Сидоров ушел. Остальные разошлись по кабинетам и занялись каждый своим делом. Наступила тишина. Надолго ли? Однако сверх всяких ожиданий вечер в этот день шел благополучно. 3 В семнадцать часов пришли дружинники, которые после проведения им инструктажа старшим участковым и начальником штаба ДНД, разошлись по маршрутам. После чего старший участковый с водителем Наседкиным и двумя дружинниками съездили на навязанный руководством УВД и совсем необязательный, на взгляд самих участковых, развод. Буднично кружились внештатные сотрудники милиции, то, расходясь куда-то из опорного пункта, то, вновь собираясь там и что-то оживленно обсуждая. Внештатники были опытные ребята, поэтому по пустякам старались участковым не надоедать. Работали по своему плану, составленному или Ладыгиным, или Дульцевым, или Плохих Сергеем Николаевичем, активно включившимся в работу последнее время, и которого Подушкин потихоньку «натаскивал» на свое место, собираясь вскорости перейти на работу в охрану завода. Также привычно и буднично работала инспектор по делам несовершеннолетних Матусова Таисия Михайловна, разбираясь в своем кабинете с двумя подвыпившими подростками, (пивка перебрали), доставленными постовыми из ДК — дворца культуры завода РТИ. Участковые, в том числе и вернувшийся около семи часов вечера из прокуратуры Сидоров, четыре раза выезжали на разборки семейных конфликтов. «Милицию вызывали»? — Каждый раз звучал традиционный вопрос, после которого следовало само разбирательство конфликта: выслушивание сторон, родственников, иногда соседей. И принималось решение. В двух случаях виновники конфликтов были подвергнуты административному задержанию за мелкое хулиганство и доставлены в отдел милиции. В остальных разобрались на месте, разъяснив сторонам порядок обращения в соответствующие инстанции: по вопросу раздела жилплощади — в Промышленный районный народный суд, а по вопросу получения новой квартиры — в Промышленный райисполком. «Ну, и работенка у нас, — не раз размышлял про себя Паромов, а то и обсуждал в коллективе своих товарищей. — Получается так, что участковый инспектор даже не двуликий Янус из древнеримской мифологии, а многоликий, многорукий, объединяющий в себе не только все милицейские профессии, но и обязанности судей, прокурора, юриста-консультанта, а порой и адвоката индуистский бог Вишну. Недаром на совместных совещаниях правоохранительных органов, где присутствуют прокурорские и судейские работники, раз за разом звучит даже из уст прокурора и председателя суда, что участковый на своем участке долен быть един во всех ипостасях: он и судья, он и прокурор, он и милиционер. Поэтому, наверное, он вечно куда-то спешит, торопится; вечно пытается объять необъятное и не может этого сделать; вечно всегда не успевает все выполнить в срок; вечно загнан и затравлен; и бывает бит и милицейским начальством, и прокурорским, и судейским, а также представителями партийной и исполнительной власти». Коллеги-участковые были полностью с ним согласны и солидарны. Поэтому, когда Сидоров возвратился из прокуратуры, где давал письменные объяснения по жалобе Галкиной, Паромов спросил: — Как дела? — Как сажа бела, — отшутился неунывающий братан. — Собаки брешут, а караван идет. Отобьемся, не сорок первый… А Астахов добавил нравоучительно, обращаясь в основном к Паромову: — Учитесь все у братана и не берите все близко к сердцу. Его поимели, отстегали, а ему трын-трава! Сто лет проживет… — Ну, Михаил Иванович, ты меня вообще за толстокожего держишь… — возразил Сидоров. — Конечно, терпеть разнос неприятно, но не смертельно. Естественный процесс. И трагедий из этого делать не стоит, — расфилософствовался он, надеясь на благополучный исход дела. «Молодец, братан, не очень расстраивается. Точно Астахов подметил: сто лет проживет! — без какой-либо неприязни, даже с чувством удовлетворения подумал Паромов, когда они разошлись после короткой