыв мне правду. – Ты сдохнешь в неведении, Лазарь! Зычный голос отца снова потонул в рыданиях матери. Помолчав, Лазарь продолжил: – Что ж, я дал тебе шанс, ты им не воспользовался. Сергей! Бородатый русский обошел вокруг Эдварда и приставил ствол к виску Маргариты. – Нет! – заорал Кристофер. – Отец, ответь ему! Нет смысла молчать – инспектор полиции из Норвегии уже ведет расследование, она до тебя доберется так или иначе! Скажи ему то, что он хочет знать! У Кристофера в голове не укладывалось, как Эдвард может молчать, когда его жене угрожают смертью. Тут он заметил, что у Симона глаза полуприкрыты, голова свесилась на грудь – мальчик мог в любую минуту потерять сознание, и Кристофер подумал, что так для него будет лучше. – Помнишь, Натаниэл, как ты заставлял меня каждый раз считать до трех перед отключкой? – спросил Лазарь. – Я не хотел, потому что знал: после пробуждения боль станет еще невыносимее. Но вот сейчас я сосчитаю для тебя с удовольствием. А ты за это время должен будешь хорошенько подумать. В стрессовых ситуациях обостряются мыслительные способности – ты сам мне так говорил в свое время перед началом очередного эксперимента. Маргарита, обливаясь слезами и дрожа всем телом, обратила умоляющий взгляд к мужу. – Раз… – произнес Лазарь. Вытянув спину и застыв, как настоящий солдат перед расстрельным взводом, Эдвард, казалось, не обращал внимания на жену, но по его глазам Кристофер видел, что отец сам с собой ведет жестокую битву, чтобы заставить себя сохранить тайну. – Бабуля… – всхлипнул Симон и лишился чувств. Маргарита этого не заметила: – Все будет хорошо, милый, не беспокойся за меня. Я тебя люблю, детка. – Папа! – выкрикнул Кристофер, хотя не называл так отца уже лет тридцать. – Пожалуйста, не надо! Ты не можешь так поступить! – Два… – проскрипело из динамика телефона. Кристофер поймал взгляд матери. Она улыбнулась ему сквозь слезы, несмотря на смертельный страх, как будто в последний раз хотела сказать, что любит сына. Потом перевела взгляд на внука и закрыла глаза. – Отвечай! – заорал Кристофер отцу, задергавшись в веревках. – Три, – закончил счет Лазарь. В тишине гостиной раздался хлопок выстрела из пистолета с глушителем, и голова Маргариты свесилась на грудь. Глава 20 Кристофер задохнулся, сердце пропустило удар. Сознание на мгновение потеряло связь с реальностью, столкнувшись с чудовищным абсурдом происходящего, и зависло в блаженной пустоте, где не было ни мыслей, ни боли, в преддверии безумия, избавляющего от земных бед. Еще немного, и Кристофер переступил бы порог и остался там навсегда, но прийти в себя ему помог опыт военного репортера, не раз сталкивавшегося с насилием. И еще у него был Симон, которого он обязался защищать. Кристофер посмотрел на отца – тот сидел, гордо подняв подбородок; взгляд его блуждал в пространстве, при этом на лице не отражалось никаких эмоций, кроме ужасающей решимости человека, готового принять любые страдания, но выполнить свой долг до конца. – Вижу, ты не изменился, Натаниэл, – вздохнул Лазарь. – Научное знание и долг для тебя по-прежнему превыше гуманности. Ладно… Мне жаль, что до этого дошло, Натаниэл, но, возможно, сын тебе дороже супруги? Сергей устремил тяжелый взгляд из-под густых бровей на Кристофера и шагнул к нему, поднимая пистолет, забрызганный кровью Маргариты. У Кристофера так отчаянно заколотилось сердце, что казалось, будто от этого сотрясается все тело. – Послушайте, – пробормотал он, – должно же быть какое-то разумное решение… Может, мы… – Он замолчал, почувствовав, как в висок уперлась холодная сталь. В этот момент Эдвард впервые повернул голову в сторону сына. – Не делай этого, Лазарь, – процедил он сквозь зубы, к удивлению Кристофера. – Или, поверь мне, ты горько пожалеешь. – О чем мне жалеть, Натаниэл? – хмыкнул динамик телефона. – Я умру через несколько дней.