— Так выпьем за мир и благополучие в наших семьях! — разрядил обстановку начальник штаба, наливая себе в стакан грамм двадцать «Золотого кольца». Выпили и закусили. И вновь полились, зажурчали воспоминания… 2 — Так выпьем за то, чтобы всегда был фарт, — волоча граненый стакан по столу (рука на весу уже не держала), и, стуча его донышком по столешнице, сказал тост Бекет, — чтоб нам имелось и далось, чтоб нам хотелось и моглось!.. Да, это был Бекет, скрывающийся от участковых поселка РТИ. Собственной, пьяной персоной. Все в тех же старых брюках, в которых был в кабинете у Озерова Валентина, когда предлагал свои услуги в качестве осведомителя, и разбитых зимних сапогах, полученных им в подарок у кого-то из более состоятельных дружков. Его одна единственная всепогодная куртка из плащевой ткани грязно-серого цвета, холодная и короткая, была на нем, но распахнутая на всю длину металлической «молнии». Под ней красовался давно не стираный свитер серого цвета. Бекет был пьян, зол и раздражителен. Его последняя «телка», кстати, «наградившая его «сифоном», не раз им битая, даже не за то, что «наградила», а просто так, по праву сильного над более слабым, не выдержала мытарств и ушла жить к Хламову Шурику по прозвищу Хлам младший. Так как у него был еще брат Николай, имевший погоняло Хлам старший или Дылда за высокий рост. Как известно, Бекет обид не прощал, и, подпоив Хлама младшего, с которым когда-то дружил, и который не раз спасал его от ментов, предоставляя свою комнатушку, избил, мстя за «подругу». Как-никак, а Ленка, стерва, и одиночество его скрашивала, и в сексуальном плане ублажала, не очень-то ломаясь… Дама была без комплексов. Про нее рассказывали, что и группу мужиков враз обслуживала, без проблем. Других после нее он так и не нашел. Даже сестры Долговы, раньше глупыми курами ложившиеся по него и дававшие ему без лишних слов, теперь отказывали. Сифилисный, млд… Так что оставалось ему или Мару уговаривать, или ее соседку-хромоножку, которые были старше его матери родной. Не на много, но старше. Избил жестоко. Причем, в присутствии Николая и «изменницы». Но потом братья опомнились — сработал зов крови — и вдвоем так поднадавали ему, Бекету, что он уполз от них еле живой. И Ленка, стерва, тоже не постеснялась: несколько раз ногой по почкам шандарахнула. По-видимому, на долгую память о себе… — Чтоб деньги водились и дети грому не боялись, — подхватила пьяным голосом Банникова Мария по прозвищу Мара. Она долго держалась, но вот сорвалась и теперь куролесила с Бекетом и их новым другом, прибившимся к ним из общежития строителей. Старший Клин откуда-то его раскопал. Вот оставил, а сам совсем недавно уполз домой. «Да и черт с ним! — подумалось ненароком. — Ушел и ушел. Нам самогону больше достанется!» Когда она была еще потрезвее, то про себя решала дилемму: кого из двоих оставить на ночь. Бекета или Васю. Оба молодые и оба не прочь побарахтаться с ней в постели. На что, на что, а на это у нее глаз наметан. Потом, после того, как было пропущено по паре стаканов самогонки, дилемма разрешилась сама собой. На секс уже не тянуло. За то время, пока она не пила так запойно и вела более пристойный образ жизни, пусть и не по собственной воле, а под нажимом со стороны участкового Астахова, успела в своей комнате марафет навести. Вычистила многолетнюю грязь изо всех углов, покрасила пол давно забывший, что такое краска, выстирала шторы на единственное окно. Даже старенький телевизор «Рекорд», один из первенцев отечественного производства, местные умельцы ей отремонтировали за пару пузырей самогона. И теперь телевизор матово светился маленьким экраном и что-то бубнил в углу на тумбочке мужскими и женскими голосами. Впрочем, Маре и ее гостям уже не