беседы. — Так держать! Жаль, что у меня не получается». А вечер продолжался. Проверяли подучетный элемент. А потом писали кучу рапортов и иных справок о проделанной работе. Несмотря ни на какие огорчения, жизнь шла своим чередом. — А ты переживал, — шутил, забежав на минутку к старшему участковому, Астахов, — себе и другим нервы рвал. Видишь, все и обошлось. Упорядочилось. И у брата — он имел в виду Сидорова — полный порядок. Знаешь, какой у тебя недостаток? — Какой? — Все слишком близко к сердцу принимаешь. — А ты? — Ну, я… — слегка смутился он. — Вот, видишь… — Все равно, — остался при своем мнении Астахов, — будь проще. Бери пример с брата. Его отодрали, а он, хоть бы хны! И думать об этом забыл. Жеребчиком гогочет. Молодец! — Каждому — свое. Помолчали. — Ты, чем психотерапией заниматься, скажи, — прервал паузу Паромов, — как там у тебя вопрос с квартирой решается? А то за этой ежедневной круговертью, все забываю спросить. Есть ли сдвиги? — Да что-то начальник ЖКК юлит. То, вроде бы обещает, то назад пятками. — А чего молчал? — Как-то все недосуг было. То одно, то другое… — Этот вопрос никак нельзя упускать. Сколько можно скитаться по общежитиям? Ладно, еще с одной женой, куда ни шло, а теперь и с ребенком. Паромов вспомнил, как тяжело ему доставалась квартира. И в который раз мысленно поблагодарил Клепикова, Минаева, Подушкина, не раз обивавших пороги руководителей завода РТИ, чтобы «выбить» жилище для него. — Завтра еще разок схожу на прием к начальнику ЖКК. И с его замом, Митиным, переговорю. — Да не к спеху, — смутился Астахов. — Время еще терпит… А то получается, что я… навязчиво требую… — К спеху. Тебе рассказывали, как мне квартиру добывали? Сколько раз ходили? Астахов молча кивнул головой. — Так, что все к спеху. Я чем больше работаю, тем больше прихожу к выводу, что кроме нас самих о нас больше никто не побеспокоится. О работе, о законности — тут все мастера горланить… А о том, как живешь, имеется ли крыша над головой — многим и дела нет… И это несмотря на пяток различных структур при УВД и отделах, призванных заботиться о рядовых тружениках милиции, об их благосостоянии и духовном мире. Тут и замполиты, и начальники разных рангов и уровней, и целые организации типа парткома, политотдела. Но… То, как ты говоришь, недосуг, то другие проблемы одолевают, то о себе, любимом, позаботиться надо. Своя-то рубашка ближе к телу! Вот и выходит, что спасение утопающих — дело рук самих утопающих. К тому же просим не что-то запрещенное, противозаконное, а полагающееся в соответствии с действующим Законом об участковых. Не только же от нас все время требовать, но и нам хоть что-то дать нужно. Поговорили и разошлись, занимаясь, каждый своим делом. Их, как всегда, невпроворот. Паромов в своем плане работ на следующий день одним из пунктов так и записал: «Поход в ЖКК по квартире для Астахова». 4 Рабочий день подходил к концу. «Кажется, на сегодня все тревоги окончились, — посмотрев на часы, подумал Паромов. — Пора и домой собираться. Может, сегодня удастся пораньше придти. А то чуть ли каждый день около 24 часов… И выслушивай упреки жены». Собрал со стола и рассовал по ящикам бумаги, укомплектовал протоколами папку, чтобы с утра быть во всеоружии. Аккуратной стопочкой сложил на уголке стола немногочисленные книги: УК, УПК, Справочник участкового и недавно принятый Кодекс об административных правонарушениях РСФСР, для краткости называемый КоАП. Хотя по аналогии с уголовным кодексом — УК, административный кодекс проще было бы называть АК. Может, боялись спутать с автоматом Калашникова, тоже АК. Неизвестно… Ну, КоАП, так КоАП… Направился в кабинет Подушкина, чтобы по телевизору посмотреть конец программы «Время». Но в зале его перехватил знакомый по работе на заводе РТИ, некто Басов Михаил, только что вошедший в опорный пункт. — Есть разговор… один на один… — заговорчески зашептал он, сопровождая шёпот мимикой лица