было никакого дела до этого телевизора. — И чтоб ментов всех чума взяла, — не остался в долгу их новый знакомый, Вася Сухозадов. — И чтобы все ментовские стукачи ушли за ними вдогонку. Он поднял свой стакан, поднес ко рту, но пить уже не мог. Из горла и так чуть назад не перло, как из забитой канализации. Стакан вместе с рукой опустился на стол. Качнулся, намериваясь вылить содержимое в тарелку с солеными огурцами, но устоял. Где бы даже два бывших зэка не собрались, обязательно заведут разговор о стукачах и стукачестве. Это, как милиционеры о своей работе. О чем же им еще говорить, не о прочитанных же книжках, в натуре! А тут было целых три бывших, причем, двое совсем свеженькие. И данная тема сама просилась на язык. Под любым соусом. Было бы удивительно, если бы они эту тему не затронули за целый день. — Ты кого это стукачом назвал? — уставился мутными глазами Бекет на собутыльника, не разобрав, что речь идет вообще-то не о нем, а так, о чем-то неопределенно-возможном. — Не меня ли часов, фраер гнойный, петух помойный? — А чо? — набычился Вася, напрочь игнорируя звук «т» в слове «что». — Нельзя что ли? Вася вряд ли понимал, что базарил и с кем базарил. Выпитый за день самогон, сдобренный между делом денатуратом и тройным одеколоном, отшиб ему последние мозги. — А чо? — бубнил он, строя из себя крутого урку. — Кто тут, чем недоволен? «Урою» — и точка! — Это кого ты «уроешь», крыса вонючая, параша камерная?! — наливался злобой Бекет. — А кого хошь, урою! — И меня? — И тебя. — Ты? — Я! — Ты за свой базар ответ держишь? — начинал от собственного озлобления трезветь Бекет. — Держу… — буровил спьяну Вася Сухозадов. Тут между ними пошел в ход короткий и выразительный лексикон бывших зэков, озвучивать который не стоит, чтобы до конца не смущать читателя и не вгонять его в краску. Мара тупо переводила взгляд с одного собутыльника на другого и повторяла, как попугай: — Кончай базар! Разгоряченным ссорой бывшим зэкам слышалось только: «Кончай! Кончай!» И вот Бекет встает, хватает со стола нож и шипит: — Пришью, козла! Нож кухонный, небольшой. С тонким лезвием и пластмассовой ручкой. Таких, как этот, в каждом хозяйственном магазине десятки лежат. Лезвие ножа тусклое, замызганное жиром и давно не точенное. — Сам козел, — не сдается Сухозадов, также вставая из-за стола, — самого пришью… И достает из кармана брюк складной нож «Белочку», вполне легально приобретенный им в магазине «Культтовары» на углу улиц Обоянской и Резиновой. И не только достает, но и открывает лезвие. Клинок ножа хоть и не из самой качественной стали изготовлен, но для бытовых нужд сойдет. Его длина не менее десяти сантиметров, а ширина около трех. И отличная заточка. Вася старался, чтоб хлеб было лучше на тонкие ломтики пластать, да огурчики с помидорчиками шинковать. Ссора слегка протрезвила обоих. Точнее, вывела из нейтрально агрессивной прострации в реально агрессивное состояние. Взгляд глаз из затуманенного превратился в осмысленно-озлобленный. А сама ссора — из абстрактной бредятины двух пьяных мужиков, в конкретный личностный конфликт, предшествующий пьяной драки с поножовщиной. Первым удар ножом нанес Бекет. Тут же, за столом. Целился почему-то в голову. И промазал. То ли рука дрогнула в последний миг, то ли Вася как-то умудрился уклониться, отделавшись лишь поверхностным порезом кожи на левой скуле. Махнул и Вася своим складнем — и угодил в левую часть груди, в область сердца. Да что там, в область, — в само сердце. И нож там оставил. То ли из Васиной потной руки выскользнул, то ли осмысленно, в качестве своеобразной пробки, чтобы кровь не текла. И не спасли Бекета ни его куртка, ни свитер, ни еще пяток разномастных футболок и маек. Видно, забыл он, что Вася не только