и глаз. Пришлось возвращаться в кабинет, так и не посмотрев информацию о событиях в мире. — Что за таинственность? — спросил Басова, когда тот уселся на предложенный стул. — Да, вот, два дня все раздумываю: рассказать, не рассказать… Паромов за годы работы в органах привык ко всякому. Порой действительно с полезной информацией приходили, порой такую чушь несли, что уши вяли… Шизиков всегда хватало. Но служебный долг обязывал выслушивать каждого. Поэтому слушал, не перебивая. — Сегодня решился, — продолжал меж тем Басов. — Вот к тебе пришел. Других милиционеров не знаю, и, вообще, правоохранительные органы не долюбливаю… Еще со сталинских времен… Уж извини… Он посмотрел на Паромова, словно еще раз решая: говорить или не говорить. А если говорить, то, что? и как? Старший участковый вел себя спокойно. Большой заинтересованности не высказывал ни мимикой лица, ни на словах. Однако давал понять собеседнику, что готов выслушать его до конца. — Я и говорю, что кроме тебя, других знакомых сотрудников милиции не имею. И это хоть и не по твоей линии, насколько я понимаю, это дело ОБХСС, но о тебе я слышал от рабочих завода, как о порядочном человеке и принципиальном милиционере, поэтому хочу доверить тебе одну тайну. Думаю, что меня ты не выдашь… Паромова заинтриговало такое необычное вступление, но он терпеливо, со спокойной, доброжелательной миной на лице ждал продолжения. И Басов продолжил: — Если помнишь, то я работаю слесарем в пятом цехе. Приходится дежурить по ночам. И вот ночью, дня два тому назад, я случайно увидел, что на пустыре, недалеко от цеха номер пять, какие-то люди, что-то закапывают. Там и так свалка для разных отходов… И свозят туда и сваливают все, что не попадя. Всякий хлам. Обычно делается это днем… А тут ночью… Да как-то, воровато, тайком. Меня это насторожило. Но я и виду не подаю, что вижу. Притих, притаился в своем закутке, чтобы не спугнуть. Молча наблюдаю. А дело уже к утру идет. Дождался, когда эти копатели ушли, обождал рассвета, лопату в руки — и туда… Басов прервал свою речь и уперся взглядом в Паромова, словно желая убедиться в эффекте сказанного. Тот молчал. Не торопил, не понукал. — И что, ты думаешь, я откопал? Старший участковый лишь пожал плечами. — Мясо! — выпалил Басов. Вскочил со стула, приоткрыл дверь и выглянул, словно убеждался: не подслушивает ли кто. Но все были заняты своей работой, и никакого дела им до прихода к старшему участковому очередного посетителя не было. — Обыкновенное мясо! — Возвратился он на свое место. — И, как мне кажется, много… Видел свинину и говядину. Может, еще что есть… Но брехать не буду, так как глубоко не копал. Видел, что видел… — Какое мясо? — опешил Паромов. Он мог, что угодно ожидать в конце повествования Басова: ворованную продукцию, какую-нибудь технику, труп человека, наконец… Только не мясо. — Вот то-то и оно, что обыкновенное мясо. Свежее. Даже замороженное. Пригодное к употреблению, если специально не зараженное чем-либо, — стал уже фантазировать Басов. — Вот в этом вся закавыка и вся необычность! Если бы пропавшее, с запашком, с тухлятинкой — было бы понятно… а то отличнейшее мясо закопали. Непонятно! Я не стукач. Я в лагерях при отце всех народов товарище Сталине, Иосифе Вассарионовиче, отсидел и ни на кого ни разу не стукнул. — Наконец-то признался он о своей давнишней судимости. — А тут интересно: два дня лежит — и хоть бы хны… никто не дергается, не чешется… Вот и пришел к тебе. Интересно же: отчего и почему? — Да, задали вы задачу, — улыбнулся невесело Паромов. — Удружил, как говорится… — Вот и решайте, — собрался уходить Басов. — Вы — власть, вам и решать… Только обо мне, старике, ни гу-гу! А то за такой расклад и прибить могут. Мне и так немного осталось белый свет коптить… Я груз со своих старческих плеч на ваши молодые, полные сил, перевалил, и теперь дело вашей совести: давать дальнейший ход или не давать. Ну, будь здоров.