за кражу и хулиганство чалился, но и подрез человека. А должен был помнить. Когда знакомились, то Вася отрекомендовался по всем статьям. Но за активным возлиянием самогона забыл особо опасный рецидивист Бекет о Васином опыте в ножички играться, или самоуверенно проигнорировал данный факт из биографии нового дружка. А зря. Может быть, еще покоптил на белом свете чуток, если бы не затеял ссору и не взмахнул ножом. Качнулся Бекет и молча рухнул на колченогий табурет, на котором только что сидел. Загремел под стол табурет, а за ним и Бекетов Валера, точнее, уже его труп. Удачно попал Вася. Всего один удар — и не стало Валерия Ивановича Бекетова! Как ни пьяна была Мара, но поняла: кердык пришел Бекету. И не просто кердык, а кердык в ее квартире… Полнейший абзац! Вмиг протрезвела. — Убил… — выдохнула глухо, раскачиваясь всем телом на скрипучем стуле. И повторила тверже и безысходней: — Убил! Вася молчал, только глаза свои пучил, не понимая, и не врубаясь… — Что ж ты, козел вонючий, наделал? — змеей шипела Мара. — Что ты наделал… — А чо? А чо? — наконец-то прорезался вновь голос у Сухозадова. — Он сам… Ты же видела: сам… первый… А я чо… Он сам… первый. — Чо, чо — хрен через плечо! — передразнив Сухозадова, начала выходить Мара из шокового состояния. — Ничего я не видела… Ничего! И ты то же! Понял?!! Вася, с открытым ртом, моргал, ничего не понимая. Наконец промямлил: — Не понимаю… — Оно и видно, что только самогон жрать умеешь и ножом махать. Башка, как у лошади, а ума нет. Слушай и запоминай. Первым делом надо избавиться от трупа, пока кровью мне тут все не перемазал. Чтобы не было его в квартире. Вторым делом надо подумать, как себе алибу состряпать… По-видимому, Мара была еще очень пьяна, так как решила блеснуть знанием юридической терминологии, правда, коверкая слово на свой лад. На трезвую голову такое бы ей на ум не пришло. — А третьим делом надо, от греха подальше, отсюда сваливать. — А как от трупа избавиться? — негромко задал вполне осмысленный вопрос Сухозадов, по-видимому, начав соображать и ориентироваться в происходящем. — Да на улицу выбросить, придурок чертов! — так же тихо, почти полушепотом, продолжала Мара и ругать, и наставлять убийцу. — Ментов нужно со следа сбить. Найдут они труп на улице — и думай на кого хочешь. У Бекета много друзей, а врагов еще больше. Мало ли кто мог его ножом в драке пырнуть?! На тебя никто и не подумает, губашлеп деревенский. — А как на улицу выбросить? — загорелся Вася идеей. — Вдруг твои соседи увидят, когда по коридору буду выносить. — Не увидят. Спят они давно. — А вдруг кому-нибудь приспичит в туалет, по нужде? — Проявил благоразумие Сухозадов. — А я — с трупом на плечах. Нет, так не пойдет. Надо что-то другое придумать… С каждой минутой его слова становились все более и более осмысленными. Шок от содеянного стал проходить, вместе с опьянением, и с их уходом возвращался инстинкт самосохранения и осторожности. — Через окно! — нашла вариант избавления от трупа в квартире Мара. — Сейчас свет погасим, створки окна откроем и выбросим. — Я нож заберу… — наклонился было Сухозадов над трупом Бекета, намериваясь вытащить свой складень. — Не смей, дурак! — зашипела Мара. — Кровью все измажем… — И более спокойно и деловито добавила. — Это ты молодец, что ножичек сразу не вытащил, а в дырке оставил! А то бы было сейчас кровищи. Страсть! — Может ты и права, но нож надо забрать. На нем мои отпечатки пальцев остались… — подчинясь Маре и не вынимая пока ножа из раны, блеснул криминальной грамотностью Вася. Мол, и я не пальцем деланный. Мол, и я что-то знаю. — По отпечаткам менты могут вычислить… — На улице и заберешь, когда уходить будем. — Хорошо, — согласился он, — а как эту самую… алибу будем делать?